— Да? — спросил Лисицын и прищурился. — Я взялся тебя вести. Борисыч разрешил. Не против?
— С чего бы я был против? Только ты не мучь меня своими приходами. Нормально уже всё. Стабилизировалось.
— Это ты своими экспериментами организм раскачал. Я предупреждал тебя, чтобы не лез в вегетативку. Центральную можешь сколько угодно ковырять своими медитациями, а вглубь не лезь, Серёжа. Это я тебе, как доктор доктору говорю.
— Не лезу я никуда! Отстань! Сам не лезь, куда не надо! — сгрубил другу Мамаев и добавил одними губами. — Не пали малину.
Лисицын хмыкнул, и улыбнулся.
— Тут к тебе твои ломятся. За дверью стоят. Пустить?
— Одного, пусти.
— Ну, хорошо. Отдыхай. Витамины покапаем. Лекарство капать пока не будем. Понаблюдаем за давлением. Одноместную тебе сделаем к вечеру. За охрану я договорюсь.
— И хорошо.
Лисицын встал и вышел из палаты, в которую тут же вошёл коротко стриженый парень лет тридцати, одетый в классические брюки и рубашку с коротким рукавом. На ноги у него были надеты хорошо начищенные туфли чёрного цвета. Субботин заставлял своих подчинённых придерживаться классического стиля одежды.
— Как здоровье, командир? Заставил за тебя поволноваться.
— Всё в норме, Саша. Думаю, дня через три сбегу. Как у нас? Слышал, воюем?
— Да, так… Убитых, раненных нет. Синяки, шишки не в счёт.
— Ну, и хорошо. Приносить ничего не надо. Посижу на больничном рационе. Рацию мою захватил?
— Ага.
Охранник протянул «Кенвуд» Мамаеву и положил на тумбочку чёрный пакет.
— Тут зарядная станция и гарнитура.
— Сразу включи станцию в розетку. Рация будет на моём канале стоять. По пустякам эфир не засоряйте.
— Это понятно. Может охрану выставить?
— Обязательно. Работаем по схеме «охрана вип». С Андреем Юрьевичем согласуйте. Он утрясёт с руководством больницы. До вечера я здесь полежу, потом в отдельную палату переведут.
— Понятно, командир. Мы уже включились по этой схеме. Юрич в курсе.
— Ну и ладно. Всё. Работаем…
— Работаем…
Капыш не любил, когда его «елозят лицом об стол». Но сегодня был такой день. Раздражало то, что губернатор делал это хоть и улыбаясь, но с явным удовольствием.
— Да, развели вас, как лохов, майор. Вы почему не контролировали эфир? Мне доложили, что борт за тридцать минут до посадки оповестил землю о «чэпэ». И фамилию пилоты озвучивали.
— Да, кто знал-то? — скривившись, вопросил Капыш.
— Майор, ты охренел? — удивился губернатор. — А кто должен был знать? Я?
— Да, ладно вам, Евгений Иванович. Что меняет его госпитализация?
— Не понимаешь? — улыбнулся губернатор. — Его сейчас накачают лекарствами и полиграф ваш… Это если накачают… Но ты сам говорил, что парень занимается психотехниками. И хрен мы, что про него узнаем.
— Кольнём сыворотку — расскажет всё.
— Блять… — развел руками губернатор, вроде как обращаясь к кому-то постороннему. — Он не понимает. Он нам нужен лояльным. Ты понимаешь? К нам лояльным! Таким, каким он был. Не важно, бредит этот Субботин, или нет, но он попытался нас предупредить об опасности. А если ты его насильно уколешь, его иллюзии рассеются. Читал про волшебника изумрудного города? Очки снимет и писдец.
— Можно чаем его опоить… Специальным. Эффект слабее, но тоже…
Губернатор с сожалением посмотрел на Капыша и вздохнул.
— Вот, если тебя опоить таким чаем — я, кстати испытывал его на себе — ты поймёшь, что тебя опоили?
Капыш понурился.
— Пойму…
— А он, значит, нет?
— Так, что делаем, то? — озлился Капыш.
— А всё уже, — развёл руки губернатор. — Обошёл он вас, просчитал. Не хочет с вами общаться. Буду сам править. Отстаньте от него, но наблюдение не снимайте.
— Это, как это?
— А так! Наблюдайте издалека. Интерес свой обозначьте прямо. Завтра же посетишь больницу и скажешь, что я интересуюсь его здоровьем. Что хотели прямо из аэропорта пригласить его в администрацию для разговора со мной. Дескать, вопросов много появилось в связи с гибелью Бауло. Что присмотришь за его безопасностью, пока он в больнице будет находиться. Скажи, моё приказание исполняешь. Беспокоюсь, дескать. Со всем, каким возможно, уважением разговаривай. Но без заискивания. Тоже почувствует. Я знаю его. Он мне охрану обеспечивал несколько раз. Всё понял?!
— Понял, Евгений Иванович.
Евгений Иванович и сам себе не мог объяснить, зачем ему больной на голову бандит? То, что тот «сдвинулся по фазе», было очевидным. Наздратенко наблюдал подобные случаи на прииске. От тяжёлой, монотонной работы, в удалённой от «цивилизации» глухомани обычно срывало с катушек «первоходок». Так называли новичков, тех, кто устраивался в бригаду золотодобытчиков впервые. Случайных людей старались не брать. Только по рекомендации своих, или начальства.
В данном случае Евгений Иванович первопричиной срыва видел конфликт бывших сослуживцев. Один из которых ушёл работать в милицию, а другой стал защищать частный бизнес незаконным путём. В любом другом случае Евгений Иванович забыл бы о существовании «экстрасенса» на второй день. Однако его смутили прослушанные им записи разговора этого «бойца» самим с собой в первые часы после операции. Можно было предположить, что именно в это время в его голове и произошёл «сдвиг». В последующие ночи раненный сам с собой не разговаривал, а лишь постанывал.
А вот первые часы записи «бреда» напугать могли кого угодно. Раненный спорил сам с собой двумя разными голосами с разным тембром и эмоциональной окраской. Могло показаться, что беседуют и спорят два разных человека. Это если не знать, что человек в палате был один, то — да. Сначала один «собеседник» извинялся, что убил другого, а другой крыл первого матом. А потом вдруг роли поменялись кардинально: первый стал ругать второго, что тот занял его тело, а второй извиняться.
Причём, если голос первого «собеседника» Евгений Иванович знал, — это был голос охранника Сергея Баулы — то голос второго ему был совсем не знаком. Тогда не знаком. Потом Капыш дал ему послушать старую запись своего разговора с командиром милицейского СОБРа и всё встало на свои места. Вторым «собеседником» в бреду Субботина был убитый им Мамаев Юрий Иванович.
Евгений Иванович не стал исключать вероятности прозрения бывшего спецназовца ГРУ ещё и потому, что сам был однажды дарован свыше предсказанием будущего, которое сбылось на все сто процентов. Губернатор не был мистиком. Но так случайно произошло, что его бригаде, пробивавшей зимний путик к новому участку, на берегу небольшой речушки повстречался отшельник-старовер, землянку которого они разрушили трактором, проехав по ней, не заметив.
Самого отшельника в землянке на тот момент не было. Оказалось, что старик знал, что именно сегодня его жилище будет разрушено и он просто стоял на льду замерзшей реки и ждал.
Об этом отшельник сказал Евгению Ивановичу и намеревался уже уходить, но был остановлен ошарашенными случившимся мужиками.
— Ты, мужик, не дури, — обратился тогда к отшельнику Евгений Иванович. — Мы твой дом разрушили, мы и восстановим. Делов то с нашей техникой тебе землянку выкопать?! Или может тебе избушку срубить? А сегодня с нами переночуешь в вагончике.
Старик ничего тогда не ответил, но ночь с ними переночевал и еды не побрезговал.
Глава 25
Вечеряли подстреленной по пути кабанятиной да гречневой кашей, приправленной жареным луком, оставшейся с обеда. Старик и сам ничего не спрашивал, и на расспросы любопытствующих старателей не отвечал. Он молча поедал жареное мясо и кашу, тут же запивая сладким чаем.
От старика исходил лёгкий мускусный дух немытого тела, сдобренный ягодным ароматом «земляничного мыла». Это странное сочетание запахов, подтолкнуло Евгения Ивановича на «некорректный» вопрос. Бригада сама уже не топила баню третьи сутки и смердела изрядно, хотя утреннюю гигиену все исполняли исправно.
— Чем от тебя… э-э-э… так пахнет? — спросил старика начальник будущего прииска.
Дедок облизал ложку и, положив на стол, поднял глаза на Евгения Ивановича.
— Што, смерю? — криво усмехнувшись, спросил отшельник.
— Да, нет… Я бы сказал, что наоборот, — тоже хмыкнув и улыбнувшись своей располагающей улыбкой, ответил будущий губернатор. — Ягодами пахнешь.
— А-а-а… Понятно. То уксус ягодный. Настаиваю землянику, малину с мёдом. Бродит, да закисает. Вот им и обтираюсь. Без уксуса загнил бы давно.
Одет дедок был в одежды из шкур, и похоже, что прямо на голое тело.
— Понятно, — сказал Наздратенко, удивлённо дёрнув головой. — А вот ты сказал, что заранее знал, что мы твою землянку разрушим и поэтому вышел, и ждал. Как это?
Старик с сожалением посмотрел на пустую миску.
— Да, то дело не хитрое… Ведаю, что было и что будет. С малолетства этот дар у меня. Да непосильным тот груз для меня оказался. Не смог его унести. Оттого и от людей сбежал, как повзрослее стал. Убить хотели. Колдуном называли.
— Про всех ведаешь? — спросил с намёком Евгений Иванович.
Старик вздохнул.
— Про себя хочешь узнать?
Наздратенко поджал нижнюю губу, помолчал и, хмыкнув, добавил:
— Хотелось бы…
Старик глянул из-под лобья на смотрящего на него снисходительно молодого ещё начальника, помолчал немного и сказал:
— Вижу, жить долго будешь и богатым будешь… Если с выбранного пути не свернёшь. А если за людей постоишь, то правителем земли этой станешь.
Евгений Иванович, услышав предсказания, похожие на цыганские, про себя усмехнулся.
— Не веришь? — спросил старец, заметив во взгляде собеседника скепсис.
— Что значит, «с выбранного пути не свернёшь»? — спросил Наздратенко, не отвечая.
— То и значит… Чем сейчас занимаешься?
— Золото добываем.
— Вот и добывай. Не гонись больше ни за чем. Ни за славой, ни за властью. Всё само к богатству приложится.
— Прям-таки и к богатству? Мы на государство работаем. Особо не разбогатеешь.