Сержант понимающе кивнул.
– Эй! Кажись наши едут! – крикнул нам от костерка Филатов.
Это я уже и сам вполне слышал. Ночь переставала быть томной.
Где-то не менее чем километрах в трёх слышались тяжёлый металлический лязг гусениц и рёв моторов, медленно двигающийся в нашу сторону.
– Слушай, – спросил я у Клаудии. – Пока не забыл. А что вообще случилось в августе 1958-го в Эль-Харабе под Танжером?
– Так ты же сам только что покойнику про этот эпизод напоминал?! – искренне удивилась Клава.
– Напоминать-то напоминал. Но моя информация об этом обрывочна, поскольку восточнее Эльбы этот эпизод, как легко догадаться, практически никак не комментировали. И я не знаю, что по этому поводу писали, к примеру, во французских газетах…
– Официально считается, что тогда американцы пытались тайно ввезти на юг Европы через Танжер один или несколько компактных ядерных зарядов, предположительно для диверсий на военных и промышленных объектах русских и их союзников по Восточному блоку. Но утром 19 мая 1958 года в Эль-Харабе неожиданно начался бой, а потом произошёл атомный взрыв мощностью не менее чем в двадцать килотонн в тротиловом эквиваленте. Погибло более полутора тысяч человек, в пять раз больше пострадало в той или иной мере, а сам городишко, где это произошло, перестал существовать. Судя по фото, которые печатали в наших газетах, от Эль-Харабы осталось лишь поле из оплавленного шлака площадью в несколько километров. Ещё тогда писали, что то ли кто-то попытался отбить заряды у американцев, то ли у тех, кто их охранял, что-то случилось и они перестреляли друг друга. Даже были какие-то подозрения на тему того, что ядерные заряды пытались захватить люди маршала Тито. Скандал в прессе был громкий. И хотя и американцы, и русские свою причастность к этому инциденту категорически отрицали, очередной раунд переговоров в Сан-Паулу был досрочно прерван именно из-за этого…
– Понятно, – сказал я.
Всё-таки удобно иногда, исключительно для пользы дела, прикинуться попкой-дураком…
Впрочем, похоже, что тогда моим работодателям удалось замести следы относительно чисто, хотя и получилось это довольно громко. Ну и югославский след в этой тёмной истории выглядел более чем непонятно…
Между тем лязг гусениц и шум двигателей приближались. Потом в темноте стали видны и тусклые фары. Впереди колыхались явно в такт движению две одиночных, а за ними – парные. То есть к нам ехало явно больше двух танков.
И наконец, к костерку выползли и разошлись по фронту, давя самолётные обломки, два изрядно припылённых Т-34-85. На броне танков сидел, ухватившись за поручни, десант автоматчиков в ОЗК и противогазах.
За танками двигались два здоровых гусеничных арттягача АТ-С с длинными, угловатыми кабинами, снабжёнными двумя рядами дверей и с похожими скорее на трактор, а не на танк, гусеницами и ходовой частью. По-моему, тягачи шли сюда порожняком.
Подъехав, танки и тягачи разом заглушили двигатели. Густой аромат солярки прочно забил все прочие окружающие запахи, включая и дух палёной человечины.
Автоматчики в противохимических костюмах спрыгнули и сползли с брони, тут же построившись в две недлинные шеренги.
Хлопнула дверца, и из переднего тягача не торопясь выбрались два офицера. Эти были без ОЗК и резиновых намордников. Один в фуражке и маскхалате, а второй – в обычной полевой форме. Присмотревшись, я понял, что в маскхалате щеголял уже знакомый мне старший лейтенант Павлов, главный здешний разведчик.
– Что это за цирк дедушки Дурова? – спросил я его. – Здесь ведь вроде совсем не фонит и отравляющими газами тоже не воняет!
– Командование решило провести соответствующие учения!
– И кому это, интересно знать, пришла в голову столь «гениальная» идея в стиле «пусть слоники побегают»?
Произнося это, я чуть было не сказал «какой сволочи», но вовремя сдержался.
– Естественно начхиму. У него свой план боевой подготовки…
– У вас и такой есть? Что тут сказать – почтенное занятие и, главное, своевременное!
– Я начхим, – сказал обиженно и в то же время с достоинством второй офицер, который был ниже ростом и, судя по голосу, гораздо моложе Павлова, после чего представился: – Лейтенант Цебриков!
– Очень приятно! – сказал я на это, собираясь представиться в ответ.
Однако начхим уже не слушал меня. Он прошёлся перед строем покачивавших противогазными хоботами, тяжело дышащих автоматчиков и, почти по-уставному повернувшись налево, скомандовал: – Отбой химической тревоги!
Изрядно пропотевшие во время этого упражнения бойцы с огромным облегчением начали разоблачаться, постепенно вылезая из своей противохимической сбруи. Некоторые чихали и кашляли. Слышались приглушённые матюги.
Мимо нас протопали четверо вылезших из кабин тягачей бойцов в маскхалатах, которые направились прямиком к Игнатову и Филатову. На них, так же как и на водителях обоих АТ-С, никаких противогазов не было.
Далее открылись люки «тридцатьчетвёрок» и наружу потянулись танкисты в чёрных комбезах и ребристых шлемах. Буквально в двух метрах от меня из переднего люка ближнего танка высунулся по пояс мехвод, который немедленно закурил. Из-за его спины в глубине танка хорошо поставленный мужской голос с выражением декламировал:
…Всю горечь мира изведав,
закончил я счёт утрат.
Как верный спутник победа
пришла ко мне в Сталинград.
С тех пор я с ней неразлучен
и в дождь, и в мороз, и в зной.
За Днестр от волжских излучин
она шагала за мной…
По-моему, товарищи танкисты от не фиг делать слушали радио. Хорошо хоть не «Пионерскую зорьку», а не самые известные патриотические стихи Алексея Суркова, того самого, который, было дело, «Землянку» написал…
– Блин нах! Не разбредаться и ничего не трогать! – скомандовал Павлов предельно строгим тоном и спросил у меня: – Ну, как тут у вас?
– Они сопротивлялись, но радиста и рацию мы взяли. У нас потерь нет. Сержант вам про всё подробнее доложит.
– А ваш?
– Взяли, допросили и тут же вывели в расход. Такой у меня был приказ. Да, товарищ старший лейтенант, есть просьба, которую вы можете считать исходящей непосредственно от моего руководства, – очень желательно, чтобы информация о наличии на борту интересовавшего нас человека в ваших документах была вообще не зафиксирована…
– А как, в этом случае, быть с показаниями того же радиста? – задал старлей вполне резонный вопрос. – Он же по-любому расскажет, зачем именно они летали во Францию.
– С этим не будет никаких проблем. Просто напишите, что тот, кого они забирали, был убит в перестрелке или даже раньше, ещё на борту самолёта, а тело обгорело до неузнаваемости. Тогда всё будет в полном ажуре…
– Это он, что ли, вон там, в стороне, догорает? – спросил Павлов, кивнув туда, где в переломанном фюзеляже «Ганнета» ещё слегка тлел импровизированный погребальный костёр.
– Ага.
– Ну суровы вы, однако…
– Уж какие есть.
Похоже, дальновидный Павлов собирался вывезти с места вынужденной посадки буквально всё и именно для этого пригнал два АТ-С. Правда, как я узнал позднее, одного рейса им не хватило и тягачи гоняли туда и обратно несколько раз.
Ну а мы с Клавой отправились обратно в гарнизон с первым тягачом, ещё до рассвета, поскольку дальнейшее было уже не нашего ума делом.
Тем более что, как я узнал чуть позже, намечавшаяся радиоигра была всё-таки проведена местным командованием.
Пленный радист доложил своим о том, что всё нормально и «потерпевшие бедствие» всё так же ждут спасательную команду.
Потом, примерно в 9.20, у побережья залива Лайм неожиданно всплыла «большая неопознанная подлодка», приближение которой не засекли береговые посты и патрульные корабли с самолётами советского ВМФ. Зная тогдашний уровень развития противолодочной обороны, в это легко…
В 10.00 с палубы подлодки стартовали один за другим три двухместных автожира (в официальных отчётах их назвали «вертолёты сверхмалого размера») с пилотами. Я потом в местном гарнизоне бегло осмотрел одну из этих машин – примитивный аппарат в духе самодельщиков от «малой авиации» – движок типа мотоциклетного, предельно упрощенное управление с минимальным набором приборов и два сиденья вроде мотоциклетных на лёгкой раме, прикрытые лёгким обтекателем. Один, малый, винт за спиной у пассажира, второй, основной, сверху. Рули и лопасти основного винта складные, после чего этот автожир вполне помещался в ящик размером с платяной шкаф средних размеров, что, видимо, было удобно для перевозки на той же подводной лодке. Во времена моего детства такие, с позволения сказать, вертолётики часто рисовали в журнале «Техника – молодёжи», а применять подобные хреновины в разведывательно-диверсионных и наблюдательных целях пытались ещё немцы в конце Второй мировой.
Интересен был другой момент – автожиры могли вывезти за раз только трёх человек. Надо полагать, они собирались забирать прежде всего покойных якудзу в юбке, Кофоеда и сопровождавшего последнего агента, которого я запомнил как «мужика в костюме».
А как, спрашивается, эти «демократы и гуманисты» собирались поступить с остальными, особенно в условиях, при которых повторный вылет не факт, что состоялся бы? Тупо кинули бы оставшихся на ржавый гвоздь? Хотя чего тут удивляться – это у нас «десант своих не бросает», а у англо-американцев в 1939–1945 гг. было достаточно операций, после которых диверсанты просто сдавались в плен, за неимением иной альтернативы. И ничего, стыд никому глаза не ел…
Ну а сразу после старта автожиров у американцев всё пошло наперекосяк.
Всплывшую лодку обнаружили с берега (я так понял, что береговые наблюдатели просто терпеливо ждали, пока автожиры будут собраны и стартуют), и из Дорчестера немедленно прилетела дежурная пара Миг-21Ф-13, которые обстреляли подлодку НАРами и из пушек (по-видимому, сумев наделать дырок в её лёгком корпусе), после чего к месту её всплытия подтянулась пара противолодочных Бе-6.