ать. Кажется, кто-то из родезийцев всё-таки попытался бежать, но ему не повезло…
Я осторожно перешагнул через мёртвое тело и глянул на часы. Шла двадцать восьмая минута с того момента, когда я расстался со спутницей.
Выглянув из-за рифлёного переднего колеса грузовика GMS, я успел заметить, как второй водила нападавших на пару с пулемётчиком прошли между палатками и дырявым, зачехлённым «Вампиром» в стороне от палаток, судя по всему, направляясь к «Доджам», и в руках у каждого из них было по две тяжёлые канистры то ли с бензином, то ли с водой. И судя по тому, что оба разделись до маек и их вспотевшим физиономиям, за последние полчаса они перетаскали уже немало этих канистр.
Для нас это было хорошо, и, если Клава не дура и уже сидела на позиции, она точно успела бы снять ещё и этих двоих.
Мысленно пожелав себе удачи, я на полусогнутых вывалился из-за прикрытия машин. И тут сразу же началось словно бы сильно замедленное кино. Уже знакомый мне эффект, поскольку в бою секунды тянутся ох как долго…
У входа в самую большую палатку, метрах в двадцати от себя я увидел удивлённое лицо вражеского автоматчика, державшего кургузый «Стэн» на ремне стволом вниз.
Время на реакцию у нас обоих было минимальное, но я успел раньше. Поскольку ему надо было ещё вскидывать свой коротыш, а я заранее держал его на мушке.
Последовала моя короткая очередь, и автоматчик рухнул спиной вперёд, внутрь палатки, прямо через украшенный несколькими дырами от пуль брезентовый полог входа.
На какую-то секунду в палатке стало тихо, потом последовали какие-то энергичные команды на том же балканском наречии, и из палатки суматошно метнулись двое, которые открыли огонь на бегу, толком не видя меня.
Я снял их, стреляя с колена. Очень стараясь не попасть по палатке, где были пленные. Моя левая рука, которой я держал ППШ за диск снизу, заметно тряслась, и автоматный ствол мотало из стороны в сторону этой мелкой дрожью, но на таком расстоянии точность не играла особой роли.
Оба супостата, теряя оружие, кувыркнулись по песку, и в этот момент сквозь «голос» своего автомата я услышал, как поблизости наконец-то забухали одиночные выстрелы.
Кажется, Клава начала стрелять. И, похоже, не в молоко. Во всяком случае, со стороны двух «Доджей» на шум начавшегося междусобойчика никто пока что не бежал.
Едва завершив стрельбу, я отскочил резко в сторону и залёг за небольшой кучей подвесных баков от «Вампиров» (судя по пулевым пробоинам в них, ПТБ были пусты).
Едва я успел это проделать, как из палатки ударила бесшумная автоматная очередь, пришедшаяся примерно туда, где я только что стоял. Ага, это, стало быть, стрелял их командир. На звук… Только бы он с перепугу пленных не шлёпнул…
Я нарочито громко ойкнул – чисто для провокации, чтобы противник думал, что он меня задел. А сам ждал, что вражеский командир ломанётся из палатки тем же путём, что и его подчинённые. Но вдруг услышал хруст рвущегося брезента. Командир разрезал бок палатки и выскочил из неё слева, там, где я его плохо видел.
Он сразу же пустил в мою сторону неприцельную очередь и метнулся в сторону «Доджей» со «Стэном» в одной руке и ножом в другой.
Его бегущая фигура мелькала у меня в прицеле на фоне зачехлённого «Вампира», всё время ускользая и искажаясь. На бегу он выпустил в мою сторону ещё пару коротких очередей, держа свой автомат в вытянутой руке, словно пистолет (что точно не прибавило точности его бесшумной стрельбе), а потом вдруг сунул нож в ножны и, словно что-то вспомнив, остановился, начав менять магазин. То ли он сдуру решил, что я уже убит, раз заорал и больше не стреляю, то ли просто замешкался.
В моём распоряжении были считаные секунды, и я поднялся почти в полный рост и, подняв автомат к плечу, от души высадил весь оставшийся диск в него, поскольку теперь я его достаточно хорошо видел, по крайней мере выше пояса. Это была практически классическая стрельба из положения стоя. И если в ППШ и есть какие-то серьёзные плюсы, то вместительный магазин – несомненно один из таковых.
Последовал то ли крик, то ли стон, и командир супостатов завалился лицом вниз, выронив на песок магазин, который он так и не успел вставить в казённик своего автомата.
Откуда-то слева ударила длинная очередь, которая ушла куда-то выше меня, из чего я сделал вывод, что стрелявший меня не видел и палил не иначе как в движении. Я присел на колено, достал из сумки и спокойно сменил диск.
Подняв заметно горячий автомат к плечу, я увидел слева какую-то хромающую фигуру с М 49/57 в руках. По-моему, это был пулемётчик со второго «Доджа», и, судя по его судорожным движениям, он бежал куда глаза глядят, толком не понимая, что происходит.
Не желая давать ему малейший шанс прийти в себя, я от души всадил в него длинную очередь. Лязгание сыплющихся на песок гильз заглушило звук падающего тела.
Я перевёл дух и огляделся – больше никакого движения вокруг.
На всякий случай держа ППШ на изготовку, я вышел к «Доджам». Там я увидел три свежих трупа, лужи крови и несколько стоящих и лежащих плашмя на песке канистр, которые покойники явно грузили в кузов одной из машин. А через несколько минут я увидел фигурку бегущей по песку в мою сторону Клавы с карабином наперевес.
Когда она добежала до меня, вид у неё был донельзя воинственный.
– Пойдём проверим живых, – деловито сказала она вместо приветствия.
Первый осмотр «поля брани» показал, что все восемь нападавших были убиты. Живых мы обнаружили, только сунувшись во всё ту же палатку.
Там, под брезентовым потолком, горела питаемая генератором неяркая лампочка, а среди спальных мешков и сдвинутых в стороны раскладных коек лежало в неестественных позах штук шесть одетых и полуодетых тел, в числе которых я узнал и пилота с «Вампира», который даже не успел снять с себя пропотевший комбинезон. Так в нём и умер.
Дальше на земле лежал открытый несгораемый ящик цвета хаки (этакий классический вариант походного сейфа), заваленный бумагами – неряшливо открытые папки с рапущенными завязками и какие-то отдельные листки с печатным текстом громоздились не только в его нутре, но и засыпали всё пространство палатки. Тоже мне диверсанты, зачем, интересно знать, они таскали за собой всю канцелярию и финчасть вместе с бухгалтерией? И это, заметьте, при выполнении совершенно секретной, нелегальной миссии на чужой территории?! Вот же идиоты…
На первый же взгляд было понятно, что нападавших интересовали вовсе не писульки, вроде списков личного состава или ведомостей на выплату жалованья. Хотя, возможно, и это тоже. В стороне были сложены аккуратной стопкой какие-то покрытые машинописью листы бумаги и несколько крупномасштабных карт местности (кажется, именно они и были главной целью неудачливых налётчиков), а также десяток бобин проявленной плёнки от аэрофотоаппаратов. То есть эти хреновы родезийцы, похоже, таскали за собой ещё и походную фотолабораторию…
Так что эти самые балканские ребята явно кинулись дербанить местные документы, сразу же выбирая самое ценное для себя, и явно увлеклись, забыв обо всём на свете, поскольку моего появления они точно никак не ожидали. Можно сказать, что наша импровизация оказалась удачной…
А у дальнего конца палатки, рядом с радиостанцией (я отметил для себя, что этот агрегат был не привычный, заплечно-переносной, а несколько помощнее и какой-то незнакомой мне системы) с самым тоскливым видом сидели на песке всё те же двое пленных с кляпами во рту и связанными за спиной руками.
Слава богу, что их не зацепило.
Выражение лиц обоих было, мягко говоря, обалделым. Хотя от подобной смены декораций в течение какого-то сраного часа ошалел бы кто угодно…
Кроме этих двоих из прежних хозяев аэродрома не уцелел никто.
– Кажется, мы перестарались, – сказал я Клаудии. – Живы только эти двое.
– Карауль их, – сказала она, закидывая карабин за плечо. – А я за машиной.
Я не успел ничего ответить, поскольку с этими словами она быстро вышла из палатки, завела «Виллис» родезийцев, развернулась и уехала.
А я вернулся к пленным. Один из них, молодой, в расстёгнутой белой рубашке, начал активно мычать, явно пытаясь что-то сказать. Я вынул из его рта кляп, но в следующую же секунду вставил заслюнявленную тряпку обратно, поскольку этот типчик заговорил со мной на африкаанс.
Беседу на этом экзотическом наречии я был точно не способен поддерживать и потому решил не спешить с допросом.
Пленные сидели на прежних местах, а я пока решил осмотреть убитого автоматчика, который лежал у входа в палатку. Осмотр его карманов подтвердил мои первые подозрения. В одном из внутренних карманов его мундира я нашёл тёмно-красную книжечку удостоверения (или «Уверенье», как было указано на обложке) с фотографией покойника.
А ещё на лицевой стороне обложки был оттиснут тёмным заковыристый герб в виде венка из колосьев с пятиконечной звездой сверху и несколькими факелами (или это было пламя костра?) в центре. На ленте снизу венка стояла дата «29.XI.1943». Внутри документа, помимо прочего, были синяя печать с примерно той же символикой и надписи «Federativna Narodna Republika Jugoslavia» и «Jugoslovenska Narodna Armija».
При этом о самом владельце документа можно было узнать только то, что он имел звание zastavnik («заставник» – это, по-моему, сержант) этой самой Югославской Народной армии и звали покойника Иво Ефтанович.
Что именно понадобилось людям маршала Тито в этих песках в самом сердце Африки, лично мне было совершенно непонятно. Хотя, если вспомнить то, что рассказывали мне про историю, которая произошла в Эль-Харабе под Танжером в августе 1958-го, и предполагаемую роль в этом эпизоде дорогого товарища Иосипа Броза, всё выглядело довольно логично. Кто ищет – тот всегда найдёт…
Пока я невесело размышлял таким образом, снаружи знакомо загудел мотор нашего «Виллиса».
Это наконец подъехала Клава на нашем джипе. Родезийский она, надо полагать, оставила где-то среди дюн. Повезёт же кому-то…