— Помню.
— Готов?
— Готов.
— Хорошо. С Сан Санычем ты знаком. Да и его технологии допроса тебе известны. Не все правда. Он говорит, что ещё ни разу весь свой арсенал не использовал.
«Шеф» склонился над Сергеем и заглянул ему в глаза.
— Может, передумаешь и сразу сознаешься?
— Ты знаешь, Дмитрич, я сегодня с утра лежу и думаю: «Надо, не надо?». Перебирал все «за» и «против». Про проверку методами Сан Саныча тоже думал и её не боюсь. Ну, и обиды на тебя не буду иметь. Понимаю, что ты вынужден это делать. Ничего личного, да? Но… Дело ведь в том, что о том, что именно семнадцатого августа приедут от Джема, я ниоткуда узнать не мог. Они и сами-то об этом ещё не знают.
— Тут ты не прав, — перебил его Балу. — они сообщили, что приедут «отдохнуть» в середине августа ещё в первых числах июня. Просили организовать купалку и нырялку. И об этом не все, но знают. А если знают двое, знает и свинья.
Балу хохотнул удачному применению известной фразы из фильма «Семнадцать мгновений весны», сказанной Броневым в образе шефа гестапо Мюллера.
— А знаешь откуда пошла эта поговорка? — спросил Юрий.
Балу вопросительно дёрнул головой.
— Из Шекспира. В Ромео и Джульете кормилица Джульеты спрашивает Ромео: «Надежен ли слуга ваш? Говорят — тогда лишь двое тайну соблюдают, когда один из них ее не знает».
— Удивил, — сказал, хмыкнув и качнув головой Балу. — Но я уже даже привыкаю к ширине твоих познаний.
— Нас хорошо и правильно учили.
— Ну, ладно. Ты не договорил, кажется. Есть ещё аргументы в вашу защиту, подследственный?
— Есть чуть-чуть. Середина августа — это пятнадцатое. Поедут они на машинах, а не на поезде, поэтому билеты заранее покупать не будут, а я называю точную дату их приезда. Могу даже назвать по именам всех тех, что приедут.
— Это может быть информация от твоих бывших сослуживцев. Или… Да мало ли от кого?!
— Согласен. Но я преследую одну единственную цель, — уберечь тебя от смерти. Подготовься. Пошли под воду своих людей на подстраховку. А лучше, моего спеца вместо себя. Пусть возьмут живыми. В будущем, убийство тебя осталось не раскрытым, а очень хочется узнать заказчика.
— Тут, как шутят следаки, главное в процессе следствия, — не выйти на самих себя. Ты ведь мог сам устроить покушение? Мог?
— Мог. Но тогда, значит я должен быть в сговоре с кем-то из твоих ближних.
— Не-е-е… В Карбове я уверен, а вот двое других…
— А вот я бы не исключал твоего кассира из списков подозреваемых. Но, тоже думаю, что это не он.
— А кто?
— Скорее всего «комсомольчане». Но это только догадки, ты понимаешь…
— Да ни хрена я не понимаю, Серёжа, — взвился «шеф». — Ты тут такую пургу метёшь, что шуба заворачивается! Ты бы слышал себя со стороны: «В будущем, убийство тебя осталось не раскрытым…». Охренеть! И ты так спокойно об этом говоришь?
— Я уже свыкся. На то, что покушение на тебя готовят в Комсомольске, говорит то, что в сентябре будет покушение на Макара Стреляного. У него в «Леоне». Стрелявшего поймают через два месяца.
— Что?! Вот, блять!
Балу подошёл к окну и включил вентилятор. Он немного постоял под струёй тёплого воздуха и не удовлетворившись, взял пульт от кондиционера, лежащий на прикроватной тумбочке, и включил.
— Чем ещё порадуешь? — проскрипел зубами «шеф».
— К сожалению, из событий, которые произойдут в ближайшее время и к которым меня нельзя «присоседить» знаю немного. Это, ведь, в основном, новостные сводки…
Полковник помолчал, прислушиваясь к мыслям.
— Первого августа банкира, председателя президиума объединения «Круглый стол бизнеса России», отравят сильнодействующим нервно-паралитическим веществом, который на несли на мембрану телефонной трубки. А второго августа и его секретарша кони двинет.
— Что за банкир?
— Грузин какой-то… Кивелиди. Умрёт четвёртого августа.
— Кивелиди — серьёзная фигура! Что ещё?
— Ты, Дмитрич, прослушку точно отключил?
— Отключил-отключил. Продолжай.
Ещё до начала пересказа своего сна полковник попросил отключить прослушку палаты. Балу удивился, но своим телохранителям приказал отключить и находиться там же, чтобы не включили. Оказывается, он и вчера так делал.
— Тринадцатого августа в Свердловске Россель выборы выиграет, во втором туре.
— Твои бы способности, да год назад. Можно было бы «приподняться» на «чёрном вторнике».
— В девяносто восьмом подниметесь. Дефолт будет.
— Сука! И слова-то какие знает! — схватился за голову Балу. — И, что будет в девяносто восьмом?
— Во-первых, уберут три нуля на деньгах. Во-вторых отпустят курс доллара. За год курс с шести рублей поднимется до двадцати.
— Погоди-погоди… Не торопись. Что там про дефолт?
— В ГКО вкладываетесь?
Балу скривился, но не ответил.
— Да, ладно, колись! Все вкладываются… Так вот, дефолт в девяносто восьмом объявят именно по ГКО. Но чему тут удивляться, это ведь обычная пирамида, как Эм Эм Эм, или Манчжурия с Властелиной, только государственная. И там, и там одни игроки. Во Властелине первыми тоже были люди из правительства, Чубайс, например. Он и ГКО покупает. Только свои деньги инициаторы из обычных пирамид уже давно вывели. Попали обычные граждане. Так и с ГКО будет. Государство собирает шальные деньги. Сейчас, когда Ельцин баллотируется на второй срок, минфин, с его подачи, повысил доходность облигаций и разрешил их покупку иностранцам. В первые месяцы девяносто шестого года доходность долговых бумаг поднимется до ста процентов, а за месяц до выборов возрастёт до двухсот пятидесяти. Так что покупать облигации надо сейчас и много, причём всех номиналов: двенадцати, шести и трёх месячные. А потом всё. В октябре девяносто седьмого в Юго-Восточной Азии разгорится экономический кризис. Цена на нефть в девяносто восьмом упадёт до девяти долларов за баррель, долгов по обязательствам четыреста сорок миллиардов рублей, а доллар шесть рублей. Вот и отпустили. Отпустят.
Сергей во время «экскурса в будущее» закрыл глаза, но вроде даже и не вспоминал, а читал. Слова из него лились ровно и не эмоционально. Балу смотрел на подчинённого с ужасом и понимал, что такое чудовищное коварство на государственном уровне выдумать сложно. На это способны единицы, у которых не голова, а ГОЛОВА, а никак не лежащий перед ним с пробитым сердцем и лёгкими бывший спецназовец ГРУ. Не только выдумать такую каверзу сложно, но и представить, что само государство намеренно кинет миллионы трудящихся, заработавших, как он, например, свои деньги потом и кровью. И своей кровью, между прочим. Такое даже представить трудно.
В кармане «шефа», что-то щёлкнуло.
— Диктофон? — спросил полковник. — Правильно. Переворачивай плёнку.
— Там реверс есть, — «успокоил» Балу.
Полковник хмыкнул.
— Тогда продолжим.
Полковника пытали больно, но не долго.
Сан Саныч знал незнакомые полковнику болевые точки и Юрий пополнил свой арсенал физического допросного воздействия. Психологически на него пытался воздействовать не известный ни Сергею, ни Юрию гражданин, который после трёх сеансов пропал и больше не появлялся.
А вот Сан Саныч испытывал Юркино терпение целых пять дней и эти дни для полковника слились в сплошной сгусток боли. Более мучительным было даже не сама боль, а её ожидание. Измученные электротоком нервы дёргались после окончания экзекуций по несколько часов.
Честно говоря, Сергей был выносливее Юрия, и это помогло «обоим». Ни тот ни другой не хотели «упасть в грязь лицом» друг перед другом, и когда отключался от боли первый, терпеть начинал второй.
После обеда пятого дня допросов не было, а вечером «шеф» пришёл не один. Увидев второго вошедшего полковник даже не удивился.
После обоюдных приветствий, гости по-хозяйски расселись на стульях.
— Тебя больше не будут мучить, Сергей. Нет смысла ломать нужного человека. Вскоре всё проявится. Ты, действительно, озвучил события, на которые ни ты, ни твои друзья повлиять не могут. Мы тут посовещались, — он повернул голову и посмотрел на губернатора, — и решили поверить тебе, немного подождать и попытаться разобраться в твоих… Э-э-э… Предсказаниях.
Сергей хотел парировать словами, что де, мол, это не предсказания, а потом подумал: «А что же это, как не предсказания? Предсказания и есть!», и пожал левым плечом. Правое было загипсовано. Его реакция была собеседниками замечена и по лицу губернатора скользнула улыбка. Теперь он посмотрел на Балу и, поняв, что тот вводную часть закончил, повернулся к Сергею.
— Ты рассказал много интересного и, скажу откровенно, полезного. Уже за это наша тебе благодарность выразится не в устной форме, а в материальной. Это только благодарность. Попутно тебе, Сергей Григорьевич, будет выплачена компенсация за моральный и физический вред, вынуждено нанесённый тебе нашими… э-э-э… специалистами. Да. Полагаю, компенсация будет соразмерной. Будет мало, добавим.
Он улыбнулся.
— Полагаю, мне хватит, — успокоил полковник. — Лучшее — враг хорошего.
— Разумно, — согласился губернатор. — Сергей Дмитриевич рекомендовал тебя ещё до проявления твоих экстрасенсорных способностей, как разумного и выдержанного бойца. Ты, кстати, не передумал заниматься… э-э-э… маркетингом?
— Полагаю, у меня нет выбора.
— Выбор есть всегда. Хуже ли, лучше ли, но есть всегда. Так да, или нет? Нам нужна уверенность, что ты с нами. Тем более с такими качествами.
— Да. Я согласен заниматься маркетингом.
— Если от них… Вернее, от него… Будут поступать финансовая аналитика, то службу можно назвать «Отдел финансового мониторинга и маркетинговых исследований». И тогда его можно разместить в банке. Что думаешь по этому?
— А что тут думать? Он ещё вчера наговорил на такой результат, что если всё случится, мы поднимем…
— Не надо цифр, Сергей Дмитриевич. Мы тоже посчитали. Да с нашими Африканскими деньгами, вложенными в Российские государственные облигации… А могли бы сгинуть в дефолте.