— Хорошее дело. Давай и я туда подтянусь. Сегодня сможем оформить?
— Если будешь убедительным, красноречи…
— Я буду убедительным, — хмыкнул в трубку Сергей и Виктор проглотил конец фразы, поперхнувшись.
В трубке, явно прикрытой ладонью, послышалось тихое покашливание.
— В шестнадцать часов я там.
— Сколько можешь дать и под какой процент? — спросил полковник.
Они уже проплыли их стандартные разминочные «две по сто» и стояли в воде на ступеньке у тумбы. «Четыре по пятьдесят» звучало не по-русски, а как-то по-американски.
— На сколько?
— На три месяца.
— Сто тридцать годовых. Как другу. Для обычных клиентов — тридцать пять — сорок.
— Да ты охренел, друг! — воззрился на банкира полковник, у которого перед глазами, как на экране монитора, висела таблица средневзвешенных процентных ставок в тысяча девятьсот девяносто пятом году: доходность ГКО, депозитная ставка и ставка по кредитам. По месяцам.
— Вы же — солидный банк. Средневзвешенная годовая ставка сто тридцать, а в следующем будет сто пятнадцать. Так это средняя, Витя. У вас должна быть максимум сто двадцать пять. Или тебя за базар подтянуть? По дружески. Ты меня кинуть хочешь?
— Не кинуть, а заработать, — давясь нервным смехом, произнёс «друг».
— «Вот оно что, Семёныч! А Серёга тебя другом своим считал», — подумал полковник.
— Так! Я понял тебя правильно. Спасибо, что не отказал. Пойдём к настоящим друзьям. На твоём банке свет клином не сошёлся.
Сергей оттолкнулся от стенки бассейна ногами и поплыл кролем к противоположной тумбе.
— Да, стой, ты! — крикнул банкир. — Пошутить уже нельзя.
Но Сергей его не слышал. Полностью погрузив голову в воду, он восемь взмахов проплыл не вдыхая воздуха, а медленно, но гневно его выдыхая. Если сущность Юрия относилась к обману «друга» спокойно, то сущность Сергея кипела и придумывала способы мщения.
Сергей отмахал пятьдесят метров за рекордное время (не узнав, кстати об этом) и коснувшись ладонью стенки, одним махом выпрыгнул из воды и сел на край бассейна. Потом опёрся руками о пол и встал на ноги.
Соловьёв догнал Субботина только в раздевалке, потому, что тот не успел одеться, с психу даже не удосужившись вытереться. Футболка не лезла на мокрое тело скрутившись на спине.
— Да стой, ты, Серёжа! — плачущим голосом пытался остановить «друга» банкир.
— Да пошёл ты! — брезгливо отвернулся от него Субботин. — Как Скляра тебе на блюдечке с голубой каёмочкой и с десятью миллионами кредитных денег, так нормально… Спасибо, Серёжа, а…
Он не закончил.
— Да, тьфу на тебя.
— Ну, прости! Прости! Бес попутал! Серёжа!
Соловьёв, серьёзно, едва не плакал. Полковник, не смотря на псих Субботина, видел ситуацию, как бы со стороны.
— Отдай за сто, — сказал он неожиданно.
Соловьёв выпучил глаза и стоял несколько долгих секунд, делая попытки, но не умея вздохнуть. Субботин зло смотрел ему прямо в глаза и банкир чувствовал, как тонет в них. И глаза почему-то у бандита были синие-синие. Полковник ничего не придумал лучшего, как стукнуть «друга» по спине ладонью. Воздух с сипением вошёл в лёгкие и банкир закашлялся. Присев на скамейку, Соловьёв посидел некоторое время, тяжело дыша, потом прохрипел:
— Это ведь нулевой процент…
— Не нулевой, а минусовой. Снова меня надурить хочешь? Ладно, не ссы. Давай под два процента в месяц в банк и один лично тебе?
Соловьёв сглотнул.
— А сколько надо?
— А сколько дашь?
— На три месяца? — переспросил банкир.
У Соловьёва вдруг промелькнуло в глазах понимание.
— Ты в ГКО что-ли хочешь поиграть? Зря. Они подсдулись в июне-июле.
— В этом и в следующем месяце будут покупаться по сто четыре, в октябре девяносто в декабре снова сто четыре.
— Если купить в сентябре, можно навариться вдвое, — прикинул банкир. — А ты точно знаешь котировки?
Сергей скривился.
— Сорока из «Онэксима» принесла.
— «Онэксим» банк? Это серьёзно. Они главные игроки. Потанин рулит. Но… Не ссыкотно? Ты же никогда не был игроком. Тебя даже в бильярд по сотенной не заставишь играть, а тут вдруг: «Сколько дашь?». Они по миллиону ты знаешь? Облигации.
— Это, Виталя, номинал, а продаются они в полцены. Ты опять меня…
— Да, нет, — скривился Соловьёв. — Просто вылетело из головы. Ну да, номинал у них сегодня у нас шестьдесят. Цэбэ же сам не торгует. На аукцион выставляет и нас заставляет покупать. Мы уже с наценкой мал-мала.
— О! Мне без наценки, по дружбе, да?
— Ну ты совсем, Абдула! Задушить меня хочешь? Меня же уволят.
— Ты же знаешь закон, Витя: обосрался, так стой. Сам налип. И прощать я тебя не собираюсь. Это я тебе по дружбе процентную ставку назначил. Или ты наши проценты не знаешь? А у тебя уже троекратная ставка. Или ещё на чём-то хочешь меня нагреть? Нет? А если подумать?
Соловьёв тяжело вздохнул.
— Знаю я, Серёжа, про ваши ставки. А ГКО у нас по сорок пять идут. Мы продаём по цене центробанка. Нам только четыре десятых процента идёт.
— Ну вот видишь, какой ты молодец, когда тебя прихватить за… недоразумение твоё.
— Чёй-то вдруг «недоразумение»? — обиделся банкир.
Порешали, что Сергей возьмёт плюс-минус пятьдесят миллионов на три месяца, но не сейчас, а в сентябре. Почему плюс-минус? Так не понятно же, по какой цене будут продаваться облигации. Под внятную цену пятидесяти облигаций и возьмёт кредит. Лишние кредитные деньги, не обеспеченные смысловой нагрузкой, как известно, ведут к финансовым потерям.
Глава 10
— Я не пойму тебя, Серёжа. Ты, что, веришь в его бред про ясновидение будущего? То, что он написал, не выходит за рамки анализа. Твой, как его? Абдула? Или гонит, или казачок засланный. И не факт, что засланный нашими кураторами, которым мы «икру-крабы» возим.
— Думаете, кто-то третий пытается вклиниться в нашу схему?
— Да, легко! Там их, — губернатор показал пальцем вверх, — много, кто пока на вторых ролях. Да и мы, если откровенно, Серёжа, не знаем первых. Может быть вторые, это и есть первые? Я, лично, могу только догадываться откуда, или, вернее, куда уходят рычаги власти.
— Я даже думать об этом не хочу. Голова кружиться начинает, как представишь этот «Эверест».
— И не думай, Серёжа. У нас с тобой четко обозначенные задачи: Не дать другим раздерибанить государственное имущество. Особенно всяким там агентам иностранных разведок: Милошевичам и Фоксам. И мы, если откровенно, пока хреново с этим справляемся. Всё по низам отрабатываем.
— Но там-то тоже надо, Владимир Иванович. Братва совсем распоясалась.
— Сейчас УБОП закрутит гайки. Мы говорили с их начальником недавно. Они, хоть и замыкаются на свой Хабаровский главк, но оперативно подчиняются нашему краевому УВД. Хотя, прямо сказать, разговор был тяжёлый. Мент упрямый, как чёрт. Всё ему мерещатся мои связи с криминалом. А что мне делать было, если в «Востоке», когда я пришёл туда работать, было девяносто процентов бывших «сидельцев»? И между прочим, неплохие работяги оказались. Только терпеть не могли, когда я, поначалу, называл их мужиками.
Губернатор усмехнулся.
— Пришлось на собраниях обращаться: «народ». От слова «товарищи» они тоже морщились. Зато, какой порядок был!
Губернатор с сожалением вздохнул.
— А сам с бывшим секретарём Первомайского райкома дела крутит, а он, тот ещё прохвост.
— Владимир Иванович, а то, что Абдула про Гвинейскую золотодобычу знает…
Губернатор хмыкнул.
— Вот это меня и приводит к мысли, что он кем-то, — он снова ткнул пальцем в небо, — направляем. Ты же сам знаешь, какая там была золотодобыча. Сделали фирму. Продали оборудование и механизмы. И… Как бы мы по-другому легализовали золото, нажитое непосильным трудом? А так, под прикрытием вывоза оборудования, вывезли запасы. Ну, ты сам знаешь. Участвовал. Наш Пейлат попытался то оборудование реально заставить работать, но… Ты же помнишь, какие там условия: малярия, грязь, мухи, пчёлы. Да ну его нахрен, такое золото.
Мне мои люди и здесь пригодятся. Мы уже взяли два участка по Бикину. Тут самый сенокос начинается. Нечего нам в Африке делать. А кто-то хочет нас с тобой, Серёжа, отвлечь от наших территорий какой-то сраной Африкой. Там французы с англичанами. Ну их, Серёжа! Пусть с ними государство рубится.
— А я думаю, что это наш «Скорцени» тут проявился?
— Да. Ковыряется потихоньку.
— И, что делать будем с нашим Абдулой?
— Ну… Он не наш, а твой. Ты его брал под определённую работу. Он с ней справлялся, вроде как, неплохо. Как сейчас будет? Зачем он себя проявил в новом качестве, сам разбирайся, но с учетом того, что перед нами поставлены очень серьёзные задачи. Может быть, его лучше убрать.
— У него хорошая команда из бывших спецов. Без него, боюсь, она развалится. А Вини должен чувствовать «дыхание в спину».
— Вова землю роет? — усмехнулся губернатор.
— Да, нет. Не особо. Дерзкий немного. Но это у него всегда было. Однако… Долю в бизнесе хочет. Не устраивает его только «зарплата».
— Ну, это говорит о его уме и беспокойстве о завтрашнем дне. Пообещай. Дадим что-нибудь. Но не сейчас. Нам самим надо ещё определиться. Нечего ещё делить. Супчик пока только начал вариться.
— Боюсь, как бы он сам не начал рейдерство.
— Вполне в его манере. Может напрямую выйти на… Сам знаешь на кого. А они могут сыграть и двумя колодами. А то и тремя. Те ещё иезуиты. Хотя я их понимаю. Они уж точно, — играют по-крупному. Глобально, мать их так.
— Это вы о своём советнике? И о…
Балу показал сначала на левое плечо, потом на правое.
— Советник — просто глаза и уши. За ним реальные товарищи стоят. Я б, честно говоря, копался бы себе в песочке и горя б не знал. Завались эта рыбная промышленность и порты за медный ящик! Да заросло б оно всё говном и мелкой ракушкой.
— Зря вы так, Владимир Иванович. Мы ж у моря живём. Рыба, крабы, икра… Это ж какие деньжищи.