В Прикадоме не было постоялого двора. Чтобы разузнать, кто из жителей настолько богат, что приторговывает едой для путников, проще всего было обратиться к кому-нибудь из местных жителей напрямую.
Пока Аэле и Слэйто уточняли у дородного селянина в шляпе, есть ли тут стойло достаточно чистое, чтобы там можно было переночевать, и радушный хозяин, который нас туда пустит, я направилась к домику с желтой соломенной крышей.
Штукатурка местами обвалилась, обнажив рыжую глину, однако дом-малыш выглядел довольно уютным. Окошки прикрывали расписные ставни, на веревке возле дома сушились детская одежка. На мальчика и на девочку, отметила я мысленно. Расшитая вручную.
В огороде возле дома спиной ко мне стояла молодая женщина. Она, видимо, только что раскидала сено для просушки и вытирала взмокший лоб полной рукой. Несмотря на простое платье и крупную крепко сбитую фигуру, даже со спины женщина выглядела привлекательно. То ли толстая коса темно-каштановых блестящих волос навела меня на такую мысль, то ли горделивая осанка. Несмотря на то, что она была сельской жительницей, женщина приковывала взгляд своей величавостью.
Между тем женщина обернулась и заметила меня. В один миг она вскинула вилы, перескочила пару грядок и уперла мне в грудь свое орудие. Верхняя губа ее растянулась, обнажив на удивление белые для крестьянки зубы, но в глубине глаз, горевших яростью, я различила страх.
– Полегче, госпожа, я…
– Я знала, что вы придете – раньше или позже. Вы ведь никогда не отпускаете свою добычу, – прорычала селянка.
Несмотря на грозный вид, поднятые вилы и какую-то ересь про добычу, я понимала, что молодая женщина не способна меня убить. Духу не хватит. Об этом говорили морщинки в уголках глаз, свойственные хохотушкам, а не жестоким убийцам. А также голос, который, несмотря на злобность, подрагивал. И, конечно, руки – мозолистые и натруженные руки женщины из деревни, которая следит за скотиной, возделывает землю, стирает одежду и растит детей – но не убивает случайных прохожих! То, как ее пальцы сжимали рукоять вил… Даже при желании женщине не хватило бы сил проткнуть мою броню.
– Я вряд ли та, за кого вы меня принимаете, – как можно мягче заметила я.
– Ну конечно, дорогуша. Твой предшественник тоже вешал мне лапшу на уши. Я уж от него наслушалась. Вы – мастера бесполезных слов. – Женщина судорожно вздохнула и перехватила вилы поудобнее. – Я не позволю вам тронуть его и детей. Сначала вам придется справиться со мной.
Я чуть было не сказала, что это окажется довольно просто. Но тут из дома вышел невысокий мужчина. Женщина обернулась к нему и издала почти птичий крик:
– Беги, Фил! Хватай детей и беги!
Крестьянин, вышедший на свет из темного дома, жмурился на солнце и с недоумением смотрел на свою женщину, как и я, не понимая причины ее паники. Затем он посмотрел на меня. Что-то знакомое было в этих вихрах, в наклоне головы.
– Войя подери… – прошептала я. А затем, чуть громче, прибавила: – Фил-кузнец из легиона Алой Розы. Это ты? Что ты забыл в этой деревне и почему твоя женщина пытается насадить меня на вилы?
Словно лихое огородное пугало, Фил перепрыгнул через сено и грядки и обхватил свою защитницу за плечи, все еще всматриваясь в мое лицо и пытаясь угадать, кто же я такая.
– Джилли Салаки, что ты чудишь? – проговорил он на ухо селянке. Я хорошо помнила этот голос и говор с характерными словечками, присущими Филу. Ничего себе «чудишь»…
– Она объята пламенем тьмы, – прошептала Джилли. – Она им покрыта, как кровью: с головы до ног. Она – Поглощающая.
Я видела страх этой женщины, напитывавший воздух от тыквенных грядок у нее за спиной до виноградной лозы у дальнего забора. Она не услышит меня, даже если я буду кричать, значит, к ней не стоит и обращаться.
– Когда мы служили вместе, Фил, ты подковывал лишь лошадей офицеров легиона. Ты был слишком хорош для прочих лошадок. – Мужчина все еще разглядывал меня, силясь узнать. Тем не менее он накрыл руки жены своими ладонями. Правда, не ясно было, с целью удержать ее от убийства или помочь глубже воткнуть вилы мне в грудь. – Но, несмотря на то, что ты был лучшим кузнецом легиона, хоть и звался лишь подмастерьем, рано по утрам ты ходил на другой конец лагеря и перековывал тех кобыл, которым не повезло быть подкованными подмастерьями и помощниками других кузнецов. Все об этом знали. Тебе было жаль лошадей, которые из-за плохой работы горе-кузнецов рисковали переломать ноги во время битвы.
Вилы опустились. Теперь и женщина слушала меня, разомкнув полные губы.
– Особенно, Фил, ты любил лошадь по кличке Белая Карга. Старую и грузную, ее использовали только для поездок за провиантом в деревню. А ты ее любил. Ты говорил, что…
– …у нее глаза такие же большие и красивые, как у моей любимой Джилли, – закончил фразу Фил и взглянул на меня исподлобья.
– Кто это, Фил? – спросила Джилли, больше не угрожая мне своим орудием.
– Призрак из давнего прошлого, кажись. Девочка, когда-то заварившая такую кашу… – Фил вздохнул и подошел ко мне, чтобы неловко похлопать по плечу. – Пойдем в дом, Лис. Если тебя все еще так зовут. Выпьем чаю и побалакаем.
Все, что окружает людей в домашнем быту, является отражением их сущности. В доме Фила сразу становилось ясно, что это жилище дружной семьи, где царят любовь и забота.
Глиняные таблички с вылепленными детскими ручонками цветами были расставлены на грубо сколоченных полках вокруг очага. Маленькие стульчики стояли возле круглого стола, накрытого холщовой скатертью. Она была расшита вручную, может, и не самой умелой мастерицей, но одной из самых старательных. На подоконнике стоял букет полевых цветов, втиснутый в горлышко явно не предназначенного для таких целей кувшина с отбитой ручкой.
Однако внимательный глаз сразу подмечал, что в доме живут не только дети и любовь: здесь поселился и более неприятный сосед – страх. За дверной косяк была заложена широкая симмская лента с молитвами. В углу расположился молельник, похоже, с фигурками всех богов Королевства. На ширме, что отделяла кровати от кухни, висели талисманы ока – баракасы, призванные ловить дурные помыслы злых людей. Все эти предметы относились к разным верованиям и учениям, они почти что вслух спорили между собой. Использовать их все вместе мог только человек, объятый даже не страхом, а паническим ужасом.
Джилли не собиралась приглашать меня на чай. А когда увидела Слэйто, объятого ярким магическим свечением, она лишь зажала руками рот. Но слово мужа, видимо, служило для нее непререкаемым законом. Такое почитание меня не удивило, ведь как-то у костра Фил рассказал нам, как он отправился в Удел Мрака, встретил там свою будущую жену, спася ее из рук Поглощающего.
Теперь Джилли из сказки про счастье кузнеца стояла передо мной. Усталая женщина, чуть старше меня, замученная страхами и напуганная приходом нежданных гостей. Остановив взгляд на Аэле, пожалуй, единственном нормальном человеке из нашей троицы, она приобняла девушку за плечи:
– Пойдем-ка, милочка, нарвем в саду трав для чая.
Аэле, как восторженный щенок, последовала за Джилли – «Это же так весело – собирать травы! Ура!» – и мы остались втроем. Указав жестом на стулья, Фил пригласил нас за стол.
– Фил… Как ты выжил? – спросила я с живым интересом. Учитывая все, что произошло с легионом Алой Розы, это была фантастическая удача – встретить кого-то из бывших сослуживцев живым. Удача, сопоставимая разве что с моей участью.
– Дезертировал, – просто ответил Фил, но тут же с испугом взглянул на дверь и гораздо тише добавил: – Только при Джилли этого слова не произносите. Она считает дезертирство позором, а сама про все это дело говорит так: разорвал контракт. Хотя, канеш, ни о каком контракте речь не идет. Я позорно бежал с Переправы Черной гончей.
Фил примолк, разглядывая вышивку на скатерти, сделанную женой, и, возможно, вспоминая те дни, когда он еще служил в легионе. Слэйто деликатно рассматривал обстановку. Я тоже решила придержать свое любопытство. И оказалась права: Фил и без моих расспросов жаждал рассказать кому-то свою историю.
– Судя по новостям, я сбежал вовремя. Даже если б и выжил у Переправы, меня прикончило бы в Сиазовой лощине. Это ведь последнее место, где видели Крамера и Алайлу, а вместе с ними и все останки легиона.
Мне показалось, что Фил нарочно оговорился, назвав остатки останками.
– На Переправе я испугался так, что чуть штаны не обмочил, – продолжал он. – Это была самая кровавая бойня из всех, что я видел за свою жизнь. На поле вывели каждого, даже кузнецов с подмастерьями вроде меня. Перед тем нас три дня тренировали, потом сунули в руки по копью да и пнули под зад. Да что кузнецы, поваров и тех вытащили.
– Смешно… – Фил вздохнул. – Генералы словно нарочно отряды расставили так, чтобы живым никто не выбрался. Лучники перед конницей, снабженцы перед пехотой – и все зажаты между рекой и чужими войсками… Бойня…
Кузнец снова замолчал. Но внезапно оживился.
– Мне было куда возвращаться: Джилли, Микель и Мария – они ждали меня здесь. И я выбирался ради них, хотя и не смог забрать с собой никого больше. Представляешь, теперь в селах есть школы – тетка Крианна так покупает любовь народа. Ха, да я и мечтать не мог, что мои детишки будут учиться читать да считать. Учителя в замках, канеш, не чета сельским, ну да все равно.
– Чего так боится твоя жена? – внезапно спросил Слэйто.
– Магии, – ответил Фил и взглянул на свои крупные руки, покрытые черными точками от работы с раскаленным железом. – Она не всегда была такой. Два с небольшим года назад Джилли изменилась. Мой легион погиб на севере, а в жене проснулся какой-то дар… или проклятие.
– Она видит магию, – догадалась я. – После магического взрыва в Сиазовой лощине.
Фил кивнул:
– Она видит ее у ока, у каких-то предсказателей, у одной старухи из соседней деревни, которая считается лучшей повитухой в округе. Магия не причиняет вреда, но пугает ее до жути. Джилли все кажется, что кто-то придет за мной или за детьми.