Качает головой и утешается глотком пива.
— Как только найду более-менее приличную наводку на подозреваемого, — говорит он, — смогу попробовать его отследить, но толку-то. И это еще если он с собой телефон брал. В наши-то дни, при всех этих «Си-эс-ай»[60], они про криминалистику знают больше моего.
— Я как-то раз загреб одного парня, он в дом влез, — говорит Кел. — Малой насмотрелся сериалов про легавых. Начал мне мозги сушить, дескать, есть ли у меня его ДНК, волокна и что не. Я показал ему записи с камер слежения — как он жопу свою уносит. Он мне — да тут со спины, ты не докажешь, что это я был. Я ему — ага, но видишь, тут прохожий смотрит, как ты убегаешь? Ты отразился у него на роговице. Мы улучшили изображение и сопоставили с биометрическими данными твоего фото. Говнюк свернулся фигурно, чисто оригами.
Тут Нилон хохочет до упаду.
— Есусе, красота какая. Было б классно, если б этот тут оказался таким тупым, но… — Тут он перестает смеяться. Вздыхает. — Если б он таким был, я б уже имел на него наводку. Но мы поговорили с каждым в этой округе, и ни один не выделяется.
Кел говорит, понимая, что глотает наживку:
— Вы этой округой ограничиваетесь?
Взгляд Нилона цепляет его на секунду, заинтригованный и оценивающий.
— Рассказу Терезы Редди ничего не противоречит, — говорит он. — Насколько я способен его вписать в картину, во всяком случае. Папаша ее говорит, он слышал голоса и слышал, как она в ту ночь выходила на улицу, но решил, что она просто пошла к приятелям тусоваться, и не вмешался. Мамаша говорит, что ничего не слышала, но помнит, как Джонни сел на кровати, словно прислушивался к чему-то, а затем опять лег. И мои ребята нашли еще одну малую, рядом с Килхоуном, та говорит, что видела, как двигались фары вверх по склону и на полдороге остановились.
— Что ж, — говорит Кел. — Должно помочь сузить поиски.
— Вы все равно, может, и правы насчет Джонни, — заверяет его Нилон. — У него могли б найтись дружки, готовые подсобить ему перевезти тело, если б говно полетело на вентилятор. Да и он с хозяйкой его, может, врут напропалую. Тереза, когда из дома выходила, не проверяла, был ли ее папка в койке.
— Никаких следов от покрышек? — спрашивает Кел. — Никаких отпечатков ног?
— Ай, ну да. И того и другого, везде вокруг тела. Но только мелкие фрагменты везде — чтоб сопоставить, не хватит. Те клятые овцы остальное растащили. А при такой погоде не разобрать, какие следы свежие, а каким не один день. А то и неделя. — Тянется к стакану. — Дублин, может, не такой пригожий, но там хоть можно быть спокойным, что овцы улики не потопчут.
Он смеется, а с ним смеется и Кел.
— Ничего рассказу Терезы не противоречит, в общем, — говорит Нилон, — пока что. И классно, что все сходится на Арднакелти. Но ни единый человек тут не сознаётся, что был на горе.
— Я бы сильней удивился, если б кто-то сознался, — говорит Кел. — Хоть виновный, хоть нет.
Нилон фыркает.
— И то правда. И конечно, мы в самом начале. Я пока только с предвариловкой разобрался. Всерьез даже не брался, хожу пока на цыпочках и обращаюсь нежненько. — Улыбается Келу. — Пора начинать трясти садки.
Проделает он это хорошенько — и тщательно. Келу не разобрать, нравится ему этот мужик или нет, — не видит он его насквозь, через все слои того, что у них с Нилоном происходит, — но работать с ним был бы рад.
— Было бы здорово, если б Тереза еще разок подумала, — говорит Нилон, — вдруг сможет имя с голосом сопоставить. Может, вы с ней потолкуете. Сдается мне, вас она послушает.
— Спрошу, когда в ближайший раз увижу, — говорит Кел. Уж чего-чего, а чтобы Трей вдалась в подробности, он хочет меньше всего. — Хотя не уверен когда. У нас нет постоянного расписания.
— А сами как? — спрашивает Нилон, косясь на Кела поверх стакана. — У вас какие-нибудь соображения найдутся? Что-нибудь, может, слышали вокруг?
— Дружище, — говорит Кел, недоуменно глазея в ответ. — Ну вы даете. Думаете, мне тут хоть кто-то что-нибудь такое расскажет?
Нилон смеется.
— Ай, я понимаю, о чем вы. В таких местах они и ссать-то возьмутся — пáром не поделятся, чтоб вы его против них не применили. Но вдруг что-то уловили. Я б решил, они тут, в этих краях, вас могут недооценивать, а зря.
— В основном, — говорит Кел, — публика хочет только вымогать у меня, что я услыхал от вас. В обмен им мало что есть предложить.
— Могли б спросить, — говорит Нилон.
Смотрят друг на друга. Над полем в теплом воздухе витает чириканье и щебет ласточек.
— Спросить бы мог, — говорит Кел. — Да вряд ли кто ответит.
— Не узнаете, пока не попробуете.
— Эта округа уже считает, что мы с вами не разлей вода. Если я начну совать нос и лезть с вопросами, ничего, кроме дохерища дезы, не получу.
— Да и пусть, само собой. Я знаю, дружище, как это устроено. Ответ-другой получить было б классно, однако постановка правильных вопросов могла б сильно помочь сдвинуть все с места.
— Я тут живу, — говорит Кел. — Вот мое нынешнее занятие. Вы-то соберетесь да уедете, а мне тут жить.
Никаких других планов у него и не было, но слова эти, прозвучав, оказываются той правдой, какой Кел не ожидал. Не то чтоб он хотел вернуться к жизни легавого, с этим покончено раз и навсегда, и Кел о том не жалеет. Но отчего-то ему кажется, что он последнее время прожил, отрезав себя от всех вокруг. Если так оно и продолжится, он сделается отшельником, забившимся в свой домик, где, кроме Драча и грачей, и поговорить-то не с кем.
— Не беда, — как ни в чем не бывало говорит Нилон. Слишком он опытный, чтоб продавливать, когда своего не добиваешься. — Попробовать следовало. — Устраивается в кресле, повернув его так, чтоб подставить солнцу другую щеку. — Есусе, во жара. Домой вернусь омаром, если недогляжу. Хозяйка меня не признает.
— Солнце будь здоров, — соглашается Кел. В наличие у Нилона хозяйки он не верит. — Подумал тут было сбрить бороду, да мне сказали, что буду двухцветный.
— Будете, это точно. — Нилон всматривается в лицо Кела, не спеша останавливает взгляд на ушибах, побледневших до едва заметных желто-зеленых теней. — Почему вы подрались с Джонни Редди? — спрашивает он.
Разговор меняет колею, и Кел улавливает сдвиг. Улавливал он такой сдвиг уйму раз, но тогда стрелку переводил сам Кел. Нилон подчеркивает: Кел может быть легавым, а может — подозреваемым. Как сам следак и сказал, он трясет садки.
— Не дрался я ни с кем, — говорит он. — Я в этой стране гость. Я блюду манеры.
— Джонни говорит обратное. Как и его лицо.
Кел проворачивал это столько раз, что не ведется.
— Ну, — говорит он, вскидывая брови, — вот его тогда и спросите.
Нилон невозмутимо лыбится.
— Не. Джонни говорит, это он по пьяни с горы упал.
— Значит, так наверняка и было.
— Я давеча видал костяшки ваши. Теперь зажили.
Кел задумчиво разглядывает свои руки.
— Могли быть и поцарапанные, — соглашается он. — Обычно так оно у меня с руками бывает. Работа такая.
— Ага, такая, — признает Нилон. — Как Джонни обращается с Терезой?
— Годно обращается, — говорит Кел. Он ждал этого вопроса и далек от всякой необходимости беспокоиться. Он настороже — как, впрочем, и до этого. — Приз за лучшее отцовство не выиграет, но видал я куда хуже.
Нилон кивает так, будто глубоко осмысляет сказанное.
— А Блейк? — спрашивает. — Как он с ней обращался?
Кел пожимает плечами.
— Насколько мне известно, он с ней и парой слов не обменялся.
— Насколько вам известно.
— Если он ее напрягал, она бы мне сказала.
— Может, да — а может, и нет. С подростками поди знай. Блейк из тех, кого могут интересовать девочки-подростки?
— Он не носился по округе с бляхой «ИЗВРАЩЕНЕЦ», — отвечает Кел. — Это все, что я могу сказать. Я его едва видел.
— Видели достаточно, чтобы определить как стремного, — возражает Нилон.
— Ага. Ну, это нетрудно было.
— Нетрудно? А еще кто-то заметил?
— Никто ничего не говорил вслух, — отвечает Кел. — Но сомневаюсь, что я такой один. Когда я сюда переехал, я насчет своих прежних занятий не заикался, но люди определили меня как легавого за одну неделю. Я б поставил хорошие деньги на то, что по крайней мере кто-то из них Блейка раскусил.
Это Нилон обдумывает.
— Могли, — соглашается он. — Никто о нем слова дурного не сказал, но, как мы и говорили, скользкие они тут — или осторожные, если угодно так выразиться. Пусть даже они его и раскусили, впрочем, — зачем им убивать его? Держались бы от стремного этого козла подальше.
Нилон, возможно, проверяет его, но Келу так не кажется. Как и предрекал Март, никто ни словом ни о каком золоте не обмолвился.
— Скорее всего, — говорит. — Я сам так и поступил.
Нилон улыбается Келу.
— Здесь, на равнине, джи-пи-эс работает шикарно, — заверяет он Кела, — подальше от зарослей. Если мне придется проверить ваш телефон, вам волноваться не о чем — главное, что вы в ту ночь дома были.
— Я был здесь, — говорит Кел. — Весь вечер и всю ночь, пока утром не объявилась Трей. Но если б я пошел кого-то убивать, телефон оставил бы дома.
— Оставили бы, само собой, — соглашается Нилон. Обустраивает ноги поудобнее и с удовольствием отхлебывает пива. — Я вам одну интересную вещь скажу, какую добыл при отслеживании мобильников. Мне удалось получить ордер на выписку по Джонни, раз уж он был ближайший знакомый. Дружочек наш Джонни утверждает, что был дома весь день и всю ночь перед тем, как обнаружился Блейк. Вся семья утверждает то же самое. Да вот только мобильник Джонни говорит другое. Днем аппарат вытворял то же, что с телефонами вообще происходит на той горе, метался с одного склона на другой и за клятый Полярный круг. А вот вечером задал жара шагомеру. Подался вниз с горы, прошел тут мимо — к вам не заскакивал?
— Не, — говорит Кел. — Мы не в тех отношениях, чтоб заскакивать.