Он не повышал голос; ему и не нужно было. Дивер знал его достаточно хорошо, чтобы понять, что он заплыл в опасные воды.
Мариэлль Харпер — Элли, как называл ее Итан — была с ним когда-то обручена. Среди всех семей Северной Оконечности, можно было сказать, что она была слишком хороша для него. Она была дочерью успешного корабельщика; он — непослушный сын капитана Британских морских сил. Но она любила его, и он боготворил ее. Однако он никогда не рассказывал ей, что он заклинатель и, когда его обвинили в мятеже Рубинового Клинка, что он использовал «колдовство», чтобы подчинить капитана корабля, она написала ему письмо, что с этого дня он может вычеркнуть ее из своей памяти. Она сказала, что он предал ее доверие, и она клянется, никогда с ним больше не встречаться. К тому времени, когда он вернулся, ожесточенный и искалеченный, с плантаций на Барбадосе, где он работал и истекал кровью, где чуть не умер, Элли вышла замуж и родила мужу ребенка.
С некоторых пор она стала вдовой, но по-прежнему не хотела иметь ничего общего с Итаном или его заклинаниями. Итан прекрасно знал, что нечего и ожидать, что она передумает, даже несмотря на то, что часть его всегда будет принадлежать ей.
Каннис знала об Элли. Разрушив одни отношения секретами и ложью, Итан поклялся никогда так больше не делать. Он чувствовал, что Каннис питает надежды, что когда-нибудь он забудет свою первую любовь и надумает провести остаток своей жизни с ней. Она редко говорила об этом, что было хорошо для Итана; последнее, что он хотел бы сделать — это причинить ей боль.
Несколько долгих минут Итан и его друг сидели в тревожном молчании, пока, наконец, Дивер не осушил кружку и не хлопнул ею об стол.
— Ну, что ж, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Похоже, завтра я опять буду работать на пристани, так что надо немного отдохнуть. — Он сверкнул улыбкой, хоть и вышла она натянутой. — Спокойной ночи, Итан. Моя благодарность за эль.
— Береги себя, Дивер.
— Обязательно, — сказал Дивер и вышел из таверны.
Итан вспомнил, где он находится и медленно допил свой эль. Никто не подсел к нему. Те, кто знал его, либо боялись его за способность колдовать, либо видели в нем нераскаявшегося мятежника. У него было мало друзей, лишь те, кому он доверял.
В конечном итоге, когда толпа в таверне начала редеть и шум нисходил на нет, Каннис опять подошла к его столику.
— Деррей что-то быстро ушел, — сказала она, потянув стул и поставив его рядом с Итаном.
— Нет, вообще-то. Ему надо на работу на пристань утром.
— Кто это был, тот, который приходил к нему? — спросила она, ее глаза сосредоточились на руках, когда она поигрывала серебряным кольцом на пальце. Она ничего не упускала из виду.
— Один из его приятелей с пристани, кажется.
Легкая улыбка коснулась ее губ, когда она подняла взгляд на него сквозь ресницы.
— Почему ты оберегаешь его?
— Почему ты изводишь его?
— Если бы когда-нибудь появился мужчина, которого нужно было изводить… — она замолчала, позволяя словам повиснуть.
Он знал, что лучше не спорить.
— В следующий раз я скажу ему, чтобы он оставлял это снаружи, — сказал он, принимая ее слова.
— Спасибо.
Они сидели в молчании некоторое время. В итоге Итан взял ее руку. Она встретила его взгляд, улыбнулась.
— Ты сказал, что с Корбеттом все прошло хорошо? — спросила она.
— Это так. Я нашел все, что потеряла его жена. Он был доволен.
— А вор?
Итан вздохнул и поморщился:
— Даниэль Фолтер.
Каннис округлила глаза:
— Еще один дурачок.
— Ага, — сказал Итан, признавая это настолько, насколько Дивер был расстроен.
— Ты позволил ему уйти?
— Конечно.
Он начал рассказывать ей, что, должно быть совершил ошибку, но передумал. Это вернуло бы разговор к Диверу, а Итан этого не хотел.
— Почему ты так снисходителен к дуракам? — спросила она его.
— Может быть, я вижу в них молодого себя, чтобы думать, что они не безнадежны.
Она покачала головой, уголки ее губ опять поползли вверх. Потом она поднялась, встала за его стулом и начала разминать ему шею, ее маленькие пальчики были ловкими и сильными. Он закрыл глаза и наклонил голову вперед.
— Только лишь потому, что они небезнадежны, это не значит, что твоя работа — спасти их всех, — прошептала она.
— И ты мне это говоришь. — Она поцеловала его в макушку. — Как же хорошо, — сказал он, когда она продолжила разминать ему шею.
— Так и должно быть.
Он улыбнулся, она опустила руки на ниже и начала растирать его плечи. Итан вздохнул, втянув воздух сквозь зубы.
— В чем дело?
— Мне пришлось подраться с Даниэлем, чтобы забрать украшения. Правое плечо болит.
Она поцеловала его шею сбоку.
— Какая жалость. А твоя нога?
— Она тоже болит.
Воздух вокруг них благоухал ее духами.
— Бедный малыш. Ты, вероятно, слишком устал и разражен, чтобы еще чем-то заняться, только лишь спать.
Он рассмеялся.
— Не уверен, что смогу зайти так далеко, — пробормотал он.
Каннис захихикала.
— Рада это слышать, — сказала она. Взяла его за руку: — Тогда идем.
— Разве ты не должна убраться?
Она слегка махнула в сторону бара.
— Келф позаботится об этом. Я отпустила его пораньше пару дней назад. Он должен мне.
Итан усмехнулся.
— Мне всегда нравился Келф.
Она остановилась.
— Что ж, если это именно то, что ты предпочитаешь… — Она выдерживала его взгляд некоторое время, стараясь сохранять нейтральное выражение лица. В конце концов, она опять начала хихикать. — Давай же, — сказала она, потянув его за руку.
Прежде, чем они подошли к лестнице, ведущей наверх в ее комнату, дверь в Доусинг Род распахнулась, и внутрь ввалились несколько мужчин.
— Вы слышали? — спросил один из них, ни к кому конкретно не обращаясь. — Они грабят дом Хатчинсонов.
Итан и Каннис остановились, и она сделала шаг к мужчине.
— Кто они? — требовательно спросила она.
— Макинтош и его ребята, — сказал мужчина.
А другой добавил:
— Они также разграбили Стори и Холлувелла!
— Идиоты! — сказала Каннис. Она взглянула на Итана. — Они даже не думают о том, что из этого ничего хорошего не выйдет.
Он пожал плечами. Она достаточно хорошо знала, что он думает по поводу агитаторов. После набега на дом Оливера, они обсуждали это дня два. Но он думал и о заклинателе, которого тогда почувствовал. Были ли это заклинания, чтобы каким-то образом активизировать и побудить банды к нападению?
В не зависимости от ответа, Каннис была права: нападение на дома Вилльяма Стори и Бенджамина Холловелла были связаны друг с другом. Стори, из Суда Адмиралтейства, и Холловелл, ревизор Таможенной службы, были самыми ненавистными людьми во всем Бостоне. Но Томас Хатчинсон был лейтенант-губернатор и главный судья провинции. Безусловно, и у него водились враги среди тех, кто выступал против Закона Гренвиля, но он был также одним из самых уважаемых руководителей этой колонии. И если эти люди были правы, и на дом Хатчинсона было совершено нападение, то гнев был скорее всего направлен не только против Короны, но многие из вожаков тех демонстраций надеялись привлечь людей на свою сторону.
— Кто-нибудь пострадал? — раздраженно спросила Каннис.
— Никто, насколько нам известно, — сказал первый мужчина. — Хатчинсон и его семья ушли, так же как и другие две семьи. Но их дома разрушены.
Один из мужчин за его спиной подавил смешок и покосился на друга. Этот человек тоже засмеялся.
— Так, ладно, вас много, — сказала Каннис. — Вы сказали то, что хотели. А теперь убирайтесь отсюда.
— Но у нас жажда, — сказал первый мужчина, голос его звучал раздраженно.
— Вам придется поискать выпивку где-нибудь в другом месте.
Они удивленно уставились на женщину, которая посмела им возразить, но в этот момент из-за барной стойки вышел Келф, он уселся посреди комнаты и сложил на груди свои огромные ручища. Мужчины начали, переговариваясь, ворчать между собой, но, тем не менее, шаркая, вышли из таверны.
Когда те вышли, Келф посмотрел на Итана с Каннис.
— Не думаете, что это правда?
— Дом Холловелла находится на улице Ганновер, не так ли? — спросил Итан.
— Да, — ответила Каннис. — И мне кажется, что Виллиям Стори живет по соседству с Судом.
— Я слышал их, — сказал Итан. — Толпы были у обоих домов.
Келф переводил взгляд от одного к другому и обратно.
— Но Хатчинсон — он ведь живет в Северной Оконечности, нет? Разве ты мог слышать что-нить оттуда?
— Сложно сказать, — ответил ему Итан. — Но если все остальное верно…
— Тогда и это тоже, — закончила за него Каннис предложение. — И теперь мало никому не покажется.
Глава 4
Сразу после того, как мужики ушли, Каннис и Итан поднялись наверх и упали друг другу в объятья, позабыв на время и о Парламенте и уличных бандах. После занятий любовью Итан совершил ошибку, спросив готова ли Каннис признать, что агитаторы закона Гринвиля были проходимцами и дураками.
— Те, которые напали на дом Хатчинсона? — сказал она. — Безусловно. Но это не значит, что они все такие.
Ему следовало остановиться и не развивать тему дальше. Но он продолжил, и они полночи проспорили об этих бунтовщиках и о том, что они наделали. Каннис, которая считала, что Парламент превысил свои полномочия, в первую очередь приняв Акт о гербовом сборе, обвиняла погромщиков в том, что они зашли слишком далеко и обшарили дом Хатчинсона. Но она категорически отказалась признать, что протесты Эбенезера Макинтоша и его людей были ошибкой.
Итан едва сдерживался.
— То есть ты считаешь, они были правы, нападая на собственность Эндрю Оливера, но не правы, разрушая дом Томаса Хатчинсона.
— Оливер распространял закон Гринвиля, — сказала она так, словно это все объясняло.
— Так вот как ты теперь заговорила!
Каннис вызывающе приподняла подбородок:
— Да!