— Я так и понял, ага. — Нилон бросает еще один взгляд на Келовы ушибы. — Джонни провел заметно времени у миссис Лены Дунн. Это невеста ваша, верно?
— Ага. Если не поумнеет.
Нилон смеется.
— Беспокоиться вам не о чем. Видал я других кандидатов. Она в тот вечер встречалась с Джонни?
— Не упоминала об этом, — отвечает Кел. — Спросите у нее.
— Спрошу, — заверяет его Нилон. — Дайте время, и до нее доберусь.
— Из того, что вы говорите, — замечает Кел, — Блейк погиб не вечером.
— Ой не. Да и в любом случае Джонни к его жилью и близко не подходил. Но стоит кому-то соврать, мне становится интересно. И… — показывает стаканом на Кела, — вы сказали, что Джонни прошел мимо, пока вы рядом с трупом ждали приезда оперативников. Угадайте, куда он подался дальше.
Кел качает головой.
— Говорит, что пошел погулять — чтоб проветрить голову от ужасного потрясения. Муша, храни его боженька. — Нилон вскидывает глаза к небу. — Подался он к Блейкову «Эйр-би-эн-би». Провел там минут пятнадцать, а затем мобильник у него опять завел горные пляски, так что, похоже, Джонни двинул домой. Ключа от Блейкова жилья у него, по нашим данным, не было, но под камнем у двери лежит запасной, аккурат там, где любой стал бы искать. Еще одно вранье. — Тут Нилон одаряет Кела многозначительным взглядом.
— Это ж не значит, что он и есть, — говорит Кел, не клюя на наживку. Не дурак он, чтоб толкать Джонни на Нилона, даже если б хотел. — У Блейка могло быть что-то такое, что Джонни не хотелось давать вам в руки. Еще один мобильник, может.
Нилон с любопытством кренит голову, смотрит на Кела.
— Я думал, вы свой голос отдали за Джонни.
— Нет у меня голоса, — говорит Кел.
— Что ж, — говорит Нилон, мирно раскачиваясь в кресле, — даже если он не тот, сдается мне, он что-то знает. Может, видел кого-то, пока шастал, а может, Блейк заикался, что с кем-то встречается, или с кем-то словом-другим перекидывался. Джонни со мной весь ловкий — ничего не видел, ничего не слышал, — но что-то он недоговаривает, это точно. Я его разговорю. Растрясти его должно быть нетрудно, пусть знает, что он у меня на радарах.
Кел мило кивает. Нилон двинулся дальше. Если Келу неинтересно быть лазутчиком и не смущает ходить в подозреваемых, прок из него все равно извлечь можно. Нилон скармливает ему крохи наживки, которую рассыпает по округе, чтоб встряхнуть те самые садки. Хочет, чтобы стало известно: он сможет сопоставить Рашборо с местом убийства или с использованным автомобилем; он отслеживает телефоны; Джонни что-то знает и вскоре разболтает.
— Джонни нравится трепаться, — говорит Кел. — Удачи.
— Годится. Что ж, — говорит Нилон, хлопая себя по ноге, — за то, что я тут рассиживаюсь в свое удовольствие, мне не приплачивают. Пора погладить кое-кого против шерсти. — Допивает что осталось в стакане. — Мне надо, чтоб вы с девонькой явились в участок и подписали показания. Когда будет удобно, разумеется.
— Само собой, — говорит Кел. — Выясню, когда она свободна в ближайшие пару дней, и приведу.
— Втолкуйте ей, — говорит Нилон, — как только оно закреплено на письме, совсем другая игра начинается. Назад не сдашь.
— Она не тупенькая, — говорит Кел.
— Это я понял, ага. — Нилон одергивает на животе рубаху. — Если врала, — говорит он, — чтоб отца выгородить, скажем. Или кого угодно еще. Что вы по этому поводу делать будете?
— Елки, дружище, — говорит Кел, лыбясь ему так, будто он сейчас мощно пошутил. — Мне здесь адвокат понадобится?
— Смотря как пойдет, — говорит Нилон в точности так же, как тысячу раз говаривал и Кел, и лыбится в ответ. — Есть причины брать адвоката?
— Я американец, дружище, — говорит Кел, не сбрасывая улыбки. — Это наш национальный девиз. Сомневаешься — зови адвоката.
— Спасибо за пиво, — говорит Нилон. Перебрасывает пиджак через руку и стоит, глядя на Кела. — Поставил бы сколько-то евро на то, что вы были хорошим следователем, — говорит он. — Я б с удовольствием с вами поработал.
— Взаимно, — отзывается Кел.
— Нам, может, еще перепадет — так или иначе. Поди знай, когда удача улыбнется. — Нилон прищуривается, смотрит на поле, где Драч, убегавшись до головокружения, наматывает круги, все еще прыгая за ласточками. — Вы гляньте, — произносит он. — Упорство. Он себе еще поймает.
— Скажи-ка мне, Миляга Джим, — говорит назавтра Март, объявившись у двери Кела с латуком, чтобы воздать за морковь; никакой склонности воздавать Келу за что бы то ни было Март прежде не выказывал ни разу. — Что шерифу было от тебя надо?
— Говно взболтать хотел, — говорит Кел. Надоело ему выплясывать кругами. От уровня изощренности в этих краях у Кела того и гляди крышку сорвет, а раз он чужеземец, имеет полное право вести себя по-чужеземному. — И хотел, чтоб я ему помог. Потакать ему не планирую.
— Он шикарно справится и без тебя, — уведомляет его Март. — Говно он взболтал в одиночку будь здоров как, за милую душу. Знаешь, что он тут устроил? Три часа сегодня с утра доставал беднягу Бобби Фини. Гнусно это, вот что. Грязная война. Одно дело лезть к таким, как я, кому чуток потолкаться одно удовольствие, и совсем другое — доводить мягонького идиёта Бобби чуть ли не до слез и до мыслей, что его того и гляди арестуют за убийство и за мамкой его некому будет смотреть.
— Мужик дело свое делает, — говорит Кел. — Ему приходится искать слабое звено.
— Слабое звено, нахер. Все с Бобби нормально, если оставить его в покое и не давить ему на мозги. Мы сами куражимся над ним сколько влезет, но это не значит, что такие вот, как этот парняга, имеют право вкатываться сюда из Большого Дыма и Бобби расстраивать. Сенан бычится, ух как бычится.
— Сенану лучше б привыкнуть, — говорит Кел. — Нилон продолжит доматываться до кого захочет.
— Так не один Сенан же, — говорит Март. Спокойно смотрит Келу в глаза. — Тут прорва народу, кто нисколько не довольный слон, вообще-вообще.
— Тогда и они пусть привыкают, — говорит Кел. Он понимает, чтó ему сообщают. Март сказал, что предъявлять это все Трей никто не станет, но то было до того, как пришлось иметь дело с трупом и следователем. Кел знает не хуже Марта, до чего неумолимо и тектонически сдвигает все на своем пути расследование убийства. — Скажите спасибо тому, кто убил Рашборо.
— Дурацкая, бля, затея, — говорит Март с глубоким осуждением. — Я могу понять, между прочим, с чего кому-то хотелось бы огреть того говнюка по башке, и я никого за это не виню. Я и сам хотел. Но делать это было, бля, дуростью.
Негодование его остывает, Март стоит в задумчивости.
— Эта свистопляска меня страсть как расстроила, — уведомляет он Кела. — Я рассчитывал на приятный крак, чтоб лето скоротать, а теперь ты глянь, как оно нас всех.
— Сам же говорил, интересное время будет, — напоминает ему Кел.
— На такой уровень, бля, интересности я не записывался. Все равно что заказать славное карри, а получить перцовый сюрприз — такую херню, какая башку начисто сносит. — Март созерцает, прищурившись на грачей, сгрудившихся на дереве и громогласно базарящих насчет жары. — И, судя по всему, парняга тот говно замесил не в полную свою волю, — говорит он, — если еще и тебя к этому привлечь хочет. Что же это означает, Миляга Джим? Означает ли это, что расследование зашло в тупик? Или это означает, что Нилон напал на след и ищет, на что бы опереться?
— Нихера я не ведаю, что это означает, — отвечает Кел. — Я по большей части едва догоняю, о чем вы, ребята, толкуете, и так выматываюсь, догоняючи, что на этого мужика мозгов у меня не остается.
Март хихикает, будто решил, что это Кел так шутит.
— Скажи мне вот что, в любом разе, — говорит он. — Шериф вроде не из таких, кто легко сдается. Если он так ничего и не добьется, деньги на то, что он укатится в свой Дублин, поджав хвост, я б не поставил. Я прав или я прав?
— Никуда он не денется, — говорит Кел. — Пока не добьется своего.
— Что ж, — говорит Март, улыбаясь Келу, — придется протянуть бедолаге руку помощи, раз так. Нельзя ж ему место тут занимать вечно да за слабые звенья дергать там и сям.
— Я никакой руки помощи никому не протягиваю, — говорит Кел. — Я пас.
— Нам бы всем того хотелось, Миляга Джим, — говорит Март. — Жуй латук в удовольствие. Я замешиваю чуток горчицы с уксусом и все это дело так опрыскиваю, но оно не любому по вкусу.
У Джонни кончается курево, и он отправляет Трей к Норин за добавкой. На сей раз Трей не упирается. Мэв преувеличивает и готова сказать все, что, как ей кажется, отец хотел бы услышать. Трей надо пощупать деревню самой.
Еще с улицы она слышит в лавке голос Долгонога Джона Шарки, на повышенных тонах, воинственный:
— …в моем же, блядь, доме…
Толкает дверь, Долгоног у кассы с Норин и миссис Куннифф, склоняются друг к дружке. При звонке дверного колокольчика все трое оборачиваются.
Трей кивает, глядя в их ничего не выражающие лица.
— Здрасть, — говорит она.
Долгоног Джон выпрямляется над кассой и подается вперед, преграждая Трей путь.
— Нет тут тебе ничего, — говорит он.
Долгоног Джон — не дылда, прозвали его так из-за негнущегося колена, куда его корова лягнула, но сложен он как бык и глаза пучит так же по-плохому. Люди его боятся, и он это знает. Трей тоже когда-то боялась. Теперь вид его она считает хорошим знаком.
— Молока надо, — говорит она.
— В другом месте возьмешь.
Трей не двигается.
— Мне решать, кому ко мне в лавку ходить, — рявкает Норин.
Долгоног Джон не сводит с Трей глаз.
— Папаше твоему блядскому всыпать надо, нахер, — произносит он.
— Она отца себе не выбирала, — чопорно говорит ему Норин. — Иди давай домой, пока у тебя масло не растаяло.
Долгоног Джон фыркает, но через миг протискивается мимо Трей и хлопает дверью; гремит колокольчик.
— Чего это он? — спрашивает Трей, дергая подбородком вслед Джону.
Миссис Куннифф втягивает губы между лошадиными своими зубами и косится на Норин. Та заменяет кассовую ленту, дергает быстро и резко и, судя по ее виду, отвечать не собирается. Трей ждет.