сопутствующих бюрократических формальностей, снабжённая реальными печатями и подписями лицензия не то на археологические, не то на геологические исследования.
При этом достоверно выяснить, что именно собиралась искать эта «экспедиция», Клавины платные агенты не смогли, но, так или иначе, сошлись на том, что она направилась в пустыню за чем-то «очень ценным». Это вытекало, например, из того, что для нужд «экспедиции» была закуплена и сосредоточена в нескольких точках чёртова уйма горючего, включая и авиационный керосин (а надо сказать, топливо здесь стоило изрядно), количество которого явно превышало все мыслимые и немыслимые потребности участников этого мероприятия. Если только у них в штате не было авиации или они не собирались гонять по пустыне несколько десятков тяжёлых грузовиков или гусеничных тягачей – но наличия никакой подобной техники в составе «экспедиции» пока что выявлено не было.
И, что характерно, дружественные соглядатаи сумели уловить, что в разговорах участников «экспедиции» между собой часто упоминался какой-то «Деви Крокет». У меня были некоторые мысли на этот счёт, но Клаве я пока ничего не говорил.
Начальной точкой маршрута фальшивой «экспедиции», судя по всему, была то ли Аккра (здесь это был Британский Золотой Берег) или Лагос (Британская Нигерия) – похоже, где-то там у них и находился «штаб». А непосредственно на территорию Французской Западной Африки её члены, похоже, просачивались в разных местах и мелкими группами.
Как доложили Клаве соглядатаи, в основном в состав «экспедиции» входили крепкие мужики-европейцы (в число которых и затесался наш предполагаемый Роберт Норман), судя по языку, акценту и прочим подобным признакам, они были родезийцами и южноафриканцами.
Последнее обстоятельство означало, что за «экспедицией» точно стояли недобитые англичане, которые очень сильно рисковали, посылая за межу своих людей. По словам Клавы, благодаря двухсторонним соглашениям с Парижем в этих краях достаточно свободно передвигались и советские мобильные группы, которые старались если не перехватывать, то хотя бы контролировать всё, что проникало сюда с юга, из «англоговорящей зоны» и при этом казалось им подозрительным. И шансов как-то договориться с русскими у разной мутной публики не было никаких…
По состоянию на вчерашний день эти фальшивые то ли «геологи», то ли «археологи» шустрили где-то в районе между Сегу и Кудугу, где по предварительным данным однозначно не было вообще ничего, если только их действительно не интересовали какие-нибудь древние могилы и развалины. Да и то местные жители могли показать им куда более выигрышные с точки зрения археолога места, если бы дело было только в этом…
Разумеется, предварительно в Бамако прибыло два десятка Клавиных «мальчиков», и как раз сейчас минимум человек восемь из них были отправлены на разведку в район действия «экспедиции». И, судя по нашей сегодняшней экстренной побудке, разведка наконец вышла на связь и доложила о готовности к нашему с Клавой появлению.
Между тем Клаудия вышла из ванной, уже в чистом бельишке, умытая и причёсанная. Я бы даже сказал, нагло красивая.
– И на чём мы сегодня летим? – спросил я, направляясь к умывальнику.
– Я арендовала «Дакоту», – услышал я сквозь журчание противной на вкус (до её хлорирования здесь ещё не доросли) воды.
– А не многовато ли для нашего мероприятия целой «Дакоты»? – поинтересовался я после того, как вернулся в апартаменты, почистив зубы, быстро побрившись и умывшись.
– Не многовато, – сказала Клава. – Тем более что нам ещё надо привезти с собой на место кое-что нужное.
– Например?
– Например автотранспорт.
– Ну-ну, – только и сказал я, одеваясь. При этом мысленно я в который уже раз поразился Клавиному размаху. Раз речь про транспорт, значит, она явно умудрилась запихнуть в С-47 либо какую-нибудь малолитражку, либо джип. Не женщина, а прямо-таки дядя Вася Маргелов в юбке…
Впрочем, сейчас на Клаудии была не юбка, а лёгкое платьице с короткими рукавами свободного покроя длиной до колен, какого-то персиково-кремового оттенка и белые, обшитые чёрным кантом по верхнему краю мягкие кожаные туфли (фактически тапочки на плоской подошве).
Это был её, если можно так выразиться, «полевой пустынный гардероб», дополненный лёгким макияжем и повязанной на шее шёлковой косынкой красно-оранжевых колеров.
Кстати, главное, что она объяснила мне про особенности местных нарядов – здесь лучше одеваться так, чтобы тебя издали, упаси боже, не приняли за военного и вообще за «подозрительного».
По её словам, народ здесь был архипростой, во всех случаях неизменно предпочитающий сначала застрелить тебя, а уж потом начать выяснять, кто ты вообще такой.
Общая ситуация в этих краях была, мягко говоря, непростая. Французская власть и полиция с жандармами, последние пару лет откровенно «сидели на чемоданах» в ожидании окончательного решения вопроса о независимости здешних территорий. По крайней мере, это касалось той части силовиков, которые от рождения были белыми европейцами.
Соответственно, вся эта пока ещё облечённая властью публика старалась не проявлять излишней щепетильности и рвения при проведении любых следственных действий, особенно в том случае, если кто-то был убит непонятно кем или пропал в пустыне. Как говаривал в таких случаях демонический инженер П.П. Гарин (тот самый, который в романе А.Толстого собрал гиперболоид) – утонул человек, значит, утонул…
Ну а французские военные и погранцы в этих краях предпочитали стрелять на поражение вообще при возникновении малейшей опасности, без излишней бюрократической волокиты и либеральных соплей.
Плюс к этому здесь уже помаленьку появлялись и местные, «альтернативные» органы власти (в соответствии с их вывесками и «платформами» вроде бы марксистские по убеждениям, но, к сожалению, довольно бандитские по сути).
Прибавьте к этому кочевые племена с их психованными вождями и замашками рабовладельцев (нечто похожее на невольничьи рынки в этих краях, по словам Клавы, хоть и неявно, но продолжало действовать), а также разных вооружённых «гостей из-за бугра» – и те и другие всегда предпочитали не оставлять живых свидетелей.
Так что общая картина вырисовывалась не особо радостная, и надо было очень постараться, чтобы где-нибудь ненароком не попасть «под раздачу».
Вот именно поэтому я сейчас, по Клавиным советам, носил вполне себе гражданские брюки и рубашку в сочетании с армейскими брезентовыми берцами для тропиков и выгоревшей курткой с многочисленными карманами из песочного цвета х/б, которая покроем слегка напоминала мундиры битого Африканского корпуса Роммеля – здесь в таком прикиде ходили многие.
Заканчивая одеваться, я заметил, что Клава берёт с собой в полёт только один небольшой чемодан и сумку. За остальным весьма многочисленным багажом, остающимся в отеле, судя по всему, должен был потом заехать кто-то из её людей.
Пока мы с ней наскоро завтракали (яичница из каких-то мелких яиц, о происхождении которых лучше было не думать, булочки, джем явно местного изготовления из каких-то непонятных фруктов и довольно приличный кофе) в расположенной на первом этаже отеля забегаловке, проворный чернокожий портье отнёс наш не особо тяжёлый багаж (у меня он состоял из рюкзака и завёрнутого в брезент всё того же американского бронежилета) в машину, после чего пожелал нам счастливого пути.
Характерно, что французский выговор местных негров лично я понимал куда лучше, чем язык каких-нибудь коренных парижан…
В качестве транспорта Клава сейчас использовала взятый у кого-то в аренду, довольно потрёпанный серо-голубой с чёрными крыльями «Ситроен 11CV», который неизменно водила лично. Кстати, как я уже упомянул выше, бензин в этих краях был очень недёшев и поступал с перебоями, но для персон вроде моей спутницы это, похоже, не было такой уж большой проблемой.
– Ну что, поехали? – спросила она на выходе из ресторана, надевая на голову изящный пробковый шлем с белым матерчатым чехлом, белые перчатки и тёмные очки, похоже, тоже являвшиеся обязательными признаками местного «колониального стиля».
Лично я предпочёл пробковому шлему матерчатый кепарь полувоенного образца с длинным козырьком.
– Поехали, – согласился я с почти гагаринской интонацией.
Через пару минут наш «Ситроен» уже петлял по узким, поросшим чахлой зеленью улочкам Бамако. Выбеленный солнцем городишко был максимум двух-трёхэтажным, и на фоне здешней застройки на горизонте выделялись разве что тёмные горы да два белых столбика минаретов большой мечети Бамако.
Проскочив в центре города относительно широкий бульвар с пыльной травой и редкими фонарными столбами, Клаудия вывернула руль, устремив машину в сторону южной окраины, направляясь к местному аэровокзалу, имевшему несколько странное для русского уха название «Секу». По сторонам довольно широкой дороги мелькали островки травы, редкие кусты и пальмы – здесь, ближе к дельте Нигера, ещё преобладала полупустыня, сходившая на нет севернее, ближе к экватору и Сахаре.
Собственно, название «аэровокзал» было слишком уж громким и уважительным для этого места.
Построенная во всё том же непередаваемом «колониальном стиле» минимум двадцатилетней давности «аэрогавань» Бамако сильно напоминала мне очень старый советский фильм «Последний дюйм», тот, который 1958 года, производства «Ленфильм», по рассказу Д. Олдриджа, где героя Николая Крюкова покусали акулы и пацан (его якобы сын) в исполнении Славы Муратова очень лихо рулил на Як-12, который изображал Аустер «Тейлоркрафт» (то есть Пайпер «Кэб» английской выделки)…
Короче говоря, это было одноэтажное и по большей части деревянное здание, увенчанное старомодной, башнеподобной вышкой управления полётами.
Под матерчатым навесом у входа откровенно скучали три чернокожих жандарма в песочной форме и фесках. В нашу сторону эти блюстители закона даже не глянули.
На автостоянке у входа было припарковано пяток легковых авто (как обычно, небольших и не самых современных), облезлый «Додж три четверти», переделанный в импровизированную техпомощь, и мотоциклет с коляской, который, судя по специфическим номерам, принадлежал тем самым жандармам.