В этот момент открылась дверь, и на пороге появился давешний туарег в синем. Нагнувшись, он что-то сказал Клаве, та зачирикала ему в ответ на уже становившейся привычной для моего уха тарабарской мове.
– Что он говорит? – спросил я.
– Пойдём выйдем, – сказала Клава. – А этот пусть пока тут посидит…
Я забрал со стола автомат и вслед за ней вышел в коридор. Дорогой товарищ Норман остался сидеть на стуле. Его взгляд смотрел вниз, на грязный линолеум пола, и он что-то явно прикидывал.
Покинув кабинет, моя спутница что-то сказала «человеку в синем». Тот кивнул и немедленно прокурлыкал что-то на повышенных тонах, обращаясь к группе воинов в чёрном, как раз вытаскивавших в коридор очередные ящики с оружием и боеприпасами.
Те отреагировали на его команду, и через минуту в кабинет, где я оставил пленного, вошёл безмолвный «человек в чёрном» с кинжалом на поясе и винтовкой на изготовку. Н-да, дисциплина и караульная служба у них в племени были поставлены на вполне себе должном уровне…
– Так что он тебе сказал? – повторил я Клаве.
– Вообще-то он спросил, что им с пленными делать?
– Ну, нам они, я так понимаю, не нужны. Или есть какие-то варианты?
– Нет.
– Ну, тогда, значит, в расход, – изрёк я, подсознательно ужаснувшись тому, какие страшные вещи я сейчас произношу вслух.
– А твоего собеседника?
– Само собой и его. На все мои вопросы он ответил. Ничего принципиально нового насчёт последнего, оставшегося члена их группы он не рассказал. Ты же сама слышала. Так что он тоже не нужен. Только скажи своим друзьям-душманам, чтобы они с ним разобрались отдельно, так, чтобы возможность последующей идентификации трупа исключалась…
– Что такое «душман»? – удивилась Клава.
– Кажется, «враг» на пушту. Так называют бандитов в Афганистане…
Кто и когда именно их так называл, я деликатно умолчал…
– Никогда не слышала, – сказала Клаудия.
Затем она догнала уже слегка отошедшего от нас по коридору «человека в синем» и что-то сказала ему. Тот прокаркал что-то ей в ответ и тут же энергично рванул по коридору, на ходу раздавая своим нукерам какие-то приказы. Через минуту я увидел, как его башибузуки в чёрном хватают и уводят наверх трёх пленных. Тех, которые нас с самого начала не интересовали.
Тут рядом с нами возник один из Клавкиных «мальчиков», очень потный и со слезящимися глазами.
– Вскрыли! – радостно доложил он.
Мы с Клавой пошли по коридору за ним, дабы лично оценить это радостное событие.
И уже удаляясь, я видел, как два «человека в чёрном» поволокли дорогого товарища Нормана по коридору к лестнице наверх, вслед за остальными.
Во рту у него снова был плотный кляп, он мычал и извивался в железных руках конвоиров, явно порываясь что-то нам сказать. Кажется, до него всё же начало доходить, чем закончится эта пьеска.
Я отвернулся, сделав вид, что не увидел этих его потуг. В конце концов, он всего-навсего преступник, приговорённый к ликвидации. И я очень надеялся, что Блондинка или кто-то из её сотрудников видели, а может, и записали мою беседу с ним. Конечно, никакого специфического дискомфорта в организме я не ощущал, но всё время помнил, что помимо прочего я ещё и «ходячая камера», фактически их глаза в этом бредовом мире.
Давешний Жан в расстёгнутой до пупа, потемневшей от пота рубашке сидел прямо на полу коридора и жадно хлебал воду из зелёной армейской фляжки. Остальные двое Клавиных «мальчиков» вошли в хранилище и осторожно осматривались там.
И действительно, на пустых, уходящих под потолок стеллажах лежало восемь продолговатых металлических ящиков защитного цвета, с маркировкой «US Army» и какими-то длинными цифровыми номерами.
Клава приказала открыть один из ящиков. И там ожидаемо обнаружилась серо-зелёная, каплевидная, похожая то ли на баклажан, то ли на огромную лампочку ракета с четырьмя небольшими, примитивными стабилизаторами.
Клава вопросительно посмотрела на меня.
– Оно, – сказал я. Действительно, это были те самые атомные, надкалиберные, предназначенные для безоткатных орудий 280-мм гранаты М388 «Дэви Крокет», которые я в своём времени видел только на старых фото.
Клава приказала двум своим ребятишкам быстренько брать два ящика и скорым шагом топать наверх. Жану и ещё двоим было велено охранять хранилище и никого в него не пускать.
Ящики с «Крокетами» были довольно тяжёлые, поэтому сначала ребятки прихватили лишь один ящик.
Мы с Клавой поднялись в ангар вслед за ними. Как оказалось, оставшиеся у входа бодигарды активно валяли дурака, но за время нашего отсутствия всё-таки успели загнать джипы внутрь, поскольку снаружи стояло изрядное пекло.
Клаудия тут же выдала какую-то изящную французскую фразу, в которой упоминались бастарды и педерасты (точного смысла фразы я не понял), и погнала двоих из них вниз за ещё одним «Крокетом» в футляре.
Похожие на братьев-близнецов туареги в чёрном деловито таскали мимо нас наружу последние ящики со своими трофеями. На нас они не обращали никакого внимания, будто в ангаре кроме них вообще никого не было.
Минут через десять откровенно запарившиеся Клавины ребятишки притащили и второй ящик.
Оба ценных трофея были погружены в кузов одного из джипов и плотно прикрыты брезентом и какой-то мелочью, вроде цинков с патронами и коробок с пулемётными лентами.
Потом Клава кратко проинструктировала о чём-то (разумеется, беседа была на французском) двух своих вояк. Из их короткого и очень тихого разговора я разобрал только отдельные слова, из которых можно было понять, что их с этим ценным «товаром» уже где-то нетерпеливо ждали.
Какая поразительная оперативность! Хотя мне было сложно предположить, кому здесь могли вообще понадобиться «Крокеты» – некой «державе» или всё-таки «частным лицам»? К тому же атомные гранаты в ящиках были без взрывателей. Впрочем, скорее всего, наибольшую ценность представляли даже не сами гранаты, а содержащийся в них оружейный плутоний (ну или чем их здесь снаряжали?), с которым счастливые его обладатели могли проделывать всё, что угодно…
Далее получившая «спецзадание» вооружённая парочка попрощалась с Клавой, запрыгнула в джип, задним ходом выехала из ангара, развернулась и, набирая скорость, рванула по ВПП, распугивая стоявших поблизости туарегских верблюдов.
Вторую машину с прикрытием Клаудия с ними не послала явно из соображений конспирации. Кстати, рация в джипе у уехавших ребят была, но пока что они ни с кем не связывались. Видимо, собирались соблюдать полное радиомолчание настолько, насколько это возможно.
Спрашивается – а чего бы и нам всем было не уехать вместе с ними? Но, как я понял, моя спутница решила держать слово, как и подобало «крёстному отцу в юбке».
И действительно, Клава подошла к джипу и, расчехлив рацию, сообщила русским, что объект нами занят и всё прошло, как запланировано.
Как бы между прочим она сообщила и о том, что «представляющие интерес предметы» на месте наличествуют, в количестве шести штук.
Стало быть, два «изделия» она прямо-таки автоматически отжала себе в качестве «процента», заранее подробно оговорив судьбу этого товара с неизвестными мне «заказчиками». Ай молодец, всех обштопала…
Почему наша бравая атаманша в данном случае не прикарманила всё, лично мне было вполне понятно – тогда с неё бы точно не слезли разные там представители и эмиссары (то есть, если выражаться проще – рэкетиры и вымогатели) как восточного, так и западного военных блоков, поскольку о существовании этого склада теперь знали и те, и другие. Крохоборство наказуемо, а вот «невинные фокусы» с двойной бухгалтерией, как мне кажется, допустимы в любые времена…
Насколько я понял, русские ответили Клаве, что кого-то посылают к нам. То есть нам следовало «ждать и не расходиться».
Таким образом, возникла некая оперативная пауза.
Клава с частью своих бойцов опять ушла вниз. Видимо, устранять малейшие признаки наличия двух лишних ящиков.
А я, стоя в воротах ангара, наблюдал, как туареги окончили погрузку, навьючив последние ящики на спины верблюдов. По мере загрузки «корабли пустыни», ведомые погонщиками, отправлялись в дорогу, быстрым шагом следуя через взлётную полосу и исчезая в жарком мареве за дальними курганами.
Я заметил, что на некоторых верблюдах были навьючены и завёрнутые в какую-то домотканую материю длинные тюки. Это были явно трупы «людей в чёрном», которых их соплеменники, видимо, должны были похоронить до захода солнца и, возможно, в каком-нибудь особом месте и по специфическому ритуалу. Или как это у них положено?
При этом автомашины родезийцев и их покойники оставались на прежних местах.
За одним маленьким исключением – на песке, метрах в сорока слева от входа в укрытие, прибавилось четыре лежавших одной живописной группой мёртвых тела. Сработано было явно холодным оружием. При этом вокруг трупа Нормана было особенно много кровищи.
Хотя определить, что это был именно его труп, в тот момент можно было разве что по джинсам, поскольку у тела больше не было ни головы, ни кистей рук.
Туареги в точности последовали Клавиным инструкциям, причём, судя по тому, насколько быстро они выполнили муторную и грязную процедуру отделения головы от туловища (с этим в мои времена справляются далеко не все маньяки), когда-то именовавшуюся среди наших подобных им людорезов «секир башка», кочевники были отчётливыми профессионалами в этих делах. Куда они дели эту самую голову, думать мне совсем не хотелось…
В течение примерно часа последние кочевники, забрав всё причитающееся им, ушли. Замыкал процессию давешний «человек в синем», который достаточно тепло попрощался с появившейся в ангаре Клавой.
Когда силуэты последних верблюдов наконец растворились на горизонте, Клава разрешила всем вернуться в ангар и отдыхать, одновременно отправив двух своих ребятишек с биноклями на вершину холма над нашей головой для наблюдения за окрестностями. А то мало ли…
Примерно ещё через час на горизонте показался обширный столб пыли, сопровождавшийся шумом моторов, скоро материализовавшийся в виде двух знакомых, песочно-зелёных, полосатых ГАЗ-69.