– Так, – сказал я, теперь обращаясь непосредственно к Натанзону: – А вы, Моня, каким образом здесь?
– Я как все, – доложил он и тут же удивленно спросил: – А как вы, товарищ майор, догадались, как меня зовут?
– А интуиция, – усмехнулся я. Не говорить же вслух, что в наше время, встречаясь с такими, как он, русский человек прямо-таки автоматически ожидает встретить Абрашу, Моню или Изю? Тут виной всему прежде всего бородатые анекдоты из одесской жизни, ну и опять-таки «Моней» своего подконвойного, помнится, именовал брутальный старлей Кремнев в известном боевике про похождения «Непобедимого».
– А если все начнут прыгать вниз головой на мостовую с пятого этажа, вы, товарищ Натанзон, тоже сиганете «как все»? – тут же уточнил я на всякий случай.
– В этой ситуации я таки подумаю, товарищ майор, – сказал Натанзон, кажется, понимая юмор.
– Ладно, – сказал я добровольцам. – Вы хоть перекусить-то успели? А то ведь неизвестно, когда вернемся…
А точнее, подумал я, неизвестно вернемся ли вообще, а что вернемся не все – так это, как говорится, к гадалке не ходи.
– Так точно. Поели, – ответил нестройный хор пяти простуженных голосов. Кюнсты при этом молчали, как я уже успел понять, у них по части питания были свои предпочтения.
– Боезапас пополнили? – спросил я на всякий случай.
– Да.
– Не «да», а «так точно», – поправил я бойцов. – Ну хорошо, раз все готовы, пошли навстречу славе, чудо-богатыри! Веди нас, наследник Ивана Сусанина!
Последнее относилось к Смирнову, но ни он, ни остальные на фамилию страдающего топографическим кретинизмом народного героя не отреагировали. Оно и понятно, ведь впервые поставленную еще в 1836 году оперу «Жизнь за царя» в советских театрах с 1918 года как-то не ставили – ну не стыковалась она с большевистской идеологией. И только 2 апреля 1939 г. в Большом театре состоялась премьера ее новой редакции (теперь опера называлась менее пафосно – «Иван Сусанин», злые языки до сих пор утверждают, что правили либретто оперы чуть ли не под чутким руководством самого товарища Сталина), но на регулярной основе сие произведение появилось в репертуаре главных театров СССР только после 1945 года (а точнее, если мне не изменяет память, где-то году в 1947-м). Так что, по состоянию на начало 1940 года мало кто успел побывать в Большом (а уж в этом лесу подобных «театралов» точно не водилось), и можно сказать, что подвиг этого «заводилы» в СССР еще не особенно пропагандировался. Похоже, до поры до времени, пока не станет востребована разная там партизанская романтика, его вполне заменял другой революционный герой, матрос Железняк. Ну тот, из одноименной песни, что шел на Одессу, а вышел к Херсону, то есть прямиком в противоположную сторону…
В общем, признаю, шуточка моя не удалась, и наша ведомая Кюнстом недлинная людская цепочка (я шел в ней вторым, а Кузнецов замыкающим) молча двинулась вперед.
– Москва! – сообщил я двум замерзающим в боевом охранении красноармейцам. На сей раз там торчала уже другая парочка (согласитесь, странно было бы увидеть в карауле тех же самых орлов, что и накануне ночью), но пароль и отзыв остались прежние. Зачем выдумывать что-то еще, если вокруг и так все свои, а финны никаких паролей и отзывов вообще не спрашивают.
– Мина! – ответил незнакомый боец, из покрытого инеем подшлемника которого торчали одни глаза, и мы, миновав «секрет», углубились в ничейно-враждебный лес.
Я посмотрел на часы. Было 12:41. Ладно. Будем считать, что за оставшееся до начала «операции» время мы эту пару километров героически преодолеем, если, конечно, не напоремся по дороге на засаду, как прошлой ночью. Это обстоятельство может сильно затруднить наше передвижение, а в худшем случае вообще сделать наш сегодняшний «великий поход» бесполезным.
В общем, «экспедиция» наша шла к заветной дороге, озираясь и стараясь держаться уже имеющихся следов. При свете дня стало видно, что натоптали в этом лесу действительно изрядно и с точки зрения перспектив наступить, к примеру, на противопехотную мину, идти по старым цепочкам следов было безопаснее. Не скажу, что снег был такой уж глубокий, но местами провалиться по колено можно было запросто. На моих глазах оступившийся (видимо, из-за изрядного веса пулемета) Воздвиженский шагнул резко в сторону и провалился левой ногой в снег практически по бедро. Некоторое время он матерился одними губами (все-таки есть понятие у человека), вытягивая свой, когда-то щегольский сапог наружу. По подобным причинам наше движение не могло быть слишком быстрым.
Окружающая тишина сильно нервировала, и я постоянно ожидал снайперского огня буквально из-за каждой елки, хотя мой «СНА» ничего и не показывал. Похоже, сегодня господа белофинны изменили тактику.
Потом я вроде бы услышал впереди некий металлический шум и, кажется, даже рев двигателей. Или показалось? Во всяком случае, Смирнова эти звуки почему-то не насторожили, и он не остановился.
Так или иначе, мы шли еще минут двадцать, и, наконец, Смирнов встал и поднял руку.
Все верно. Мы вышли примерно в то же место, где были прошлой ночью. Впереди, там, где предполагалась обочина дороги, замаячили между елей, в качестве характерного ориентира, куда более контрастные при свете зимнего дня остовы двух сгоревших танков и грузовика. Я поднял к глазам бинокль. Ну да, они самые, мы пришли куда нужно. Впереди обугленный БТ‐5, за ним дырявый БТ‐7 с перебитой гусеницей, потом закопченные рама и двигатель грузовой машины, а вокруг нас среди деревьев несколько серых мешков – окоченевших до каменного состояния трупов, – мрачно напоминая о том, что бывает с теми, кто зачем-то ходит к этой дороге.
Я посмотрел на часы – было 15:40. Будем считать, что мы быстро добрались.
– Рассредоточиться! – отдал я команду.
Бойцы резво, насколько позволял снег, рассыпались в стороны, образовав недлинную стрелковую цепь. Присев или улегшись за ближайшими деревьями, они приготовились к стрельбе. Кажется, финны не обнаружили нас первыми, и это давало некоторые шансы на успех.
Хотя где ее вообще искать, эту чертову засаду? Укрывшись за заснеженным еловым стволом, я снова поднял бинокль к глазам.
И, не успев толком осмотреться, неожиданно услышал где-то, мягко говоря, не слишком далеко, за подбитыми танками, характерный рев моторов и лязг гусеничных траков. Кажется, накануне мне все-таки не показалось. И шум накатывался со стороны «соседей». Да они что – совсем сбрендили? Уже пошли? Черт возьми, зачем? Почему на двадцать минут раньше оговоренного времени, стратеги херовы? У них что, часы не время, а исключительно соленость морской воды показывают, или этот бравый испанский капитан-орденоносец не поверил, что мы все-таки выйдем сюда? Это он зря – таки мы уже здесь. Но что толку, раз планы все вдруг взяли и поменялись? Даже если мы прямо сейчас начнем стрелять и пускать красные ракеты, они же все равно не успеют что-либо предпринять. И зачем что-то планировать, если даже сами «планировщики» собственные планы не соблюдают? Вот же дураки, мать их…
– Командир, наблюдаю танк противника в засаде, метров шестьсот от нас, – сказал шепотом подошедший ко мне Смирнов. – Правее той позиции, которую мы обнаружили ночью.
Прежде чем я успел отреагировать на эту информацию, лязг гусениц и шум моторов неудержимо приблизились. Героические подчиненные капитана Брячиславцева неудержимо перли прямиком навстречу собственной смерти.
Я потер лоб, включив «СНА», и осмотрел местность в бинокль. Да, на указанном Кюнстом новом месте действительно маячило над сугробами что-то вроде тщательно покрашенной белой краской танковой башни. Кстати, очень характерная башня, коническая, явно литая, с командирской башенкой и длинным тонким стволом пушки. Ну точно она – «Матильда», очень характерный танк, мало-мальски знающему человеку его трудно с чем-то спутать. Одновременно я начал наблюдать на другой стороне дороги, за деревьями справа и слева от танка не менее десятка красных тепловых отметок от «одушевленных целей». То есть реально их там явно было значительно больше, поскольку за деревьями просматривались далеко не все враги, которые там прятались. Ну да, чувствовалось, что здесь вражеские танки без «группы поддержки» точно не ходят…
– Второго танка нигде не видишь? – на всякий случай спросил я Кюнста. Не хватало еще каких-нибудь сюрпризов.
– Нет. Танк перед нами точно один. А вся пехота противника, похоже, сосредоточена на другой стороне дороги.
– Это очень хорошо, что он один. Блин, и времени совсем нет! – сказал я ему, вслушиваясь во все больше давящий на психику шум движущихся танков. – Слушай боевую задачу! Пока тут всерьез не началась стрельба, бери Кузнецова, скрытно подберитесь к танку противника на дистанцию выстрела из того, о чем мы с тобой говорили накануне. И постарайтесь зажечь этот танк до того, как он откроет огонь. Ваш отход мы прикроем. Сможете?
– Да.
– Тогда у меня все, действуйте. Огонь по танку открывайте без команды, как только дистанция стрельбы вам это позволит. Ну а потом, при отходе, если обнаружите противника, стреляйте во все, что движется. Ну а мы постараемся максимально долго не обнаруживать себя.
– Так точно, – казенно отрапортовал Смирнов тем же шепотом, после чего Кюнсты ушли. Я быстро потерял их из виду, а остальные бойцы, похоже, вообще не поняли куда и зачем они пошли, благо моего разговора с ним никто не слышал – все звуки заглушал механический шум.
И, разумеется, Кюнсты просто не смогли успеть до начала основной «баталии». Как-никак им надо было скрытно преодолеть шестьсот метров, но времени на это им никто не дал. Уже минут через пять или даже меньше после их ухода за подбитыми «бэтэшками» в бензиновом чаду замаячили новые идущие напролом танки. В бинокль было видно, что первым по дороге идет зеленый БТ‐7 с маленькой красной звездой на цилиндрической башне (явно вариант 1935 года) и двумя лупоглазыми фарами пониже люка мехвода. За ним катился Т‐26 с белым номером «309» на конической башне, но почему-то без пушки! Однако, приглядевшись и кое-что вспомнив, я понял, что это всего-навсего огнеметный ОТ‐130. На фига они его-то сюда притащили? Здесь же нет ни окопов, ни дотов! Или с какого-то перепугу рассудили, что он сможет пригодиться для огнеметных «плевков» по обочине дороги, с целью отпугивания финских стрелков? Интересно, а финны знают, что должны испугаться вот этого? За этими двумя танками медленно двигались три плохо видимых с моей позиции грузовика «ЗиС‐5». Передний – с бойцами в кузове (над кабиной торчали штыки, стволы, буденовки и каски, было в этом что-то от старых фильмов про Октябрьскую революцию), ну а два других тентованные, видимо, с ранеными. Разобрать, есть ли что-то дальше там, за грузовиками, я уже не смог, хотя, судя по всему, там были еще танки, или, по крайней мере, один танк. В общем, эти самоубийцы шли колонной, по сильно сузившейся из-за подбитых ранее машин дороге и не могли развить сколько-нибудь приличную скорость. Практически полигонные мишени типа «танк».