Говорили они тихо, но «молодёжь» напряглась, привычно услышав в интонации признаки «наезда».
— Пошли! — поманил рукой Лисицын.
— Я ж, только что с операционного стола.
— И это тебе мешает? — саркастически хмыкнув, сказал врач. — Пошли-пошли, не придуривайся.
— Грубый ты, — прокряхтел полковник, поднимаясь и нащупывая ногами тапки.
Они вышли из палаты и дошли до ординаторской.
— Просю, — открыв дверь и делая жест рукой, произнёс Андрей Юрьевич.
Полковник вошёл.
— Бить будешь?
— Посмотрим на твоё поведение, — ускорив прохождение другом дверей лёгким толчком в спину, хмыкнул врач и приказал. — Смотрись в зеркало!
Полковник с недоумением оглянулся на друга и перевёл взгляд на висевшее у двери зеркало.
— Мама дорогая! — произнёс полковник, машинально коснувшись волос на голове.
— Ты себе в глаза посмотри, — хмыкнул Юрич.
Полковник приблизил лицо к зеркалу и всмотрелся в свою радужку. Потом перевёл испуганный взгляд на Лисицына.
— Што это, Андрей Юрьевич?
— Это я у тебя хотел спросить. Ты, блять, перепугал всех наших медсестёр и врачей. У тебя… Ты видел свои раны?
— Ну…
— Гну! Мало того, что месячные заросли словно им года четыре, так ещё и свежая на глазах затянулась и превратилась в точно такую же!
— Да ну, на…
— Сам посмотри. Тебе нашлёпку из салфетки на лейкопластырь пришпандорили, кровью твоей смочив. Так, для приличия. Не гоже больному после огнестрела из операционной выходить абсолютно здоровым и чистеньким. Вся бы больница сбежалась. А оно нам надо?
— Не-е-е… Кузнец нам не нужен!
Полковник снова повернулся к зеркалу и ощупал своё лицо.
— Словно вас слили, — сказал Лисицын. — Что случилось, Серёжа?
Полковник посмотрел на друга.
— Или Юра?
— Я, честно говоря, теперь и сам не могу понять. У меня и в голове всё перемешалось. Я тебе расскажу всё, а ты уже решишь сам: съехала у меня крыша, или это по-настоящему.
Глава 11
Они с Лисицыным допивали вторую бутылку болгарского «Солнечного берега» и полковник думал, что надо послать бойца за третьей, ибо не брало. Они сидели в ординаторской из которой Юрий позвонил Галинне и предупредил, что сегодня не придет.
Галина, видимо, думая и занимаясь чем-то своим, коротко ответила: «Хорошо» и отключилась. Сначала Юрия это покоробило, но потом он облегчённо вздохнул и, положив трубку, сказал:
— Представляешь, с Галиной говорил. Хотел зайти к ним, денег передать.
— Я могу тебя отпустить. Съезди. Машина-то на стоянке.
— Да, занята она. С детьми занимается. Не до меня ей. Сейчас она одна. Хлопочет по хозяйству.
Лисицын хмыкнул и криво улыбнувшись, и едва заметно, «пробуксовывая», произнёс:
— А то она раньше не крутилась одна? Ей, думаю, не привыкать без мужика обходиться, так что не грузись особо. Она женщина крепкая и знала за кого выходила замуж.
Полковник посмотрел на друга чуть затуманенным коньяком взглядом, думая обидеться, но передумал.
Лисицын отвёл глаза от серых в крапинку радужек Субботина и в очередной раз нервно сглотнул. Он тонул в них и через несколько секунд визуального контакта у Юрича перехватывало дыхание. Но эти «глаза напротив» притягивали его взгляд снова и снова.
— Ты — словно девица на выданье, — хмыкнув, «подколол» полковник.
— А ты не смотри на меня, противный.
— Щас получишь!
Полковник только что добавил к своему повествованию о симбиозе трёх своих ипостасей и будущем, рассказ про то, что будет твориться в Америке, Европе и Украине с лицами нетрадиционной ориентации и про гейпарады в две тысячи двадцать третьем году.
И тут они заметили стоявшего в проёме двери дежурного врача.
— Бухаете?! — даже не возмущённо, а удивлённо спросил Швед. — Ты охренел, Юрич? Ты же дежурный хирург?!
— Да мы и одну ещё не допили, — показал Лисицын, пытаясь спрятать за ногой пустую бутылку. Бутылка покачнулась и упала, звонко звякнув о кафельный пол.
— Э-э-эх! — с сожалением на лице произнёс Швед, завистливо сглатывая.
— Ну… Ты же сам меня отстранил…
— Звоню, ищу. Девушек посылал. Я уже двоих прооперировал. Закрылись тут. Хорошо, у меня ключ есть.
— С меня причитается, Кость… Мы тут с Серёжей друга погибшего… поминаем.
— Не того, которого ты хоронил месяц назад? Из СОБРа?
— Его-его, Костя.
Они с полковником переглянулись.
— Я ведь его тоже знал. Встречались, когда его бойцов подранили. Он заезжал, беседовали.
Полковник помнил этот случай.
— Сильно он тогда за своих переживал. Молодцы ребята. Постоянно заезжали проведовать. Давайте и я за него… Наливай.
И он достал из глубокого кармана бутылку армянского «Наири».
Лисицын нырнул в стол за круглым бокалом тонкого стекла. Они с полковником пили из таких же. Константин Евгеньевич притянул к столу третий стул и, сев, поставил бутылку на стол.
— А если ещё поступят? — спросил Юрий. — Раненные…
Швед мило улыбнулся.
— Да, вроде, выработали на сегодня дневную норму. Ещё вечером тел десять привезут и ночью человек пять. А к тому времени и Юрич проспится. Да, Юрич? Ещё по грамульке и баиньки. Часов пять тебе хватит!
Юрич, как не странно, даже спорить с дежурным врачом не стал, молча поднял бокал, коснулся донцем стола и, выпив, поднялся.
— Время пошло, — сам себе сказал он и исчез за ширмой.
Пару минут из-за ширмы слышалась возня, потом сопение, потом мерное похрапывание.
— Всегда ему завидовал, — сказал полковник. — Засыпает мгновенно.
Швед молча смотрел на полковника. Улыбка так и не сходила с его лица.
— Это при вас, Константин Евгеньевич, меня зашивали?
— При нас, при нас, — смеясь, согласился Швед. — Что это вы, батенька, медсестёр наших пугаете? Предупредили бы, что сами справитесь.
Полковник, глядя на улыбающегося Шведа, тоже не смог удержаться и улыбнулся.
— Не знал, что так можно. Уже встречались с таким?
— Было дело. Не так, как у вас, но встречался мне один бывший морпех. Тот и у себя раны сращивал и у других. Почти мгновенно. Сам разрежет ножом ногу, сошьёт, а она минут через тридцать сама срасталась. Сам видел. Но у вас… Это супер. Давно практикуете?
— Не-е-е… Недавно. Первый опыт. Прошлые разы тяжело заживало.
— А сейчас, что-то пошло не так? — спросил, прищурившись Швед и потянулся к бутылке. — Я налью?
Полковник кивнул. Янтарная жидкость заструилась по стенками бокала.
— Ну, за здоровье!
— За здоровье, — поддержал тост полковник.
— Ты в нём уверен? — спросил генерал.
— Уверен.
— Что-то это мне напоминает шаманство какое-то.
Голос генерал-полковника Ломакина в трубке прямой связи слышался тихо, но чётко.
— Ты вышли материалы с рапортом. Мы подумаем. То, что ЦРУ и Ми шесть уже вовсю работают на Украине, — это известно. — И про Сороса и его птенцов информация тоже есть… Но чтобы они дошли до вооружённого конфликта с нами… Когда, говоришь, фашистский переворот у них случится?
— В две тысячи восьмом.
— Блять! Две тысячи восьмой! Это же через…
— Восемь лет.
— Уже скоро. Совсем скоро. А война, значит в две тысячи двадцать втором?
— Это первые фашистские выборы, Переворот в четырнадцатом. Тогда же наши Крым заберут и на Донбасе война начнётся.
— А наша война, значит в две тысячи двадцать втором? Что ж они так долго тянули?
— На Донбасе тоже разные люди живут. Кто-то хотел его отделения и от Украины и от России. Там же такие богатства! Я говорил со специалистами… Говорят, что там впадина на километров сорок заполнена осадочными породами. А в разработке пока, максимум, десять. И что там глубже никто не знает.
— Так значит? Хитрожопых везде хватает. У нас вон… Ладно! И что?
— Ну-у-у… Хотели самостийности, даже деньги свои выпустили. Туда один конторский попёрся с небольшой группой и захватил власть, рассчитывая потом возглавить республику. Тесть у него там… Но наше командование вовремя спохватилось и вывело иго из игры. Вот восемь лет и препирались, чья будет земля. А укры утюжили всё это время мирные города. Потом провели референдум о вхождении территорий в Россию, и наши в феврале двадцать второго начали спецоперацию.
— Запорожская, Херсонская, Донецкая и Луганская? Это круто!
— Круто-то круто, но тяжело идет. За эти годы воспитаны миллионы фашистов. Американцы подготовили сотни тысяч бойцов, выстроили оборону, компьютерную систему управления боем.
— Это ещё, что за зверь?
— Модифицировали технику, напичкав её электроникой. Можно на танкахнарисовать звёзды, а система свой-чужой не даст стрелять по своим. И даёт танкам координаты противника.
— Откуда они берут эти координаты? Разведка? Спутники?
— Не только. В основном — загоризонтные радио и звуковые локаторы нового поколения.
— Хрена себе! Я аж вспотел.
— Вспотеешь тут, когда вся техника под единым контролем и управлением. Главное, что в танках видят всё поле боя. На мониторе.
— Локаторы в танках?! Охренеть! Это даже не локаторы, а просто, как активная карта с постоянно меняющейся обстановкой. Там ещё и микровертолёты будут использоваться.
— А это что за чудо?
— Маленькие, чуть больше ладони вертолётики, как детские игрушки, с видеокамерами, передающими изображение на пульт управления боем. Могут нести малые взрывные устройства и сбрасывать их на противника.
— Ебануться… — не выдержал психологической нагрузки генерал ГРУ. — Такое хрен выдумаешь! Значит твой сотрудник уникум?
— Не знаю. Главное, что он сильно… Как это сейчас стали говорить… Замотивирован.
— Что это за слово такое?
— То есть у него есть… э-э-э… стимул. Застимулирован.
— Чем это он у тебя застимулирован?
— Считает, что должен работать втрое больше прежнего. За себя, как говорится, и за того парня.
— Ну, это — двое, а третий кто?
— Я не говорил вам… Он считает, что не просто знает будущее, а что в него вселился дух его самого, прожившего до двадцать третьего года и погибшего в декабре… э-э-э… того года.