Поднимаясь, я видел, как с веток ближних елей все еще осыпается потревоженный взрывами мин снег, и слышал, что винтовки в боевом охранении продолжали беспорядочно стрелять. Совсем охренели, суки? Этак они все патроны растратят в белый свет, как в копейку, а с чем мы потом прорываться будем? С голой жопой? Здесь им не тир в парке культуры и отдыха!
– Все живы? – вопросил я, встав в полный рост и вытирая снегом остывшую пшенку с лица и ворота маскхалата.
– Вроде да, – отозвался Гремоздюкин, чьи глаза от только что пережитого стали совершенно дикими.
– А это тогда кто? – ехидно спросил я, кивнув в сторону убитого.
В этот момент рядом с, похоже, не нашедшимся, что ответить на сей досадный факт Гремоздюкиным, закашлялась неряшливая фигура в великоватой шинели, в которой я узнал Натанзона.
– Это же Ебылханов, – то ли доложил, то ли интимно сообщил он.
– Жив?
– Да где там. Таки видно, что ему осколком мины полголовы снесло!
Кажется, отхитрожопился сын безмерно древнего народа. Но вслух я сказал вовсе не это, а:
– Раз так – земля пухом (хотя в наше время шкабыры вроде него считают себя потомками доисторической языческой цивилизации с, как минимум, пятитысячелетней историей, от которой при этом почему-то не осталось даже буковки или паршивого черепка, да еще и с весьма невнятными представлениями о загробной жизни – для них живший каких-то жалких две тысячи лет назад Чингисхан с его исламом просто мелкий чмошник и оккупант)! Бывает…
И вслед за этим я тут же перешел на сугубо организационные темы:
– Блин, товарищ замкомвзвода, вашу растак, что за идиоты там стреляют?! Товарищ Гремоздюкин! А ну-ка пулей в боевое охранение! Выясните, что там за стрельба и в кого?! И, если это просто бессмысленная трата боеприпасов – примерно наказать виновных! Остальных тоже касается! Немедленно уточнить обстановку! Может, нас сейчас атакуют со всех сторон, а мы, как дураки, ни сном ни духом! А вы, товарищ военфельдшер, займитесь учетом потерь!
– Так точно, – отозвалась почему-то оказавшаяся у меня за спиной Феофилова.
Гремоздюкин и Бышев переглянулись и рванули быстрее лани куда-то в сторону боевого охранения. Воздвиженский с Натанзоном и еще несколькими набежавшими из-за машин и заметно охреневшими от неожиданного минометного обстрела красноармейцами, похватав из грузовиков лопаты, начали энергично тушить снегом горящую полуторку. Одновременно откуда-то слева, со стороны санитарного «ГАЗ‐55», появились две очень похожие друг на друга (почти как сестры) совсем молоденькие, как мне показалось, девчонки. Маленького росточка, в одинаковых, надвинутых на самые брови буденовках, толстых желтых полушубках с поднятыми воротниками и великоватых валенках, с очень большими для их габаритов санитарными сумками на боку. Судя по скорости, с какой мадам Феофилова рванула к ним навстречу, это были ее непосредственные подчиненные. Вместе они трое живо напомнили мне мамашу, выведшую гулять во двор в сильный мороз своих дочек-близнецов. По идее, не хватало только соплей и хныканья.
– Товарищ Смирнов, – сказал я стоявшему рядом со мной и не проявлявшему никаких эмоций (по-моему, даже если бы мина попала непосредственно в него, он не издал бы ни звука) Кюнсту. – Ведите уже к своим. Вы где вообще разместились?
– В автофургоне. Здесь недалеко. Метров двести. Пошли, товарищ майор.
– Если недалеко – не будем торопиться. Сдается мне – нам с вами есть о чем поговорить, – высказался я.
Называвший себя Смирновым тип согласно кивнул. Медленно удаляясь следом за ним, в сторону от горящего автофургона и стихийно возникшей вокруг него всеобщей суеты, я понял, что наш разговор действительно стоит начать прямо сейчас, пока рядом нет ненужных свидетелей.
– «Зимний холод 399»! – выдал я страшным и приглушенным, как у профессионального подпольщика, голосом заранее заученную условную фразу, после которой, если верить Блондинке, вся команда этих чертовых биороботов (или кто они там на самом деле?) должна была начать выполнять любые мои приказания. Интересно, какой такой умник в этом самом будущем умудряется придумывать подобные предельно извращенные словесные конструкции?
– Излишне, – ответил своим ровно-бесстрастным голосом тот, кого я знал как Смирнова, и нехотя произнес отзыв: – «Мрак и Туман 22». Я уже успел понять, кто вы такой. Ваша модель поведения слишком резко выделяется на фоне остальной здешней «массовки». Как нам вас называть?
– Как только что называли. Так, как меня называют и все прочие здесь. Просто «товарищ командир», «товарищ майор», «майор Ухватов» или по имени-отчеству.
– Хорошо. Принято. Но при вашем появлении наша аппаратура слежения не показала никаких признаков работы какого-либо транспортного оборудования. Как такое может быть?
– А вот это не важно, дорогой товарищ. В этой жизни все бывает, как говорят у нас – век живи, век учись, дураком сдохнешь. Я так понимаю, главное это то, что я здесь, а будущий академик Игнатов у вас? Или я не прав?
– Да, – ответил мой собеседник. При этом я четко понял, что после этого моего «не важно» он несколько напрягся. Похоже, как и положено пусть и сложно-биологическому, но все же механизму он не любит иметь дело с чем-то, чего до конца не понимает и не может просчитать. Честно говоря, плевать мне было на любые его недопонимания. Лишь бы потом не возникла неприятная ситуация, во время которой он вздумает меня вырубить, стреножить и, к примеру, «вскрыть с целью обнаружения новых законов природы».
– Кто еще из его 13-го армейского ремонтно-восстановительного батальона с вами?
– Только один человек. Некий сержант Шепилов. Мы решили, что, если мы будем таскать с собой только наш Объект, это может вызвать определенные подозрения у «массовки».
Интересно, что слово «Объект» в отношении Игнатова он произносил как-то особенно уважительно, чуть ли не с придыханием. А вот уничижительный термин «массовка», употребляемый им по отношению ко всем остальным, показался мне не очень уместным. Как-никак, здесь не художественный театр и даже не Иван Охлобыстин с антрепризой…
– Кстати, а почему «массовка»? – поинтересовался я.
– Это один из терминов, которыми у нас для удобства зашифровано все то, что является не имеющими ценности и не представляющими явной угрозы существами вида homo sapiens. В официальных рапортах и между собой мы используем такое определение, но перед отправкой нас предупредили, что это подобное, полное наименование звучит несколько громоздко и чужеродно, особенно для слуха тех, кто населял планету тогда.
– Это ты верно подметил насчет чужеродности. Хорошо, пусть будет «массовка». Считай, уговорил. Ну, два человека или один – невелика разница. Проблемы для нас это, я думаю, не составит. Я так думаю, что первым делом стоит определиться с обстановкой, а затем уходить по какому-нибудь из возможных вариантов? И, по-моему, лучший из вариантов, это если мне удастся повести на прорыв все здешнее воинство.
– С точки зрения конспирации – да. А если исходить из соображений минимизации ущерба – нет.
– А что вы вообще понимаете под «минимизацией ущерба»? Ущерба для кого?
– По инструкции, любое воздействие на окружающую реальность должно быть минимальным.
– Это как?
– По инструкции, чем меньше свидетелей у любой нашей операции – тем лучше. Поэтому мы по прибытии сюда сразу же провели комплекс минимально необходимых мероприятий по информационной безопасности. Фото и киноаппаратов ни у кого здесь не было изначально, а номенклатуру письменных принадлежностей мы смогли сократить до минимума. При этом количество бумажных документов здесь тоже минимально. Собственно, единственный рукописный список личного состава, составленный еще до нашего появления, сейчас находится на руках у самого старшего по званию, командующего этими, не имеющими ценности и не представляющими явной угрозы существами вида homo sapiens, то есть старшины Гремоздюкина, с которым вы уже познакомились. И ни мы, ни Объект с его коллегой в нем не значатся. Гремоздюкину же этот список нужен лишь для того, чтобы отмечать крестиками очередных погибших.
– Основательные вы ребята, однако, – сказал я, сам не понимая, похвала это или простая констатация факта. При этом медленно и почти бесшумно шагавший рядом со мной по зимнему лесу Кюнст упорно не проявлял вообще никаких эмоций. И во всем его облике (белый маскхалат, лыжная шапка, самозарядная винтовка на ремне за плечом и непроницаемо-суровая физиономия кирпичом) прямо-таки читалась эта самая основательность, в нашем времени обычно свойственная наемным убийцам из плохих телесериалов. Кстати, именно в этот момент я понял, что больше не слышу стрельбы со стороны боевого охранения – ни пулеметной, ни винтовочной. Тут одно из двух – или Гремоздюкин-таки разобрался и навел там порядок, или финны все-таки перерезали (перестреляли, передушили, ненужное зачеркнуть) боевое охранение и скоро будут здесь, чтобы изничтожить остальных. Какой из вариантов сложился в итоге – скоро узнаем…
– Инструкция, – ответил он. – Я хотел сказать, что при массовом прорыве нас увидят, а следовательно, запомнят и смогут потом рассказать как об этом событии, так и о нас, более сотни не имеющих ценности и не представляющих явной угрозы существ вида homo sapiens. Есть риск, что эта информация затем попадет совсем не туда, куда следует. Причем это может произойти совершенно случайно, много лет спустя. Иногда подобные случаи даже требовали дополнительной коррекции.
Интересно, чего они в этих случаях корректировали – просто жгли документы или же еще и отрывали бошки свидетелям? Они такие, они могут…
– И как ты в таком случае предполагаешь действовать?
– В идеале – в какой-то момент тайно уйти компактной группой, вместе с Объектом, которого можно временно усыпить или дезориентировать, предварительно обеспечив возможность для второй воюющей стороны быстро и гарантированно уничтожить всех находящихся здесь военнослужащих формирования. Которое они именуют «Рабоче-Крестьянская Красная армия».