— А мужа вашего звали…?
И вновь она отказалась отвечать, ибо губы ее ненавидели лгать.
— Что привело вас сюда, мистер Кинкейд?
— Могу я войти?
Она оглянулась через плечо. Как бы повежливее отказать?
— Моя мать…
— Несомненно будет рада увидеть меня снова. — Он надавил на дверь, вынуждая ее попятиться назад. — В понедельник у нас с нею не вышло познакомиться. Она тоже вдова Рейд?
Прежде чем пропустить его, она преградила ему путь, опершись рукой о косяк.
— Она думает, что ее муж еще жив, а моем не помнит.
Наградив ее острым взглядом, он кивнул и перешагнул через порог.
— Сударыня, — обратился он к ее матери. — Как поживаете этим чудесным утром?
Та улыбнулась.
— Очень хорошо. А вы? Как вас зовут?
Маргрет возблагодарила небо за ее слабую память. Переживания той страшной ночи испарились, точно роса.
— Александр Кинкейд.
— А я госпожа Рейд, — с готовностью ответила мать. — Джанет Рейд.
Он и глазом не моргнул при этом имени. И что самое поразительное, мать держалась с ним так, словно по-прежнему была хозяйкой богатого особняка в Эдинбурге, а не беглянкой в приграничном захолустье.
— Не желаете ли хлеба? — спросила она. — Только что из печи.
Он неожиданно улыбнулся.
— Не откажусь. Пахнет потрясающе.
Распахнув глаза и разинув рот, Маргрет смотрела, как мать нарезает хлеб, мажет его маслом и протягивает своему почетному гостю.
Заметил ли он ее изувеченный палец? Если и так, то не подал виду. Пока он сидел и беседовал с нею, Маргрет держалась рядом, страшась того, что ненароком может произнести мать, ведь той было невдомек, что одно неверное слово — и она подпишет себе смертный приговор. Она наблюдала за ними, и сердце ее обливалось кровью. На короткое время мать стала пусть не совсем прежней, но женщиной, способной развлечь своего гостя любезной беседой.
И все это в любую секунду могло перемениться.
Когда Маргрет присела рядом, он отвернулся от ее матери, которая с блаженным видом жевала хлеб, и переключил свое внимание на нее.
— Сударыня, я прочел ваше рекомендательное письмо.
Ваше письмо. Она постаралась припомнить его точное содержание, которое — как она тщетно надеялась — не должен был увидеть никто, кроме деревенского священника.
— Вот как?
— О вашем муже там сказано крайне мало. Почему?
Потому что не было никакого мужа. Но вдове — в отличие от молодой незамужней женщины — разрешалось, получив свою долю наследства, проживать одной.
— Какой смысл подробно рассказывать о покойном?
— Там упоминается и ваш усопший отец, и даже кузен. Но не мать.
— Я же вам говорила. — Я умоляла вас. — Я не хотела, чтобы люди знали о том, что она душевнобольная.
— Ваши родные знают, где она?
— Они знают, что она живет со мной и что с нею все в порядке.
— Но они знают, где именно вы живете, Маргрет Рейд?
Она поперхнулась хлебом и закашлялась. Он похлопал ее по спине, и ощущение, подаренное его ладонью, затронуло не только ее плоть. Оно проникло гораздо глубже, в самую душу. Боже милостивый, что, если он способен узнать ее секреты через простое прикосновение?
Его губы очутились близ ее уха. Понизив голос, чтобы не услышала мать, он настойчиво прошептал:
— Я думаю, вы скрываетесь. И родня ваша понятия не имеет, где вы.
Или им все равно.
Она оттолкнула его.
— Мы живем мирно и никому не мешаем. Почему вы не оставите нас в покое?
— Потому что в деревне завелось зло, и я обязан проверить всех.
— Чего вы от нас хотите?
— Правды. Если она не ведьма, вы не станете возражать, чтобы я задал ей пару вопросов.
— Да взгляните вы на нее, — зашептала она. Мать вернулась к игре и что-то бормотала над Генриеттой. — Что она может вам сказать? Она уже не различает, что правда, а что ложь.
— Зато различаете вы. Молодые вдовы не перебираются без причины туда, где у них нет ни родни, ни друзей. Странно, что вас вообще отпустили из Глазго.
— Старосты знали меня, как честную, набожную женщину.
— И не спросили, куда вы собрались, как вы будете жить и с кем?
— Вы не староста и не служитель Церкви. Не думаю, что вы вправе судить меня.
— Очень зря. Я наделен всеми правами и полномочиями. А вот ваш священник из Глазго, похоже, не слишком добросовестно заботится о душах своих прихожан.
В ответ ей оставалось только упрямо молчать, ибо у нее не поворачивался язык встать на защиту несуществующего человека.
***
Александр учился считывать настроения, что сменялись на ее лице. Гнев, ненависть, ярость, все эти эмоции кипели под спудом ее невозмутимости, маски, которую она предъявляла миру. Но когда на нее давили, они были готовы хлынуть через край.
И он надавил.
— Ваш дом. Его предыдущий жилец очень вовремя для вас отправился на тот свет, не находите? Как так вышло?
— Откуда мне знать? Я благодарна Богу за чудо.
— Не ведьме за убийство?
Она побелела от страха, разноцветные глаза сверкнули под тонкими дугами бровей. Волосы, по-девичьи непокрытые, соблазнительным облаком окутывали ее плечи.
Молчание затянулось, и она встала.
— Вам пора уходить, мистер Кинкейд.
Она явно хотела сказать больше, но сдерживала себя, поджимая полные губы, пока провожала его до двери. На пороге он обернулся и тронул теплую впадинку под ее подбородком, поднимая ее лицо на себя.
— И все-таки, что это было, Маргрет? Божье чудо или работа Дьявола? Скажите мне правду.
Есть. Ее ярость прорвалась наружу.
— Правда, правда… Вы только и делаете, что требуете правду. Но правда есть то, что скажет Церковь. Что решат люди. Сыщется ведьма или нет, правдой будет то, что скажете вы. Чего стоит против всего этого мое слово?
Теперь уже он замолчал, не зная, что ответить, ибо она затронула его потаенное больное место.
Когда он допросит вдову Уилсон или одну из них, правдою станет то, что скажет он.
Но что, если он вновь ошибется?
Глава 6.
Вернувшись, он встретил у двери Диксона, который ждал его, держа в руках плащ.
— Идемте скорее. Граф пригласил нас отобедать с ним. — Лоб его ниже границы истонченных волос обеспокоенно пошел морщинами. — Его интересует, как продвигаются поиски ведьмы.
И вот, вместо того, чтобы в уединении обмозговать ситуацию с Маргрет Рейд и ее матерью, Александр в компании священника отправился на обед к Ричарду Калхуну, графу Оксборо, по пути вспоминая свои впечатления от короткой встречи с ним в день приезда. Граф был внушительного вида мужчиной далеко за сорок, он явно боролся против предыдущего режима и явно за это пострадал. Винить его было не в чем. Так или иначе, но за последние пятьдесят лет едва ли не все шотландцы призывного возраста — включая самого Александра — успели подержать в руках оружие, сражаясь с теми, кто предъявлял права на их землю.
Жилище Оксборо было увенчано башней, что придавало ему сходство с крепостью, и в то же время, благодаря пристроенному не так давно парадному залу, имело вполне современный вид. На пороге их встретила леди Оксборо, флегматичная, дородная дама, с виду старше своего мужа. Их дочь леди Анна, бледная блондинка с выражением вечного недовольства на лице, казалась в сравнении с нею до нелепого миниатюрной. В прошлом месяце, как доверительно шепнул ему Диксон, леди Анна понесла наказание за неповиновение родителям.
Странно, что такая взрослая девица еще не замужем, подумалось ему.
— Когда старосты соберутся, чтобы допросить ведьму? — заговорил Оксборо, еле дождавшись, пока обед закончится, а жена покончит с формальными любезностями.
— Я попросил их устроить собрание завтра же, — ответил Диксон. — Все понимают, что дело важное и не терпит отлагательств.
В разговор вмешалась сидевшая напротив леди Анна:
— Та ведьма… она пыталась улететь, когда вы за нею пришли?
— Помолчи, дитя, — одернула ее мать.
Граф насупился.
— Анна начиталась английских брошюр о кошмарном происшествии в Варбойсе, так что, боюсь, эта история изрядно ее всполошила.
Диксона передернуло.
Неудивительно, что девушку испугало то давнее дело. Три ведьмы признались в том, что сгубили одного местного дворянина, а на девицу из другого видного семейства навели порчу, отчего она стала страдать припадками.
Всю троицу в итоге повесили.
— Нет, леди Анна, — ответил Александр. — Не пыталась.
Девушка недоверчиво уставилась на него своими бледно-голубыми глазами.
— Но ведь они умеют летать, правда? Я читала, что умеют. — Она привалилась к краю стола и прошептала, точно обращаясь к нему одному: — Вы нашли на ее теле метку? Дьявол должен был пометить ее перед тем, как…
— Идем, Анна, — прервала ее мать, вставая. — Не будем мешать мужчинам.
Женщины вышли, избавив Александра от необходимости отвечать на вопрос, и он с облегчением перевел дух. Обычно Дьявол ставил на тело ведьмы особую метку перед тем, как совокупиться с нею, что было завершающим актом инициации. Эти отвратительные подробности не предназначались для девичьих ушей, однако, судя по всему, вызывали у леди Анны жадный интерес.
Священник вздохнул.
— Их учат читать, дабы они понимали слово Божье, они же открывают разум для не самого возвышенного чтива. Она так и не примирилась со своею помолвкой?
— Увы, нет. — Граф повернулся к Александру. — Моя дочь… — Он сделал паузу и нехотя продолжил: — Моя дочь противится нашим планам выдать ее замуж. Барон Ситон завидная партия, пусть и вдовец. Он прекрасный человек, отличнейший, но… В общем, в последние месяцы обстановка у нас дома несколько накалена.
Александр отделался сочувственным бормотанием.
Граф подался вперед.
— Итак, мистер Кинкейд, какие шаги вы намерены предпринять, чтобы искоренить поселившееся среди нас зло?