– Да – мирные люди, или да – бандиты? – безмятежно полюбопытствовала девушка, отрезая от яблока еще кусочек.
– Да – в смысле, будь мы бандитами, мы бы уже давно убили или ограбили тебя, – уточнил мой компаньон.
– А почему не изнасиловали бы?
– Ну, у меня есть невеста. – Слэйто кивнул на Аэле. – Она тоже вряд ли стала бы тебя насиловать. За Лис не отвечаю, она у нас странная.
– Эй! Это обидно!
– …но, по-моему, ей нравятся мужчины.
Девочка задержала на мгновение свои серые глаза на Слэйто, а затем обратилась ко мне:
– Он у вас всегда такой странный?
– Большую часть времени, – вздохнула я. – Кто ты и что тут делаешь? Тебе хоть известно, где ты находишься?
– Моя мама идиотов не рожала, – язвительно заметила девочка и выразительно посмотрела на Слэйто. – Я возле Удела Мрака. К слову, меня зовут Кошон.
– Я Лис, это Слэйто и Аэле. – Жених и невеста дружелюбно помахали ей, а девочка в ответ подняла руку с ножичком. – Не слишком ли ты опасное место выбрала, чтобы сидеть и есть яблоки, а?
– Я здесь за тем же, зачем и вы. Пытаюсь очень быстро попасть на юг. Зачем же еще сюда соваться, – пожала плечами Кошон. – У меня не было времени идти в обход по общим путям. Я ждала кого-то настолько же сумасшедшего, как сама, чтобы войти в Удел Мрака. На мое счастье, это оказались ребята, вооруженные мечами.
– Прости, но мы не берем попутчиков.
Я вскочила в седло и повернула коня, намереваясь пересечь границу Удела, но тут Кошон соскочила с валуна и воскликнула:
– Я не стану обузой, просто буду идти сзади! Если со мной что-то случится, это будет только моя вина. Я же не прошу вас меня охранять. Мне очень надо на юг!
Я лишь успела открыть рот, намереваясь сказать: «Нет. Определенно нет. Ни в коем случае. Нет!», когда Аэле подошла к Кошон. Они стояли рядом, две тоненькие фигурки, такие беззащитные и хрупкие, казалось, даже слабый порыв ветра может их сломить. В отличие от девочки в деревенской одежде, наша птичка была в платье, напоминающем розовый торт. Кружевные рукава, множество бантов, розовая атласная лента под маленькой грудью и кисея, кисея, кисея. Они выглядели, как принцесса и нищенка, но во взгляде нашей новой знакомой не было ни намека на зависть или недоверие. Каждый, кто встречал Аэле, начинал ею увлекаться. Сейчас она сложила свои маленькие кулачки у груди, и я мысленно застонала, потому что знала, что за этим последует.
– Мы же не можем просто оставить Кошон здесь? Она ведь решит пойти туда совсем одна. И это будет ужасно.
Словно в ответ на ее слова, стена-желе у меня за спиной тихо вздрогнула. Меня передернуло.
– Из нас троих только я умею обращаться с мечом. Сабля Слэйто не в счет, это даже не смешно. Ты в самом деле хочешь, чтобы, если мы встретим Поглощающего, я защищала не только вас, но еще и ее?
Маленькая упрямица в розовой кисее одарила меня суровым взглядом:
– Но ведь иначе она может встретиться с Поглощающим один на один!
Слэйто примиряюще поднял руки:
– Леди, леди, не ссорьтесь! Кошон вполне ясно дала понять, что ее безопасность – только на ее ответственности, и она это понимает. Она просто пойдет следом за нами. Я оплачиваю только сохранность нас двоих, Лис. Вернее, только сохранность Аэле. Но девочка может идти след в след за нами, на свой страх и риск.
Я могла спорить до хрипоты с умоляющей Аэле, могла препираться с приводящим разумные доводы Слэйто, но мне было не под силу переубедить их обоих. Я могла лишь попытаться сохранить лицо. И поэтому заключила:
– Учти девочка, твоя жизнь – твоя забота.
Кошон радостно кивнула, понимая, что любые слова могут изменить мое решение, и смело шагнула в область тьмы, похожую на щупальце; Аэле поспешила за девочкой. Я даже не успела их предостеречь. Мне пришлось снова спешиться и, взяв под уздцы коня, направиться в желеобразную тьму за ними.
Я помнила свое первое пребывание в Уделе близ Белой башни. Когда я пересекла его границу, мне показалось, что я нырнула глубоко под воду: уши заложило, и на миг стало нечем дышать. Сейчас я поняла, чем это было вызвано. Воздух в Уделе был концентрированной тьмой. Им невозможно было дышать. Это желеобразное вещество мигом забило мне нос, рот и легкие.
Как-то я должна была выследить и уничтожить банду грабителей, терроризировавших одно из сел близ Ларосса, – но сама попалась. Те самые мерзавцы, которых я собиралась прикончить, первыми выследили меня, схватили, приволокли к реке и принялись топить. Тогда, беспомощно связанная, я пару раз вдохнула воду, и она обожгла мои легкие. Сознание уходило, и я вправду могла захлебнуться. Жизнь мне спасло то, что бандиты передумали меня топить и решили сначала изнасиловать. Это стало для них смертельной ошибкой.
Но вот ощущение удушья я запомнила очень хорошо. И сейчас, несмотря на то, что стоял погожий день, мне показалось, что я тону в чернильной ночи и что она забила мне легкие. Я не переживу это, подумалось мне, просто не переживу.
Внезапно на плечо мне легла рука в белой перчатке. И даже сквозь тьму в ушах я расслышала приятный скрип тонко выделанной кожи, из которой она изготовлена. Губы Слэйто оказались около моего уха, и он едва слышно произнес:
– Успокойся. Расслабься. Закрой глаза и найди точку опоры. Заставь свое сердце снова биться.
Это было плохим советом. Я тонула на суше, и мне требовалось уйти из Удела, только и всего. Но упрямство, Войя подери, не позволяло так просто сдаться. Я закрыла глаза. На что я могла опереться в этом мире? Что у меня в нем осталось? Что может стать точкой опоры? Рука невольно поднялась к груди, где на броне, прямо напротив сердца, раньше были впаяны бусины Карамина. Они служили самой истинной точкой опоры – но сейчас на броне их не было. Нет запасных жизней, нет бессмертия – есть только я и меч. Сердце сделало неуверенный удар и застучало, как и прежде, словно старые часы.
Я открыла глаза: со всех сторон возвышались скалы. Немного камней, кустов репейника и сухотравье. Впереди бодро шагали Кошон и Аэле. Юная невеста что-то рассказывала, энергично жестикулируя, отчего ее руки с розовыми кружевами на рукавах напоминали два птичьих крыла. Девушки смеялись.
Вокруг уже не было никакой осязаемой тьмы. Да, было чуть сумрачнее, в воздухе витал запах серы и тлена, но и только. Я обернулась к Слэйто, который продолжал держать руку у меня на плече.
– Откуда ты знал? Знал, что у меня будет этот… приступ и как с ним надо бороться?
Он улыбнулся своей обычной мягкой и слегка беззащитной улыбкой:
– Я же говорил раньше, что тоже был облучен магией. Когда я впервые зашел в Удел, у меня чуть сердце не заглохло. Я справился. И хотя чувство погружения остается, с каждым разом становится чуть легче.
– С каждым разом, – повторила я с ужасом. – Так ты часто бываешь в Уделах?
– Время от времени.
Он похлопал меня по плечу и поспешил за девушками. Аэле, беззаботно, словно ребенок, оставила свою лошадь возле него, и Слэйто покорно повел под уздцы обоих животных. Моя же лошадь пощипывала траву рядом и недоверчиво косилась на меня карим глазом. Я подмигнула ей и погладила по широкому лбу. Становилось все интереснее.
Кошон сколько угодно могла прикидываться смелой и отчаянной, готовой на любую авантюру, но под напором Аэле и она растаяла, словно масло в горячей каше, и теперь взахлеб рассказывала о своей жизни в маленькой деревне. О маме, местной ткачихе. О маленькой сестренке, которая серьезно заболела. Мы со Слэйто вполуха слушали этот наивный монолог, двигаясь за ней с Аэле.
Как и любая девочка, которая слишком рано решила, что она повзрослела, Кошон задумала содержать семью самостоятельно. В деревне это было тяжело, и, как тысячи непосед до и после нее, она отправилась на заработки в город. Но найти себе там применение так и не смогла: к ней грязно приставали мужчины, работать служанкой не получалось – а между тем отложенные матерью средства были на исходе. Когда она почти сдалась и пыталась наняться помощницей на небольшой баркас, занимающийся добычей краба, из родной деревни пришло письмо. Мать умоляла Кошон вернуться как можно скорее. Ее маленькая сестренка серьезно заболела, и хворь развивалась с пугающей быстротой. В доме требовались любые свободные руки. Пришлось Кошон увязывать вещи в узел и идти в горы. Да только путь до деревни по ближайшей дороге внезапно стал очень опасным. Поглощающий перекрыл самый короткий путь домой. Мы встретили ее, когда Кошон почти потеряла надежду найти попутчиков и собиралась с духом, чтобы войти в Удел в одиночку.
Сейчас она не выглядела напуганной, но это скорее была заслуга Аэле. Нам предстояло два-три дня пути по скалистой местности, в которой обитало существо, привыкшее убивать так же, как мы привыкли дышать. Тут было чего бояться даже вооруженной мечнице, что уж говорить о деревенской девчонке.
Дорога была довольно широкой и совсем не крутой. Однако длительное запустение и обвалы сделали свое дело: то тут, то там на пути попадались огромные валуны, словно скинутые рукой великана с неба. Верхом мы бы не уехали далеко. Не привыкшие к таким нагрузкам ноги степных лошадок, нагруженных поклажей и с наездниками на спине, вряд ли бы выдержали передвижение по острым камням и бесконечное петляние среди завалов. Животные, к слову, совсем не боялись Удела, как и наши болтушки. Их не тревожили ни запахи, ни ощущения. Меня же они переполняли, но я очень надеялась, что мои инстинкты подскажут мне, когда опасность приблизится. С той секунды, как мы зашли в Удел, меня не оставляло предчувствие надвигающейся беды.
– …а потом мы принимали роды у Мэги. Это наша старая собака. Ей лет десять уже, никак не меньше. Я так переживала, что толком ничем не могла помочь, но зато моя сестра – вот кто умница! – вела себя, как заправский лекарь. Именно Сью помогла Мэги разродиться, ни одного щенка не потеряла, хотя это была уже четвертая носка. Аэле, ты бы видела, как потом Мэги на нее смотрела. Вот хоть собака слова сказать не может, а все понимает. Положила только свою огромную кудлатую голову ей на колени и заснула. Мы потом этих щенков пастухам раздарили. Мэги и сама в молодости пастушкой была отличной, только так волков гоняла, а из ее ощена выросли уж совсем медведи. Но ласковые и нежные, что твоя сметана.