— Соединённые штаты не парятся на счёт своего долга, — сказал Юрий и подумал: «И не будут париться».
— Ой, Серёжа, не начинай своё экономическое словоблудие. У нас с тобой более прозаические цели. Хотя, тоже экономические. Твои бойцы едва не пострелялись с Пуховскими. Вини пришёл в Роллерс уже девятнадцатого и попытался наложить руку на кассу, но был остановлен охраной. Дарыч отказался запускать его в закрома, объявив ревизию. В здании обошлось без стрельбы, но на следующий день на сходке возле театра «пуховские» рванули «эргэшку»[18], закатив её под стоявшего на парковке «Крузак» Балу, и разбросали пару сэшек[19]. И пока сторонники Карлова очухивались, наваляли им писдюлей. Пятеро в больничке двое без вести пропали. Твоих там не было.
— Весело живёте.
— Живём, хлеб жуём, — проговорил, засовывая в рот чёрствую корочку Ковалёв.
Закуска кончилась. Пить расхотелось. Юрия вдруг «стукнуло».
— Так это… Карлова же… того…
— Чего «того»? — недовольно переспросил Ковалёв тоном Василия Алибабаевича.
— Того, «того». В девяносто восьмом замочат.
— До девяносто восьмого ещё дожить надо. И это, Серёжа… Хорош «ванговать».
— В смысле? — удивился Юрий.
— Предсказывать события хорош. Поигрались и хватит. Вроде же отпустило тебя?
— В смысле? — ещё больше удивился полковник. — Ты мне не веришь?! Я же отгадал дату убийства Балу!
— Серёжа, блять, про убийство Балу ты знал! И планировали мы его с тобой именно на восемнадцатое августа. Хватит уже, а? Или тебя в больничку отправить? Не пугай ты меня. На тебя столько дел завязано было, а теперь ты ещё сам на себя взвалил столько, что хрен унесёшь.
— Как, планировали? — Юрий сидел и хлопал глазами.
— А так, блять! — грубо рявкнул Иваныч. — Вот тут, блять, сидели и вот за этим, блять, столом, — он похлопал по клеёнке в клеточку, — планировали.
Полковника «прибило» к стулу. Он сидел опустив плечи и свесив руки между колен. Корпус его наклонился вперёд. Казалось, он сейчас упадёт на стол.
— Э-э-э… Ты чего? — забеспокоился начальник ГРУ и встав со стула подошёл к Сергею.
Он положил ему ладони на плечи и выровнял тело, облокотив на спинку стула. Юрий сидел охреневший.
«Так значит это всё бред? — подумал он. — И воспоминания будущего?»
Юий тупо смотрел перед собой на пустой стул.
«А где Иваныч? — подумал он. — Ушёл?»
— Э-э! Не падай, — услышал он голос друга и провалился в темноту.
Юрий очнулся от запаха и шкворчания яичницы и не понял, где он находится. Глаза смотрели в неровный беленный потолок на котором висел чёрный «патрон» с лампочкой на шестьдесят, от силы, ватт. Левый локоть упирался в такую же белёную стену. Полковник лежал одетым. Он был абсолютно трезв.
— О! Живой! — раздался голос Ковалёва. — Я же сказал, жарь сало с яичницей, а ты всё: нашатырь, нашатырь. Аптечки нет… На яичницу с салом весь Кандагар сбегался. Жарили в здоровом, таком, казане. Да с овощами.
— Да, баранинки туда, мелко поструганной, — цыкнув зубами, поддержал старческий голос держателя явочной квартиры.
— Садисты, — пробормотал Юрий, поднимаясь. В голове шумело, но не от выпитого.
— Отошёл? — ухмыльнулся Ковалёв.
— Не дождётесь, — буркнул Юрий. — Вот Макара и Захаренко стрельнут, тогда поймёшь, «вангую» я, или нет.
Ковалёв насторожился.
— Настаиваешь всё-таки? Ты, Семёныч, это…
— Понял. Яишенки оставите?
— Оставим-оставим, не волновайся…
Ветеран разведки вышел.
— А, ну тебя. Думал, что поверил мне, а он…
Юрий махнул рукой и продолжил пренебрежительно:
— Придуривался…
— Да, не придуривался! Не придуривался, я! Но, сам посуди…
— Да, ну тебя. С кредитом хоть не развёл?
Ковалёв откинувшись на спинку стула укоризненно посмотрел на друга.
— Всё-таки, подозреваемый, продолжаете держаться своих показаний?
— Линии поведения, — поправил Ковалёва Юрий.
— А кто убьёт Захаренко, тебе известно?
Юрий покопался в чужой памяти, неожиданно просветлевшей с какого-то времени, и сказал:
— Известно. Осуждён будет Брехов, но там, честно говоря, хрен поймёшь. И соучастник исполнителя будет и даже организатор — Степаненко. Он-то и покажет на Брехова.
— Брехов? Это, который в Приморрыбпроме? Как и Захаренко? Тот, с кем они судятся?
Юрий кивнул.
— А Степаненко, это ещё, что за тип?
— Очень интересный тип. Руководитель местного отделения «Русского Национального Единства».
— Баркашовцы, что ли? Так они же под конторой! Ни хрена себе! Брехов с Баркашовцами?!
— Вот и думай, кто поляну зачищает. Суд, кстати, и акции у Брехова конфискует и передаст администрации края.
— А, что тут думать? Захаренко — это нам будет «ответка» от «смежников», за шефа твоего придёт. Они сильно с Захаренко рубились. А с акциями Брехова ловко, да-а-а… Тридцать процентов?! Думаю, подставили Брехова. В смысле… Подставят… Для того, чтобы акции отобрать. У Приморрыбпрома столько добра!!!
— Балу конфликтовал с Захаренко? Не знал. И что делать будем? Захаренко защищать?
— Не-е-е… Не будем. Нам ещё не хватало со «смежниками» начать стреляться. Против них мы не выдюжим. Контора в фаворе. Придётся Захаренко, и Карлова им отдавать. Погорячились мы с Балу… Да-а-а… Если ты не выдумываешь, конечно.
— А Макар-стрелянный?
— Тот возомнил себя «положенцем». С «комсомольчанами» бодается. За ним давно воры охотятся. Его ещё в тюрьме хотели на перо посадить, но отбился. Каратист, мать его. Потом с ментами договорился. В нормальную хату перевели. Морозова помогла. Но по Уссурийску ходит слух, что пасут его. Он в своём кабинете и ночует в последнее время. Через неделю, говоришь его кнокнут?
— Ну, да…
— Макара-то хрен с ним, а вот Захаренко с Карловым жалко. Мы рассчитывали на них.
— Так спрячьте…
— А на хрена они нам «спрятавшиеся»? Карлова-то заменить можно, но смысл? «Они» уберут любого, кто не в их обойме.
— Но, смотри…
Юрий снова пересел за стол.
— Всё? Не грохнешься в обморок?
— Это был голодный. Договаривались же… С меня пойло, с тебя закусон. А ты, блять, четыре яблочка и засохшую корку хлеба.
— Что придумал-то? — спросил начальник ГРУ, не обращая внимание на претензии. — Излагай.
— Придумал? Да не-е-е… Так, мысли вслух, — скривился Юрий и подхватил вилкой ещё шкворчащий шмат сала.
— Язык не обожги, — предостерёг начальник ГРУ. — А то придётся в письменном виде…
— Хген тебе, — сказал, цепляясь в сало зубами, Юрий. — У гас гготка гужоная. Саго мы… А-а-а… Кайф.
Какое-то время ели. Потом Юрий отложил вилку.
— Балу убили? Убили. Я «своё руководство» об этом предупреждал? Предупреждал. И Балу, и самого… Сейчас, если губернатор, как ты говоришь, под конторой, меня должны в оборот взять. В бабушку «Вангу» они тоже не поверили, и не поверят. Значит, будут искать мои связи с тобой. Они про них знают, как ты думаешь? Ведь ты же сам сказал, что ваш интерес в смене власти в Роллерсе проглядывается.
— Вряд ли. Слишком уж ты одиозная фигура. Думаю, что увязать такого отморозка, как ты, с какой-нибудь госструктурой, они не додумаются. А наше с тобой знакомство… Так я всех бывших ГРУшников приглашал для беседы. Вон, с Юриком Мамаевым мы часто общались. Только не говори мне сейчас о вашем симбиозе! Не верю! Всё, отстань! Считай, я так психику берегу!
— Да ладно тебе… Не буду. Дальше говори.
— Ну… Ты ведь, действительно, «ванговал» про убийство упорно. И тем более, что даже под пытками, ты скажешь, что это тебе во сне привиделось. Скажешь, же?
Юрий подумал.
— Наверное скажу.
Ковалёв тоже отложил вилку и задумчиво посмотрел на Субботина и сказал.
— Америкосы полиграф привязали к персональному компьютеру.
— Слышал. Китайцы меня за него пытались посадить. Прямо там, в ресторане, представляешь? Ноутбук у них был с собой. Аж с триста сорок восьмым процессором! Но не поддался я…
Ковалёв остановил рукой Юрия.
— Мы такой схитили в Японии. Там наш агент в институте работал. По обмену. Компьюторщик. Русский. Вот он и спиз… Схитил и уехал. Хочешь, тебя проверим, прежде, чем фэбэрам отдавать?
Юрий «вспомнил» будущее Субботина старшего, где без полиграфа ни одна уважающая себя фирма персонал на работу не брала, и согласился.
— Почему, нет? Давай.
— Ну, тогда, дома тебе показываться никак нельзя. Ты по какому паспорту прилетел? — вроде как невзначай спросил Ковалёв.
Юрий хмыкнул.
— По резервному.
— Кто дал, не спрашиваю… И так понятно — китайцы. Ты хоть русский?
— Да, Иваныч, русский и этим очень они меня удивили… Да и вообще…
— Ну… Потом в отчёте почитаю. Паспорт сдашь потом. Я тебе другой дам.
— Почитаешь-почитаешь, — хмыкнул Юрий и покачал головой. — Вот кого мы, вряд ли, когда перехитрим, так это китайцев. Такую многоходовку, что они со мной учудили, надо изучать в университетах на последних курсах. А они её на раз-два-три провернули.
— Ну… Опишешь-опишешь… Я уеду сейчас. Ты сможешь в гостинице устроиться? По своему китайскому?
— Почему нет. Я по нему целый москвич.
— Вот и хорошо, гражданин москвич. Я сейчас уеду, а минут через десять подъедет частник, он тебя отвезёт в гостиницу «Приморье». У них там есть места. Куча народа съехала. Сентябрь, бля… Школа разъехалась с мамашами… А завтра тебе позвонят, приедут и проверят… Ха-ха-ха… И узнают… Как ты выжил, как ты спасся? И на чью разведку работаешь?! — последнюю фразу Ковалёв сказал улыбаясь, но жёстко.
— «Хрен вы угадали, — подумал Юрий. — Я и не такие компьютеры обдуривал. У самого служба безопасности с полиграфологами была».
Как теперь знал Юрий, Субботин старший любил проверять работу службы безопасности на себе и на своих сотрудниках, заодно проверяя их на мелочах. И тестировали безопасники технику на нём тоже. А Субботин тестировал тестировщиков. Любил, короче, Субботин полиграф.