— Отец велел передать тебе, чтоб ты отстал и не лез не в свое дело.
— Да неужели, — говорит Кел.
— Ну. Говорит, крыть тебе нечем, а если начнешь болтать, я влипну в говно.
— Ха, — говорит Кел. Жалеет, что не метнул Джонни в болото, когда оно было под рукой. — Можно и так на это посмотреть.
Трей бросает на него взгляд, какой Кел разобрать не может.
— Я тоже хочу, чтоб ты отстал.
— Ты хочешь, — говорит Кел. Чувствует, будто в желудок к нему упал камень. — Чего это?
— Просто отстань. Не твое это дело.
— Ясно, — говорит Кел.
Трей наблюдает за ним, чеша Драчу брюхо, ждет продолжения. Кел больше ничего не добавляет, и тогда она говорит:
— Я, значит, передам отцу, что ты оставишь это все?
— Все, что я хотел сказать Джонни, я сказал вчера ночью, — говорит Кел, хотя знает, что лучше бы ему заткнуться. — И если найду что добавить, скажу ему сам. Тебя как чертова посредника использовать не буду.
На миг ему кажется, что Трей заспорит. Но она говорит отрывисто, вставая и раскидывая собак:
— Можем просто стул тот поделать?
— Конечно, — говорит Кел. Ни с того ни с сего он по-чуднóму ощущает, что ему чуть ли не щиплет от слез глаза. — Давай.
Стулу они посвящают больше тщания и тонкой работы, чем он того заслуживает, трижды проходятся по ножке, ошкуривают ее вновь и вновь, покуда к ней и младенцу присосаться можно без опаски. Работают в основном молча. Летний воздух кочует в окно и из окна, несет запахи силоса и клевера, взвивает пылинки-опилки и праздно крутит их в широких полосах солнечного света. Когда солнце уходит из окна и жар ближе к вечеру начинает смягчаться, Трей отряхивает джинсы, из которых выросла, и уходит домой.
13
В эту ночь дом тих: после вчерашних треволнений все крепко спят. Трей ложиться не хочет. Ее жизнь перестала казаться ей нормальной, в ней слишком много людей и слишком много желаний, Трей не чувствует, что можно безопасно отвести от нее взгляд, даже чтобы поспать. Остается на диване — ей жарко, она смотрит ночную программу по старенькому телику в свете грязно-желтого света торшера. Какой-то чернявый обсос пытается уговорить несчастную с виду парочку построить флигель, похожий на ящик, хотя это им и близко не нравится. Такие типы Трей сейчас не под настроение. Она надеется, что парочка даст ему пинка под зад и построит то, что сама хочет.
Когда снаружи вспыхивает свет, мощный, как дневной, и проливается сквозь занавески, Трей не двигается. В уме у нее пусто, ничего в ответ на это не возникает. На дикий миг появляется мысль, что НЛО Бобби Финни — всамделишные, и вот они приземлились, хотя в такую херню она не верит. Следующий проблеск мысли: она уснула, и сейчас утро, но по телику продолжает лопотать все тот же задрот. Трей выключает его. Во внезапной тишине слышит рев моторов — громкий и низкий.
Она стоит посреди комнаты, слушает. В доме ничто не движется. Банджо, устроившийся в углу дивана, мирно сопит. В бело-голубом сиянии комната похожа на нечто из кошмаров, знакомые предметы вдруг ослепительно сияют и гудят угрозой. Снаружи все накатывает и накатывает шум моторов.
Трей идет — очень тихо — по коридору к себе в комнату. Думает об окне, но не успевает подобраться к двери, как видит тот же бело-голубой свет, льющийся из окна. В этом сиянии спящее лицо Мэв лучисто и неестественно, словно она глубоко под водой, недосягаема.
— Мам, — говорит Трей, но недостаточно громко, чтобы ее услышали. Не представляет, хочет ли, чтоб мать проснулась. Не представляет, каких действий от нее ждет.
Мэв резко поворачивается на постели и выдыхает что-то возмущенное. Разбираться с Мэв, если та проснется и потребует объяснений, Трей не хочет.
— Мам, — говорит она громче.
В комнате родителей шорох, бормотание, а затем быстрые шаги. Шила в цветастой ночнушке открывает дверь, взлохмаченные волосы падают ей на плечи. У нее за спиной Джонни в трусах и футболке натягивает брюки.
— Там что-то снаружи, — говорит Трей.
— Ш-ш-ш, — говорит Шила.
Взгляд ее мечется по коридору. Мэв садится на постели, разинув рот; подает голос Лиам.
Джонни протискивается мимо Шилы и Трей и топает по коридору к входной двери. Встает неподвижно, прижав ухо к двери, слушает. Остальные собираются за ним.
— Папа, — говорит Мэв. — Что это?
Джонни не обращает на нее внимания.
— Иди сюда, — говорит он Аланне, выпрямляясь, но та пятится, сдавленно тоненько поскуливая. — Тогда ты, — говорит он, ловя Лиама за руку. — Не ной, бля, никто тебе больно не сделает. Иди сюда. — Выталкивает Лиама перед собой, открывает дверь и встает в проеме.
Свет лупит ему в лицо со всех сторон. Ночной воздух превращается в белое марево. Рев двигателей делается громче — низкий рев на полную катушку. Со всех сторон в этом мареве, слишком ослепительном, впрямую не глянешь, круги сгущенного света, попарно, как глаза. Трей не сразу, но понимает: фары дальнего света.
— Что за дела, ребята? — бодро выкликает Джонни, вскидывая руку, чтобы прикрыть глаза. Тон его голоса в диком разладе с происходящим. — Что ли вечеринка, а мне никто не сказал?
Молчание, лишь рык моторов и странный хлопающий звук, будто белье плещется на веревке. Трей, тяня шею из-за отцова плеча, видит пламя. Посреди голого двора оцинкованная металлическая бочка. В ней огонь. Пламя вскидывается жадно, на целые футы ввысь, высокий иззубренный столп качается на беспокойном ветерке.
— Ай да ладно, ребята, — продолжает Джонни, добавляя в голос ноты долготерпения и раздражения. — У меня тут дети спят. Езжайте и вы спать. Если хотите что сказать мне, приходите завтра и потолкуем как приличные люди.
Ни слова в ответ. Ветер выхватывает из бочки пылающий обрывок и несет его прочь, пока он, поморгав, не гаснет высоко в небе. Трей прищуривается, пытается увидеть людей или даже машины, однако свет слишком яркий, позади него все стирает тьма. Воздух лихорадочно жарок.
— Закрой дверь, — отрывисто говорит Шила. — Хоть изнутри, хоть снаружи.
Джонни к ней не повертывается.
— Я сказала, закрой дверь.
— Да бля, ребята, — укоризненно выкликает Джонни. — За ум возьмитесь. Валите отсюда трезветь. Завтра потолкуем.
Они толпятся в коридоре босые и растрепанные, облаченные в то да се, в чем спят. Никто не желает двинуться. Вокруг них в каждый дверной проем прет бело-голубое сияние.
— Кто там? — шепчет Аланна. Вид у нее такой, будто она того и гляди заплачет.
— Ребята балуются, — говорит Джонни. Взгляд у него бегает, оценивает положение. Увечья на лице смотрятся как бреши в плоти.
— Почему огонь?
— Они хотят сказать, что спалят нас, — говорит Шила. Говорит она это Джонни.
— Что такое «спалят нас»?
Джонни похохатывает, запрокинув голову.
— Христос всемогущий, да ты послушай себя, — говорит он Шиле. — Во драмы-то в тебе, боже святый. Никто никого не спалит. — Он садится на корточки, чтоб положить одну руку на плечо Аланне, а вторую — Лиаму, лыбится им в остановившиеся лица. — Мамка ваша дурит просто, солнышки, как и ребятки те. Немножко перебрали пинт, вот что с ними такое, и решили, что смешно будет над нами чуток подшутить. Вот какие они глупые дядьки, шалят в такую-то поздноту.
Улыбается Лиаму и Аланне. Ни тот ни другая не откликаются, и тогда он говорит:
— Я вам скажу, что мы сделаем. Мы тоже над ними подшутим, а?
— Постреляем их из моей воздушки, — говорит Лиам.
Джонни вновь хохочет, хлопает его по плечу, но с сожалением качает головой.
— Ай не. Я б и рад, да только мы их можем напугать, а такого нам не надо, правда же? Нет, я вам скажу, что мы сделаем: мы вернемся в постели и перестанем обращать на них внимание, совсем. Они тогда почувствуют себя идиётами, а? Приперлись в такую даль без всякого толку?
Все взирают на Джонни.
— Идите в постель, — говорит Шила. — Все разом.
Секунду-другую никто не шелохнется. Рот у Аланны открыт, у Мэв такое лицо, будто она хочет поспорить, но не находит доводов.
— Пошли, — говорит Трей. Подталкивает Аланну и Лиама к их комнатам, Мэв берет за руку. Та руку выдергивает, но, глянув на Джонни и Шилу, преувеличенно жмет плечами и идет вслед за Трей.
— Ты мне не указ, — говорит Мэв уже у них в комнате. Родители в коридоре не разговаривают.
Трей забирается в постель полностью одетая и поворачивается к Мэв спиной, натягивая простыню на голову, чтобы укрыться от света из окна. Некоторое время чувствует, как Мэв стоит неподвижно, глядя на сестру. Наконец сдается, шумно выдыхает и плюхается на кровать. Двигатели снаружи продолжают реветь.
Много времени спустя, когда дыхание Мэв наконец замедлилось до сонного, свет ускользает из окон и в комнату приходит темнота. Трей повертывается на постели и смотрит, как гаснет и коридор — лучи в окнах гаснут один за другим. Трей слушает, как двигатели медленно удаляются вниз по склону.
— Что случилось ночью? — спрашивает Аланна Шилу за завтраком. Отец все еще в постели.
— Ничего не случилось, — отвечает Шила. Ставит перед каждым по чашке молока.
— Кто там был?
Лиам тоже смотрит на Шилу, отрывая от тоста корочку.
— Никого там не было, — отвечает Шила. — Ешьте.
Шила говорит, что в доме нужна приборка и никто никуда не пойдет, пока все не будет сделано.
— Мне не надо, — говорит Лиам, взглядом ища поддержки у Джонни. — Мальчикам можно не прибираться.
Джонни, только что вылезший из постели, помятый, пахнущий потом, смеется и ерошит Лиаму волосы, однако говорит:
— Помоги мамке.
Шила отправляет Мэв наводить порядок в гостиной, а Трей и Аланну — мыть уборную, сама же берется с Лиамом за кухню. Мэв врубает телик на полную громкость — какое-то дурацкое ток-шоу улюлюкает и хохочет — в отместку за то, что ей не дали пойти к друзьям.
— Вот, — говорит Трей, прыская чистящей жидкостью раковину. — Тут протри.
Аланна берется за губку.
— Там снаружи были люди, — говорит она, косясь на Трей, чтоб получить ее отклик.