Судя по звуку, стреляли из «Томсона» и М3. «Узи» слышно не было.
«Томсон» – это, надо сказать, довольно серьёзно, там патроны 45-го калибра, толщиной с писюн годовалого ребёнка – если вдруг невзначай попадут, мало мне не покажется, несмотря на бронежилет. Одно слово, «окопная метла».
Однако у меня была уверенность, что, будучи вооружённым изделием легендарного русского сержанта, я их всё равно, по-любому, уделаю.
Я пустил в сторону этих стрелков несколько коротких очередей – гильзы стучали по самолётному дюралю, ощутимо воняло порохом. По ощущениям, «Калашников», дёргаясь в моих руках, выпускал пули, я бы даже сказал, радостно. В конце концов, здесь автомат делал именно то, ради чего его создавали, – убивал американцев. Чисто инстинктивно я отметил, что неяркое пламя на дульном срезе «калаша» может меня слегка демаскировать.
Поэтому я перекатился в сторону и сменил позицию, затаившись за широким, оторванным крылом «Ганнета».
Оппоненты начали со всей дури бить в то место, где я только что был, успев весьма приблизительно сориентироваться по вспышкам выстрелов. Но стреляли они снова нервно и неточно, хотя их пули и стучали по ни в чём не повинным обломкам самолёта словно горох.
При этом дистанция между нами была практически пистолетная – на глаз метров тридцать-сорок.
Прежде чем я начал стрелять с новой позиции, по этим чудикам выстрелили откуда-то слева, по звуку короткая очередь из АК-47. Ага, кажется, наш дорогой сержант нарисовался-таки.
Сидевшие у самолёта сразу же резко сменили свои «приоритеты» и принялись суматошно палить в ту сторону длинными очередями. По-прежнему огонь вели трое, и, по-моему, им было страшно, поскольку они не знали, сколько человек сейчас против них.
Ну а раз Игнатов столь быстро появился у самолёта, получалось, что других вражеских секретов в округе действительно не было.
А коли так – маловато их осталось. Это сильно упрощало нам задачу.
Слева снова стрельнули из АК. От самолёта всё так же нервно и бестолково били в ответ.
Я пустил по вспышкам очередь и опять перекатился в сторону, ближе к противникам, за какие-то мятые подвесные баки.
Перекатившись, сменил опустевший рожок на полный.
От самолёта ударила длинная очередь. Метили в меня, но пули опять прошли далеко в стороне от того места, где я только что сидел.
Зато стрелявший хорошо обозначил себя. Вот дурачок…
Я прицелился по вспышке и дал короткую очередь, целясь над самой землёй.
Впереди истошно заорали от боли. Стало быть, я попал.
Ну да, патроны-то у меня бронебойные, от них и за железом не факт что спрячешься.
Я вскочил и перепрыгнул через кучу хлама, оказавшегося обломками ещё одного «Ганнета».
Длинная автоматная очередь опять прилетела в мою сторону, но снова с опозданием.
В ответ вражескому стрелку слева, совсем близко от нас, ударила короткая очередь из «калаша».
Ага, значит, сержант был уже где-то рядом.
Друг друга бы случайно не зацепить…
Что-то шумно метнулось в мою сторону между груд хлама.
Я выпустил довольно недлинную очередь на этот звук.
В ответ в мою сторону начали стрелять, но теперь это почему-то были одиночные выстрелы из пары пистолетных стволов.
Ага, что – сожгли все патроны, поганцы? Это было просто замечательно.
Значит, их всего двое осталось?
Хорошо, если это были радист и мой клиент.
Между тем два пистолета продолжали стрелять, и снова мимо.
Я ответил им не слишком точным огнём, потом опять сменил рожок и перекатился в сторону противника. Теперь от самолёта до меня было всего-то метров десять.
Впереди меня слишком громко зашуршал металл. Я вскинул автомат. И вдруг из-за стоящего почти вертикально оторванного киля «Ганнета» прямо на меня выскочил некто. Вроде бы вокруг была полутьма, но я почему-то чётко рассмотрел, что он был в тёмной форме американского образца и кепаре с длинным козырьком, в стиле классической бейсболки.
В руках у этого хмыря был угловатый автомат М3 с коротким и толстым стволом.
Значит, их оставалось всё-таки не двое, а трое. Большая ошибочка с моей стороны. Как говорится, лови нежданчика…
Причём именно этого, конкретного, гада у костра точно не было. Значит, это действительно тот, что из самолёта выскочил. Тот самый, кого я давеча толком не рассмотрел и не сумел быстро снять, чем и создал лишнюю проблему на свою голову.
Конечно, в темноте ему было видно плохо, и меня, и вообще, но в целом это мало что меняло. Если бы он проявил достаточную меткость, я мог бы досрочно финишировать в своём времени.
Последовала немая сцена на несколько секунд, во время которой вокруг почему-то стало абсолютно тихо (ну или мне так показалось).
Скорее всего, вражеский автоматчик разглядел лишь контрастные пятна на моём маскхалате и начал поворачивать ствол прямо на меня.
Блин, попадёт или нет? Я лежал за обломками «Ганнета», и видел он меня в лучшем случае только выше пояса…
Я услышал, как он нажимает на спуск, но вместо треска очереди в ночи раздался звонкий металлический щелчок. Приехал, падла…
Или его махинерию заклинило, или патроны кончились. Верно в «Чапаеве» говорили – береги патроны…
Ну а у меня таких проблем не было.
Поэтому я чуть довернул ствол в его сторону и, почти не глядя, нажал на спуск. При этом я явно перенервничал и перестарался, поскольку нажатие получилось слишком сильным и почти весь свежий магазин вылетел в моего оппонента. Практически в упор. Главным образом в лицо и в грудь.
Заорать или застонать он не успел, но на землю свалился тяжело, словно мешок с цементом.
На всякий случай я снова поменял рожок.
В свете костерка за оторвавшимся от крыла С-54 крайним мотором мелькнул некто с растрёпанными волосами, в кожаной куртке. По всем приметам как раз давешний радист.
Он уже не шёл, а то ли перепрыгивал, то ли переползал с места на место, волоча левую ногу.
Понаблюдав кончину своего коллеги, он два раза выстрелил из пистолета в мою сторону, но снова не попал. Мазила эйзенхауэровский (или кто у них тут, в ихней заокеанской бражке, нынче президентом?).
Я привстал, прицелился и пустил короткую очередь, в расчёте попасть ему по ногам.
И, кажется, я попал, поскольку мой антагонист истошно заорал (и, судя по голосу, перед этим орал от боли, кажется, тоже он), после чего выронил пистолет (ствол брякнул при падении) и лёг.
Хорошо, если не замертво…
По мне опять выстрелили из пистолета. Но как-то неуверенно. Стрелявший был левее и дальше радиста.
Кажется, этот противник остался в одиночестве, и, похоже, это был именно мой «фигурант».
Ну, иди сюда, падла, я тебя научу, с какого конца редьку есть, как говорил в каком-то старом кино император Пётр Алексеевич…
Когда через несколько секунд он зашевелился впереди меня, я немедленно выпустил короткую очередь, целясь ему над головой.
– Сдавайтесь! – хрипло заорал я при этом (в ужасе не узнавая своего собственного голоса).
– А то, мать вашу так, гранатами закидаем!
– Не стреляйте! – услышал я в ответ.
Что характерно, сказано это было по-русски. Отчего-то мой клиент не стал в этот момент изображать из себя иностранца, который не знает языка наших родных осин.
– Оружие на землю! – крикнул я ему. – Руки вверх!
И точно, что-то глухо стукнуло о землю, и над обломками встал мой «фигурант» с поднятыми руками. Вполне себе живой и без оружия…
– Ко мне! – скомандовал я, поднимаясь в полный рост и беря клиента на мушку.
В этот самый момент из темноты позади него неожиданно возникла фигура в пятнистом маскхалате и с АК-47 наперевес. Сержант Игнатов, больше некому. Спрашивается, чего он ждал? Давно мог бы обоим этим уродам как не фиг делать коленки продырявить. Или это он проверял меня на профессиональную вшивость? Иди пойми…
Сделав несколько шагов в сторону костерка, сержант сноровисто подсёк моего клиента подножкой и, свалив его лицом вниз, начал вязать ему руки за спиной.
Упаковав клиента, сержант поднял его за шиворот и поставил на колени.
В тишине стало слышно, как чуть в стороне стонет и ругается по-английски радист, явно пытаясь встать на ноги.
Я подошёл к нему. Радист лежал, скривившись от боли и держась за бедро. Его пальцы были измазаны тёмным. Беглый осмотр показал, что я засадил ему в обе ноги и, очень похоже, навылет. Сначала в левую ниже колена, а потом в правое бедро.
Кровь сочилась, но её было немного. Радист был жив, и руки у него были целы. А значит, для дальнейших радиоигр он вполне годился. Это не могло меня не радовать.
Сзади послышался дробный топот.
Я обернулся – к нам бежала Клава. Автомат наперевес, пилотка на затылке, волосы растрепались и торчали из-под пилотки в разные стороны.
– Цела? – спросил я у неё.
– Да. Нормально, – ответила она. Хотя, как говорил один мой знакомый пошляк, женщины слово «цела» изначально понимают неправильно, так же как и команду «ложись»…
– Сержант, – сказал я Игнатову. – Проверьте рацию и всё вокруг. Вдруг ещё какой вражина затаился…
После этого я попросил Клаудию перевязать раненого.
Сержант кинул ей перевязочный пакет и пошёл к рации.
Здесь ко мне вернулись ощущения, притупленные изрядным приливом адреналина, и я неожиданно понял, что весь я мокр от пота и устал, совершенно нечеловечески, словно после земляных работ. Мои коленки дрожали и подгибались, руки тоже ходили ходуном.
Я сложил приклад «калаша» и закинул ещё горячий автомат за плечо.
После этого вспомнил и достал из подсумка ракетницу. Некоторое время шарил по карманам в поисках ракеты нужного цвета и, наконец найдя красную, пальнул в небо. Красный головастик на какие-то секунды перечеркнул черноту английской ночи.
Всё, дело сделано. Теперь ефрейтор передаст, что у нас всё штатно.
И будем надеяться, что в гарнизоне уже заводят моторы танков.
Я втянул ноздрями воняющий ненатуральным кофе и порохом воздух и осмотрелся. Клава вполне сноровисто распорола штаны радисту и бинтовала его ранения.