Это было, однако, не все. Русский еврей из Нью-Йорка призывал Троцкого к осторожности, предупреждал о готовящемся на него покушении, которое совершит либо приехавший из Парижа Зборовский, либо испанец, выдающий себя за троцкиста.
Пройдет немало лет и, давая показания одной из Подкомиссий Сената США, Александр Орлов — он же Швед — заявит, что письмо это написал он. Нет оснований ему не верить. Нет также сомнения, что о Зборовском и о готовящемся покушении Орлов знал куда больше. Когда Орлов бежал в Канаду, а оттуда в США (вместо того, чтобы, следуя приказу начальства, явиться в Антверпен на борт советского парохода «Свирь» якобы для встречи с руководством), прошло уже полгода со времени смерти сына Троцкого Льва Седова. Орлов не мог не знать подробностей дела и роли Зборовского в этом убийстве, организованном советской агентурой.
Далее. 4 сентября 1937 года, то есть за год без малого до бегства Орлова, группа русских эмигрантов (Эфрон, Смиренский, Кондратьев — старые знакомые), действуя по приказу советской разведки, убила в окрестностях Лозанны многолетнего сотрудника ГПУ-НКВД Игнация Порецкого, порвавшего с Москвой из протеста против уничтожения Сталиным старой большевистской гвардии.
Порецкий скрывался. Найти и убить его удалось, благодаря Марку Зборовскому, который знал, что беглец назначил во Франции свидание с Львом Седовым.
Мог ли Орлов, находившийся в зените своего могущества, главный представитель НКВД в Испании, самый высший начальник надо всем, что касалось Испании, человек, имевший право лично докладывать Сталину, не знать об истинных обстоятельствах дела?
По-моему, не мог.
Ведь до самого своего бегства Порецкий занимался, в частности, закупкой оружия для Испании. Он был постоянно в поле зрения Орлова.
Кроме того, часть участников убийства Порецкого бежала в Россию через Испанию, где ничто не делалось без ведома и санкции Орлова.
В самой Испании, наконец, искоренение троцкизма и уничтожение троцкистов проходили под непосредственным наблюдением Орлова. Тайные тюрьмы, где троцкистов пытали и убивали, подчинялись Орлову, исполнители тоже подчинялись ему. Убийство лидера испанских троцкистов Андреса Нина, бывшего секретаря Троцкого немца Эрвина Вольфа, Марка Рейна (сына меньшевика Абрамовича) и многих других — все это дело рук Орлова-Шведа.
Более того, агентура Орлова в рядах испанских троцкистов была не только местного производства. Я лично знал двух таких «импортных» агентов. Один, Лотар Маркс, был немец, приехавший из Франции в одно время со мной. Он почему-то не служил ни в Интернациональных бригадах, ни в партизанских частях. Он периодически приезжал (в военной форме) к нам в часть или в барселонский дом отдыха на Авенида дель Тибидабо, 13. За ним Орлов присылал машину, и он ездил (обычно ночью) к нему на доклад. Он сам мне говорил, что служит в троцкистской части политработником. Он даже пролез куда-то в руководство троцкистов.
Другой случай. В доме датско-русского анархиста (и агента НКВД), знакомого мне по Парижу, Бронстеда я иногда встречал молодого русского еврея из Парижа по фамилии, если не ошибаюсь, Нарвич. Он когда-то был в Союзе возвращения, а в Испании почему-то оказался в троцкистской части. Тоже комиссаром. Причем батальонным!
Троцкисты раньше меня разгадали, в чем тут дело, и кокнули его в темном переулке. Тогда Бронстед объяснил мне, что герой пал в борьбе с троцкистско-фашистским отребьем.
Так что в агентурной работе против троцкистов в Испании Орлов все время опирался на парижскую резидентуру и с ней сотрудничал.
В письме Троцкому Орлов дает столь подробное описание Зборовского, что ясно — он его знал: «Женат, носит очки, имеет ребенка...» Но зная Зборовского, должен был знать, не мог не знать, что Зборовский — агент, но не убийца. Человека не посылают убивать без специальной подготовки.
Подготовку Зборовский мог получить либо в России, либо в Испании, в одной из наших партизанских школ, подчиненных Орлову. В Испании Зборовский не был. В СССР он ездить не мог из-за его особых функций среди троцкистского руководства в Париже.
Так что, указывая на Марка Зборовского, как на человека, способного совершить покушение, Орлов намеренно наводит Троцкого на ложный след.
А в отношении испанца, который будет выдавать себя за троцкиста, Орлов не грешит излишком информации. А мог бы быть и пощедрее.
На историческое задание — убийство Троцкого — Рамон Меркадер был послан первым заместителем Орлова Леонидом Эйтингоном. Перед тем, как уехать в Москву на подготовку и далее — на выполнение задания (он, кстати, не мог выехать из Испании без ведома Орлова), Меркадер служил в спецчастях, подчиненных Орлову, и выполнял задания в тылу противника. Он был у начальства на виду. Ведь его мать, Каридад Меркадер дель Рио, была любовницей Эйтингона и принадлежала к ближайшему окружению Орлова.
Вся операция с участием Меркадера была задумана и вступила в фазу практической подготовки и выполнения задолго до бегства Орлова, когда он еще царил в Испании. Он мог не знать, по какому паспорту и под каким именем будет действовать Меркадер, но его-то лично он знал! Знал, в частности, что тот говорит одинаково свободно по-французски и по-испански и может сойти за француза или бельгийца. Что и произошло.
Допустим, что Орлов был наивная шляпа, не учуял, что замышляет у него под носом его первый зам. Пусть. Тогда откуда слова о том, что покушение совершит испанец, выдающий себя за троцкиста?
Но когда он пишет Троцкому из Нью-Йорка, а потом даже звонит ему (но ничего нельзя расслышать, вот беда!), Швед не сообщает ни о роли Зборовского в убийствах Льва Седова и Игнация Порецкого, ни о личности возможного убийцы-испанца. Напиши он об этом, и Троцкий, вероятно, принял бы предупреждение всерьез. Более того, пожелай Орлов убедить Троцкого, — он назвал бы себя. Его письмо прозвучало бы совсем иначе.
Но Орлов темнит и путает, и письмо его приобретает в глазах Троцкого характер провокации. А тут как раз подоспело еще одно письмо, тоже анонимное, с разоблачением другой сотрудницы Троцкого, и «красный Бонапарт» отмахнулся, не захотел возиться в грязи!
Скажут: Орлов боялся назвать себя — за ним охотились. Отправив стольких на тот свет, Орлов, естественно, высоко ценил свою жизнь. Но в данном случае дело не в страхе. Разве не было бы еще надежней вовсе не писать?
А Орлов написал. Но написал так, что его предупреждение ничего не предупредило. Троцкий был убит.
Зато раскрыв через несколько лет свое авторство, Орлов укрепил доверие к себе людей ему нужных.
Я думаю об Азефе. Как будто скрупулезно выполняя свои агентурные обязанности, великий провокатор умел, когда требовалось, делать так, что охранка оказывалась не в состоянии помешать покушению, а его товарищи по партии попадались, не догадываясь, откуда направлен удар.
В 1904 году он вместе с Савинковым руководил подготовкой убийства министра внутренних дел Плеве. Азеф знал всех участников, получал донесения тех из них, которые вели наблюдение, проверял готовность бомбистов, был в курсе каждого шага. Ему ничего не стоило просто передать полиции список имен, адреса, явки, клички и пароли, указать систему наблюдения, установленного террористами...
Азеф же скрывал от своих шефов, что лично знает террористов. Он только якобы знал их приметы, отдельные клички. Никогда не давал настоящих имен. Он сообщал: готовится покушение. Вот приметы террористов, мол, найдете — ваше счастье. Не найдете — пеняйте на себя. Я предупредил. А перед террористами он тоже был чист. Он их не выдал. И Плеве был убит.
Повторяю, Орлов так писал Троцкому, что его письмо не могло сорвать операцию Эйтингона-Меркадера. Подготовка покушения могла продолжаться беспрепятственно с большими шансами на успех. Посланный в Мексику сигнал не мог быть услышан и понят. Цель и адресат орловского послания были, я полагаю, совсем иные.
Зачем же он его писал? И кому?
Он писал его Сталину.
Орлов мог не сомневаться, что письмо станет немедленно известно советским агентам из окружения Троцкого и будет быстро передано на самый верх. Там без труда догадаются, кто на самом деле этот русский еврей из Нью-Йорка. И там-то сумеют оценить по достоинству бездну между тем, что Орлов действительно знал о готовящемся убийстве, и тем, что он сообщил Троцкому.
Орлову лучше других было известно, как мало шансов у крупного советского перебежчика умереть своей смертью. А он хотел спокойной, пусть относительно спокойной, жизни. Бежал он не из-за теоретических разногласий со Сталиным, а спасая шкуру. Будь он уверен, что его вызывают в Москву не чтобы быть расстрелянным, а чтобы расстреливать других, он, вероятно, с благодарностью принял бы новое назначение. Он сбежал от пули «исполнителя», но это еще не давало ему гарантию безопасной жизни. Где было взять такую гарантию? Скрываться без конца? Невыносимо, да и бесполезно. Найдут! Нет, надо сделать так, чтобы перестали охотиться!
Как добиться этого? Обещать молчать? Обещание без гарантии ничего не стоит. И никто не молчит так надежно, как мертвец. Значит, выход один: быть полезным, служить Сталину.
Но как сообщить Москве, что готов к услугам и ждешь приказаний?
Письмом Троцкому Швед давал знать о готовности быть полезным. Залог его преданности — пробитый Меркадером череп Троцкого.
Зачем, скажут мне, было действовать так сложно? Почему, раз уж так было нужно, не установить контакт с советскими представителями?
Резонно. Но устанавливать тайный контакт с какой-нибудь местной резидентурой было опасно. Его могли впопыхах кокнуть, не доложив выше по начальству. Да и молчание его могли оценить только на самом верху, там, где был известен весь объем знаний Орлова и все подробности готовящегося покушения на Троцкого. Только там могли понять, что он скрыл, и решить завязать с ним диалог.
Мы никогда не узнаем, когда и как начался этот диалог.
Письмо Троцкому было не только предложением услуг Москве, но также и залогом успеха этих услуг в будущем. Раскрыв через несколько лет свое авторство, Швед укреплял свой авторитет в глазах опекавшей его американской разведки, лишний раз подчеркивал, что он последовательный и ярый противник Москвы.