— Серёжа, — вздохнул устало Балу, — то, что Кабану Вини прострелит когда-нибудь ляжку, экстрасенсом быть не надо. Лёня достал всех своей крутизной и попытками взять под себя все скупки золота. А убивать его не за что. Пока… Согласен?
Сергей недоумённо пожал плечами.
— Ну вот! А про Макара и Костену… Вполне возможно, что у Викторыча есть претензии к Сане. Хотя бы по тому же самому «Леону». Они давно спорят… И ты об этом знаешь, и менты. Вот и закроют они его при малейшем случае. Если Макара завалят.
— То есть, вы мне не верите? — изумился полковник.
— Ну сам подумай, Серёжа. Как такому нормальные люди могут поверить? Ты ведь не баба Ванга, и не Кашпировский с Чумаком. Хотя те такой ерундой не страдают, а просто тупо рубят бабло.
— А зачем же я… Э-э-э… Справки писал… Левой рукой, блять…
— У тебя в голове что-то, Серёжа, перекрутилось после того случая в подворотне. И ты сильно хотел меня спасти. Ну как тебя не выслушать?
Полковник, наполняясь внутренним возмущением, попытался вставить слово, но «шеф» не позволил, быстро продолжив:
— Я тебе, Серёж, искренне благодарен. И, конечно же, приму соответствующие меры. Откуда ты про будущее покушение узнал, остаётся только догадываться, но, всё равно, спасибо. И тебе, и твоим информаторам.
Внутри Сергея словно лопнул передутый футбольный мяч. Боль вдруг исчезла. Всё то время, что он лежал в больничке, он сам себя накачивал, перемалывая и анализируя чужие «воспоминания о будущем». Теперь ему казалось, что он понял высший смысл «перестройки» и вынужденного прохождения России через период грабежа, насилия и создания местной «олигархии».
Полковник думал, что с помощью «шефа» и его покровителей он сможет выйти на высшие политические круги, а с их помощью и на будущего президента, о котором ещё никто, кроме него, Сергея, и очень узкого круга лиц, не догадывается. Но полковник знал, что этот человек уже есть и, судя по всему, уже готов занять место на «галере», название которой — Россия.
Полковник, напряжённо слушавший «шефа», подавшись немного вперёд и опираясь локтями на стол, вздохнул и откинулся на спинку кресла.
— Да и бог с вами, — сказал он. — Не верите и не надо.
— Не мучь ты себя, — говоря успокоительно, как для психически больного, проговорил «шеф». — Не думаю, что вы бы мирно разошлись, если бы видели друг друга. Я тоже знал Юрия и говорил с Мамаем, как и с тобой, ещё в девяносто втором. Он не понимал обстановки. Для него нет серого, только чёрное и белое, а так в этом мире не бывает.
— Не нет, а не было, — ввернул полковник.
— Чего? — не понял Балу.
— Нет его, Дмитрич. Не было для него серого, это ты прав.
На Сергея накатила печаль сразу всех его сущностей, зрение сошлось в маленькую точку и сомкнулось чернотой.
Полковник почувствовал запах нашатыря и очнулся, не понимая, где он. Перед глазами маячил оперативный дежурный. Кто-то, невидимый и находящийся за спинкой кресла, сильно тёр полковнику уши.
— Да хватит, ёпта! Уши оторвутся! — буркнул, скривившись от боли Юрий и потянулся руками к чужим рукам, но вынужден был схватить пустоту.
— Дык, реанимируем уже пятнадцать минут. Пульса не было. Сердце не билось. Скорую вызвали, — проговорил обиженно дежурный.
— Отменяйте скорую. Ну их на хер!
— Они уже выехали, командир!
— Отменяйте, говорю! Или кто-то из вас представится заболевшим. Куда мне с моими дырками?! Они же ментам сдадут. Всё! Всем спасибо! Все свободны! — сказал полковник так жёстко, что все вышли. Даже «шеф» тоже шагнул к двери, а потом усмехнулся и спросил:
— Мне тоже можно идти?
— Да ну тебя, Дмитрич! Не подъёбывай.
— Ты, Григорич, — снова заговорил через паузу «шеф», присев на кресло. — Тебе, наверное, точно, подлечиться надо бы. Пуля в сердце, это не хухры-мухры! Может к братьям китайцам отправить на пару недель?
Полковник скривился.
— Шумно у них. В Таиланд бы, но жарко там сейчас.
— Да-а-а… Сейчас везде жарко. А на севере ещё и гнус с комарами. У нас тут само то, но не для тебя. Если только в Австралию?
— В Австралию?! — мозг полковника зацепился за какую-то умную мысль. — А что? Это было бы «гуд». Но виза нужна.
— Мы тебе служебную командировку выпишем. Никитенко как раз замутил что-то с австралийцами. Вот и поедешь… Вроде, как представителем.
— Никитенко — это ВБТРФ, который?
— Он самый. Сам туда и едет. Очки перед акционерным собранием хочет заработать. Да, ты не вникай. Отдохнёшь недельку.
— Но ведь время «ч» приближается. Пять суток до… До события.
— До восемнадцатого? Да, нормально всё. Меры приняты. Наши нырнут, посмотрят, может кого выловят. А в воду я не полезу.
После приступа в голове у полковника была пустота. Краем сознания он отметил для себя перспективность поездки в Австралию вместе с директором крупнейшей в Приморье рыбодобывающей компании, но голова звенела от пустоты. Все мысли куда-то делись, однако он вынужден был сказать:
— У них может быть запланировано несколько вариантов покушения. Могут на катере подъехать, на моторном дельтаплане подлететь…
— Ага! На параплане, на квадроцикле, на надувном матрасе… Да ну тебя, Серёжа!
Балу хотел рассмеяться, но увидел помрачневшее лицо.
— Но мы все эти варианты учтём. Всех твоих ребят возьму в обеспечение. Всё, я пойду. Раз мы про Австралию договорились, поеду в Ролерс. Из своего кабинета порешаю по командировке. Всё! Пока!
— Пока! — махнул рукой полковник, скривив безразличную «мину».
Ему было абсолютно всё равно, чем будет заниматься его «шеф», если он пошёл «своим путём». Когда он остался один, Юрий заставил себя напрячь ум и снова потянуть на себя ворох мыслей, образов и событий, что роились в его голове с момента его пробуждения в Амурском Заливе. Ворох представлялся ему словно комок шёлковой пряжи с торчавшими из него нитями.
Вот эта нить — про банки и финансы, вот эта — про рыбацкие компании, вот эта — про нефтепродукты, вот эта про — энергетику.
— Ты чем занимался, Сергей Григорьевич? — сам себя спросил полковник, не опасаясь прослушки, но сущность Субботина-старшего не откликнулась.
Оперативный дежурный несколько раз приходил к нему ссылаясь на служебные вопросы, пока Юрий не убедил того, что чувствует себя хорошо. Они вместе с дежурной группой пообедали в общей столовой, где готовила мать одного из сотрудников и Юрий, попросив дежурного, чтобы тот не тревожил его хотя бы два послеобеденных часа, но разбудил в два часа дня. Потом полковник ушёл в свою комнату отдыха, лёг на заправленную верблюжьим одеялом постель, однако сон к нему не шёл.
Голова была пуста, кроме вороха мыслей о будущем в виде комка шёлковой пряжи. Именно шёлковой, потому, что ниточки были тоненькими-тоненькими. Мыслей о настоящем было мало и если он думал о чём-то насущном, мысли отражались в его голове эхом. Так, например, мелькнула у него мысль о его плече. Оно немного ныло после его сегодняшних выкрутасов. Мелькнуло, что-то типа: «болит», и в его голове несколько раз отразилось: «болит, болит, болит, болит». Четырежды отразилась и боль, синхронно дёрнувшись в его плече.
— «Да ну вас на хер!» — выругался мысленно полковник, и мысль четырежды отразилась в черепной коробке: «на хер, на хер, на хер, на хер».
Однако, к удивлению Юрия, и боль уменьшилась, почти исчезнув. И он даже почувствовал, как что-то коснулось его ран: его плеча, его сердца, лёгких. Полковник удивился новым ощущениям, поняв, что его ран коснулся тот комок, в котором хранилась память о будущем.
Потом полковник «увидел» себя — Юрия Мамаева, таким, каким он видел себя по утрам в зеркале: хмурым и небритым. Юрий протянул к его плечу руки и потрогал его, но боли не было. Потом увидел весёлого Субботина, державшего его сердце. Своё сердце. Увидел и понял, что давно спит.
Он проснулся, почувствовав, что его тронули за большой палец правой ноги.
— Командир, время, — сообщил оперативный дежурный.
— Ага, спасибо! — поблагодарил полковник «оперативного» и качнул согнутой в колене ногой, потянув тело за ней и таким образом сел, не опираясь на правую руку. Кровать стояла в левом дальнем углу. Сергей, как многие «спецы», был человеком суеверным, и специально так установил кровать, чтобы всегда вставать с правой ноги.
Правая загипсованная рука всё же дёрнулась, но боли в плече Юрий не почувствовал. Он залез под гипс, просунув туда палец, почесался и снова не почувствовал боли.
Полковник напряг ум, подумав о плече и запустил мысль: «болит». Мысль отразилась ещё четыре раза, но боли в плече не возникло. Наоборот, возникло ощущение лёгкости и силы. Силы в руке больше месяца находившейся обездвиженной. Юрий конечно грузил кисть статическими упражнениями, но ведь это фигня. И чесалось под гипсом так, словно ему туга насыпали негашёной извести. «Шутили» так некоторые в боксёрской секции перед отборочными на Россию, насыпая в перчатки конкурентам извести или стекловаты.
— Слушай, Дёма, давай срежем гипс? Чешется не могу, как. Потом, если что, снова забинтуем.
Дежурный возражать не стал, а сходил за ножовкой и ножницами по металлу и в пять секунд освободил полковника от панциря.
Глава 9
Ещё во время освобождения от ненавистной «брони» Юрий заметил, что его непроизвольные движения плечом не приносили ему болевых ощущений, а когда открылось место проникновения пули, то полковник просто раскрыл рот.
Он хорошо помнил то розовое безобразие стянутой швами кожи, закрывшее пулевое отверстие и помнил, как под его пальцами проминалось тесто из осколков и какой-то специальной регенерирующей пасты. Сейчас на месте ранения красовался похожий на цветок шиповника шрам, а под кожей Юрий нащупал обычную кость и верхнюю часть грудной мышцы, сросшуюся с восстановленной за два часа ключицей.
— Ух ты! — восхитился дежурный. — Везёт же некоторым! На мне долго дырки заживают…