— Ах, вот в чем дело... Повозиться, конечно, придется, но...
— Совет, — напомнил Герхард.
— Совет... Все очень просто. Если окружающий мир тебе кажется враждебным, попробуй его понять, попробуй в нем раствориться, стать его частью.
— И это — все?
— А разве мало? Хорошенько подумай над моими словами. Из города тебе этой ночью не выйти. Если только ты не станешь частью ночи забытых богов, если не поймешь ее законов, если не сумеешь в ней растворится.
— Понятно, — сказал Герхард. — Кстати, не подскажешь, как это сделать?
— У каждого свой путь, — ухмыльнулся стуканец. — У тебя — тоже. Ищи.
— Каким образом?
— В себе. Каждый путь, не важно — длинный и короткий, начинается в себе. Понял?
— Еще бы, — сказал Герхард.
И конечно, ничего он в действительности не понял. Но как еще можно было ответить на подобный вопрос?
— В таком случае топай дальше, — пробурчал стуканец. — А у меня есть дела. Мне тут нужно заняться одним камнем.
— Спасибо за совет, — сказал Герхард и пошел прочь.
Вот так. Значит, придется рассчитывать только на свои силы и еще на удачу. Помощи ждать не от кого. Может, это только справедливо.
Что там говорил стуканец? «Стать частью ночи забытых божков, растворится в ней». Гм... а может, в этом все-таки есть какой-то смысл? Но как это сделать реально? Вместо того чтобы стрелять в кинувшееся на тебя чудовище, попытаться в нем растворится, стать его частью... Это сначала через пасть, а потом и желудок, что ли?
Он шел посередине улицы, положив руку на рукоять пистолета, и все пытался понять, что имел в виду стуканец. Вряд ли его слова были шуткой. В отличие от многих представителей крохотного народца, стуканцы не имели склонности к глупым шуткам. Похоже, в его словах все-таки был какой-то смысл, они являлись рецептом, благодаря которому можно выжить в эту ночь, и не только выжить, но еще и выбраться из города.
Но как это рецепт применить на практике? Подойти к первому же попавшемуся забытому божку, облобызать его и заявить, будто считаешь его братом. И что дальше? Прослезившись в ответ, тот сейчас же согласится вывести его из города самым безопасным и коротким путем? Вряд ли. С каких это фиников? Уж скорее бог превратит его в жабу или тритона, а то и просто испепелит.
Может, для того чтобы стать для всей этой веселящейся сейчас в городе компашки своим, нужно поверить в то, что никто из них не в силах причинить ему ни малейшего вреда? Вполне возможно, вполне возможно... Вот только лично у него это не получится. Слишком долго он учился не доверять никому, слишком много знает о людях, о том, какими они бывают и на какие иногда поступки способны. Это называется — негативный опыт, и вот он-то ему сейчас обязательно помешает. Не стоит даже и пытаться.
Но что же делать?
Попытаться проникнуть в один из жилых домов? Не удастся. Если даже он умудрится взломать дверь какого-нибудь дома, то хозяева встретят его во всеоружии и обязательно попытаются убить. Слова и объяснения не помогут. Раз он в такую ночь пришел с улицы, значит, он враг, которого необходимо убить, иначе умрешь сам.
Дэвы?
С ними — та же самая история. Они сейчас сидят в своей казарме и отреагируют на его появление точно так же. Единственное отличие от жилых домов состоит в том, что взломать дверь казармы будет труднее, а смерть после этого будет более быстрой, поскольку его убьют профессионалы.
Что остается?
Герхард пожал плечами.
Да ничего. Идти вперед и надеяться, что пронесет. Хотя шансы на это весьма невелики. Но что еще остается бедному охотнику на черных магов? Только — это.
Он прошел еще шагов двести. А потом впереди, очень близко, возникло туманное облачко и стало быстро распухать, перегораживая улицу. И в нем, в этом облачке, уже метались такие же туманные силуэты, пытаясь прорвать его границы, выбраться наружу.
Ничего не оставалось, как ретироваться, попытаться это облачко обойти или же отсидеться на крыше какого-то дома, пока появившиеся из него создания не отправятся прочь, и лишь потом продолжить свой путь.
Герхард резко развернулся и увидел, что дорога назад тоже отрезана. Шагах в двадцати от него стояла целая стая псов, каждый размером с теленка.
Как они сумели к нему так бесшумно подкрасться?
Впрочем, вот именно это Герхарда сейчас не очень интересовало. Главное — псы были здесь, смотрели прямо на него, и, значит, об их намереньях было догадаться не так уж и трудно.
Хотя, может, он ошибается?
Самый крупный пес, очевидно вожак стаи, мягко и не спеша двинулся к охотнику. Сделав несколько шагов, он демонстративно зевнул и спросил:
— Ну что, предпочитаешь драку?
— А если обойтись без нее? — спросил Герхард.
— Тоже — можно. В таком случае ты выкажешь так несвойственное людям благоразумие. Положи оружие на мостовую и отойди от него на один шаг. Руки опусти вниз и постарайся, когда я прыгну, оставаться на месте. Мне бы не хотелось промахнуться. Это несколько подпортит мою репутацию. Согласен?
— Ты намерен меня убить?
— Конечно, — сказал вожак.
— Но почему? Что я тебе сделал?
— Да ничего. Просто — ты добыча, а добычу убивают, чтобы она не говорила и как бы не пыталась сопротивляться. Ты ведь не будешь сопротивляться?
— Еще как буду, — сказал Герхард, выхватывая пистолет.
— А я было обрадовался, что мне наконец-то попался умный человек, — сокрушенно сказал пес. — Кстати, пистолет тебе не поможет. Мне уже случалось сталкиваться с людьми, вооруженными пистолетами. Как видишь, я жив. Можешь догадаться, что стало с ними?
Похоже, он действительно не блефовал. Конечно, кроме пистолета, у Герхарда был еще магический кинжал. Но что можно сделать с одним кинжалом против целой стаи? Может, удастся убить одного или двух псов. Остальные все равно тебя прикончат. И значит, драться и в самом деле не имеет смысла. Что остается? Убежать?
Охотник оглянулся.
Фигуры в туманном облаке несколько уплотнились, стали более реальными. Однако им все еще не удалось вырваться наружу. Возможно, эту случится через несколько мгновений. И вот тогда...
Да нет, надеяться на это смешно. Если даже те, кто находится в облаке, окончательно материализовавшись в этом мире, не воспримут его как добычу, то уж, во всяком случае, мешать псам его преследовать не станут. Зачем им это? Он для них чужой. А от стаи псов далеко все равно не убежишь. Обязательно догонят.
Что же делать? Сдаться? Ну уж нет.
Может, тогда...
Надежда была очень слабой, почти мизерной, но в данный момент Герхард был рад даже ей. По крайней мере, какой-то шанс выбраться из, казалось бы, безвыходного положения существовал. Надо только рискнуть, причем рискнуть действительно крупно.
Как там сказал стуканец? «Раствориться в окружающем мире, стать его частью» Почему бы не попробовать? Вдруг получится? Стать частью мира... растворится...
Герхард со всех ног бросился к облаку.
— Уходит, гад. В погоню! — послышалось у него за спиной.
И вслед за этим дробный перестук когтей по брусчатке.
В тот момент, когда до облака осталось всего шага три, вожак псов крикнул:
— Ну, сейчас я его! Вот сейчас!
И все же он не успел.
Резко оттолкнувшись правой ногой от мостовой, Герхард прыгнул и влетел прямиком в облако.
10
Туман пах яблоками и был такой густой, что Герхарду показалось, будто он попал в озеро яблочного киселя. Впрочем, дышалось легко, а воздух был сухим и теплым, и, значит, скорее всего, туман являлся не более чем иллюзией.
Кстати, определить из-за него, опускается он вниз или, наоборот, поднимается вверх, Герхард не мог.
Впрочем, имело ли это такое уж большое значение?
Главное — рядом с ним не было своры псов-убийц, и это означало, что он все-таки натянул им нос. Правда, здесь, в этом тумане, запросто могли водиться твари и похуже. Но пока он ни одной из них не встретил, их существование было под большим вопросом. Так стоило ли волноваться? Будет день, будет и пища. Встретятся враги — он придумает, как с ними справиться. Либо убьет их, либо сумеет от них удрать. Как уже случалось не раз.
Наверное, эти мысли должны были Герхарда удивить, поскольку подобной беспечности он себе, как правило, не позволял. Вместо этого он лишь вяло про себя отметил, что это несколько необычно, но ничуть не встревожился. Возможно, причиной этому послужило четкое осознание, что он все-таки сумел стать частью мира забытых божков, растворится в нем.
Как это получилось, Герхард не знал. Да это, собственно, его и не интересовало. Сейчас ему было достаточно висеть неподвижно, или падать куда-то, или, наоборот, подниматься. По крайней мере — ближайшее время.
А потом это время, неожиданно, словно лопнувший воздушный шар, кончилось, и ему вдруг захотелось куда-нибудь попасть, просто для разнообразия. Нельзя же, в самом деле, вечно висеть в толще кисельного озера и размышлять о том, как прекрасно ощущать состояние покоя.
Покой на это, конечно, обиделся, поскольку разрешения кому бы то ни было, трогать свое состояние не давал. И поэтому для начала он предъявил Герхарду ноту протеста. Нота протеста была тонкая и звенящая, причем на лице у нее явственно читалось обиженное выражение. Охотник откуда-то совершенно точно знал, что это выражение у нее появилось с тех пор, как она поссорилась с другими нотами. Причем было это так давно, что о самом факте, что нота протеста с ними когда-то был знакома, весь мир уже давно забыл. Прежде чем Герхард успел что-то ответить ноте протеста, выражение, читавшееся у нее на лице, прекратило это бесполезное занятие, поскольку осознало, что читать самого себя не так интересно, как других. Правда, из других рядом с ним было лишь выражение лица Герхарда, но он было такое безмятежное и удовлетворенное, что много добиться от него не стоило и надеяться. И тогда выражение лица ноты отправилась в странствия, а его хозяйка осталась вообще без всякого выражения, тем самым уничтожив смысл своего существования. А покой, осознав, что его нота не принесла должного результата, с большим сожалением самоуничтожился.