я ланс-капрал взял оружие и присоединился к своим товарищам. Он переместился на угол улицы и стал работать из подствольного гранатомета M203, отправляя 40-миллиметровые гранаты на вражеские позиции. Мэй восхищался решимостью Гарсии, ведь у того была огромная рана на правой руке, и ему было трудно заряжать гранаты.
Бой продолжался уже некоторое время, и Мэй начал задаваться вопросом, где находятся СБР. Он достал рацию и доложил в роту обстановку, сообщив о потерях и получил ответ, что к ним направлены силы быстрого реагирования. Поскольку на подходе были более крупные силы, Мэй и командир патруля приказали морпехам собираться, но не все смогли поместиться в машины — пока они направлялись на базу, Авила, Падрон и Адамс вынуждены были бежать рядом с техникой. Последний «Хаммер» остался на улице, но благодаря Адамсу и Гарсии все необходимое оборудование было снято, прежде чем машина сгорела дотла.
Помимо шести морских пехотинцев в его «Хаммере», у Мэя были люди, лежавшие поперек него. Морпехам, находившимся снаружи, не пришлось долго бежать, потому что вскоре они встретились с группой быстрого реагирования и были сопровождены обратно на базу. В лагере раненых эвакуировали, а сержант вместе с остальными погрузился в «Амтраки», чтобы вернуться в город для охраны места боестолкновения. На этот раз никаких боевых действий не последовало.
Ранения Адамса и Гарсии оказались достаточно серьезными, чтобы отправить их обратно в Штаты. Сообщалось, что в ходе боя было убито пятнадцать вражеских бойцов. Мэй считал, что ему повезло, что он выжил, не получив ни единой царапины.
В течение нескольких недель после нападения лагерь стал подвергаться огромному количеству обстрелов. Минометные мины и ракеты стали падать в расположение по три раза на день. Скоро батальону предстояла ротация, и морпехи хотели как можно больше ослабить давление на подразделение, которое займет их место на ближайшие несколько месяцев. В результате Мэй и его команда получили задание найти и уничтожить минометчиков.
Используя РЛС контрбатарейной борьбы, в роте получили примерное представление о том, откуда ведется огонь. По их мнению, позиция находилась в самом восточном пригороде города, известном как треугольник «Эйч-Кей». Свое название этот район получил потому, что на карте находящийся там густонаселенный жилой район рассекается двумя дорогами, и примыкал к открытой местности, образуя небольшой треугольник, расположенный в нескольких милях к востоку от Маркет-стрит. Из разведданных морские пехотинцы узнали, что боевики используют кочующие минометные расчеты, которые выдвигались в район «Эйч-Кей» на пикапах, выпускали боеприпасы и уходили на восток, в сторону близлежащего города.
Снайпер надеялся поймать этих людей и отомстить, но он не знал, что на этот раз засаду будет устраивать он сам.
В ночь выполнения задания Мэй и Батлер повели свои снайперские команды в общину с юга, после того как их засекли в открытой пустыне. В роте были обеспокоены тем, что снайперы находятся слишком далеко от базы, чтобы СБР могли добраться до них за разумное время, поэтому патруль, выводивший их на место, остался в нескольких минутах езды.
Оказавшись в этом районе снайперская группа заняла отдельные здания. Мэй со своей командой из четырех человек нашел двухэтажный заброшенный дом к северу от северной дороги. Команде Батлера повезло меньше. В доме, в котором они оказались, жила семья, и морпехи собрали мирных жителей в одной комнате. Их дом находился к северу от южной дороги, но к югу от команды Мэя и через один квартал от нее. Таким образом, обе группы прикрывали обе дороги и находились не слишком далеко друг от друга. В то утро в районе было тихо, но в глубине души Мэй предчувствовал недоброе, и из-за этого весь день ворчал на свою команду по поводу свето- и звукомаскировки.
Поздним вечером, примерно в то время, когда Кэмп-Гэннон должен был подвергнуться минометному обстрелу, Мэй услышал по рации, что Батлер считает, что его группу обнаружили. Это произошло, когда сын хозяина дома, в котором они находились, подъехал на машине и постучал в парадную дверь. Батлер подал старику сигнал, чтобы тот велел сыну уходить, и встал за дверью, пока те разговаривали, но когда сын ушел, старик повел себя странно и отчаянно захотел уехать вместе со своей семьей. Батлер выяснил, что сын знал об их присутствии и сообщил отцу, что вернется, чтобы убить морпехов.
Выслушав сообщение, Мэй предупредил Батлера, чтобы тот затаился, потому что ему не нравится обстановка. В это же время один из военнослужащих группы Мэя заметил несколько пожилых мужчин, собравшихся на другой стороне улицы. Через несколько минут они исчезли.
— Сержант Мэй, там пикап с чем-то в кузове, вон там, — сообщил один из морпехов. Сержант выглянул в окно и увидел грузовичок. Это был типичный иракский автомобиль — старый белый «Ниссан», видавший лучшие времена. В кузове брезент закрывал что-то, по контурам напоминающее трубу. До него было менее 100 ярдов. Мгновенно вся снайперская команда приготовилась убивать, и все взялись за оружие. Муньос, еще один снайпер, прибывший из Аль-Каима, работал с винтовкой SASR, у Кочергина был пулемет SAW, Падрон держал под рукой подствольник M203 с 40-мм гранатами, а Мэй работал снайперской винтовкой M40A3.
Мэй приказал своей команде дождаться, пока все выйдут из пикапа, и только потом открывать огонь. Мгновением позже рядом с грузовичком остановились легковой автомобиль и микроавтобус, набитый людьми. Сержант было подумал, что иракцы ждут захода Солнца, чтобы начать стрелять, но вместо этого все три машины поехали на юг по дороге в сторону дома, занятого Батлером.
Когда машины скрылись из виду, Мэй схватил рацию, чтобы предупредить Батлера, но в тот момент, когда он поднял трубку, раздались выстрелы — машины смогли окружить позицию Батлера, и то, что они поначалу приняли за минометную трубу, установленную в пикапе, на самом деле оказалось безоткатным орудием. Мощное оружие отправляло по зданию снаряды, пробивая дыры в стенах. Люди из микроавтобуса и автомобиля также вели огонь, а Батлер и его люди открыли стрельбу в ответ.
Двое пехотинцев Мэя поднялись на крышу, чтобы посмотреть, смогут ли они оказать поддержку своим товарищам с помощью крупнокалиберной винтовки SASR, но ничего не смогли разглядеть. Со своей позиции Мэй видел только взрывы и пыль, поднимающуюся к небу, но не мог непосредственно разглядеть дом. По рации морские пехотинцы вызвали СБР, но внезапно стрельба закончилась так же быстро, как и началась.
Для самого Мэя следующие несколько минут оказались сюрреалистичными. Он вышел в эфир, чтобы узнать, есть ли у Батлера пострадавшие, но их не оказалось. В это время из переулка в пятидесяти ярдах от них выехала машина. Боевики, находившиеся в ней, высунули оружие из окон и с криками: «Аллах Акбар!» — праздновали свою великую победу. За машиной ехал пикап, а за ним — микроавтобус. Обитатели микроавтобуса и четверо мужчин, стоявших в кузове пикапа и державшихся за безоткатное орудие, ликовали, отъезжая от дома Батлера. Выстроившись в ряд, все три машины повернули на восток, к зданию Мэя. Его морпехи взяли врага на прицел, каждый прицелился в разные машины, ожидая приказа открыть огонь. Когда боевики оказались прямо перед домом, Мэй приказал своей команде открыть огонь из всего, что у них есть.
Кочергин из пулемета SAW выпустил очередь по головной машине. Со смертоносной точностью он безжалостно расстрелял водителя и распылил всех, кто находился внутри, выведя автомобиль из строя и поймав в ловушку две другие машины, находившихся позади нее. Вся команда открыла огонь, и через несколько секунд все три машины были остановлены в сорока метрах от них. С крыши пуля винтовки SASR пробила тонкий металл автомобиля и разорвала стрелков, которые надеялись использовать двери в качестве прикрытия. На таком близком расстоянии Мэй открыл огонь из своей M-4, стреляя во всех, кого мог увидеть. Боевики находились так близко, что, по его расчетам, он мог поразить их ручными гранатами, и он даже бросил несколько. Падрон из своего подствольника M203 забросал гранатами каждую машину, и вскоре все они были охвачены огнем. Крики боевиков, оказавшихся в смертельной ловушке, перешли от ликования к агонии. По ним ударили настолько внезапно, что они не успели среагировать. Когда иракцы выбегали из машин, Мэй увидел, что некоторые из них горят, и все они были ранены. На открытой местности Кочергин срезал всех, кто двигался, но Мэй обратил внимание на винтовку SASR — Муньос просто пробивал горящих людей, и каждый раз, когда он попадал в кого-то, пуля отрывала кусок его тела, пока некоторые из них не оказались разобранными по частям.
Когда все замерло, Мэй отдал команду прекратить огонь, и прекратил свои убийства. Батлер сообщил, что пятнадцать-двадцать человек, стрелявших по их дому, бежали к мечети, расположенной в 150 ярдах. Авила, ранее служивший минометчиком, вызвал огонь из 81-мм минометов, и менее чем через минуту мины обрушились на цели. Команда Мэя находилась в опасной близости от взрывов, и он ощущал сотрясение мозга.
Когда стрельба закончилась, морпехи снова услышали «Аллах Акбар!» — но на этот раз это было не празднование. Боевики стонали от боли. Как и полагается в психологической войне, Мэй и команда Батлера кричали и смеялись над своей собственной издевательской версией «Аллах Акбар», чтобы насмешить врага перед смертью.
Вскоре после этого Мэй вызвал авиационную поддержку. Вертолеты закружили над головой, а сержант пытался уговорить летчика выпустить противотанковую ракету «Хеллфайр» по пикапу с установленным на нем безоткатным орудием, желая полностью вывести его из строя. Однако, увидев обломки, экипаж сообщил снайперу, что это оружие никак не может быть использовано снова, и он не хочет тратить на него ракету.
К закату обе команды были эвакуированы с помощью «Амтраков». Количество вражеских тел составило примерно пятнадцать иракцев у машин и от десяти до пятнадцати человек у минометов.