Красная нитка напомнила ему о красной сарже. Той самой, из которой шьют мундиры Конных.
Политика
10.45
Он узнал ее сразу.
Хотя волосы у нее были теперь черными, а не каштановыми, и она была с другим мужчиной, Женевьеву Деклерк было не так легко с кем-то спутать. Джозеф Авакумович вспомнил фотографию на столе суперинтенданта, едва подняв голову от тарелки.
Покинув лабораторию, он почувствовал себя голодным. Он не ел уже двенадцать часов, но причина была не в этом. Он хотел заглушить страх – боязнь ошибиться. Конечно, один из десятков полицейских, прибывших на место гибели Наташи Уилкс, мог налететь на колючий куст и даже не заметить этого. Пока он не узнает, так ли это, стоит ли тратить время на анализ красной нитки?
Но мысль продолжала вертеться у него в голове. Что если эту нитку все-таки оставил убийца?
В ресторане было людно. Авакумович никогда не был тут, но Деклерк говорил, что здесь лучше всего готовят яйца. Поэтому ученый заказал омлет и воспользовался случаем, чтобы отвлечься от тревожных мыслей. Он уже заканчивал трапезу, когда вошла Женевьева с каким-то мужчиной.
Сперва русский решил подойти к ней и представиться. Он подозвал официанта, чтобы расплатиться, наблюдая в то же время за Женевьевой. Без сомнения, она была одной из самых привлекательных и живых женщин, каких он видел. Разговаривая с собеседником, она временами подавалась вперед и быстро дотрагивалась до его руки. Потом закинула ногу за ногу, и в разрезе ее длинной юбки мелькнуло бедро, показавшееся Авакумовичу ослепительно белым.
Он подумал про Деклерка и тут же принял два важных решения. Во-первых, он не будет говорить другу об этой встрече – у суперинтенданта и так достаточно проблем. Во-вторых, он не подойдет сейчас к ним. Он видел лицо мужчины, показавшееся ему знакомым, и сразу понял одну вещь.
"Он влюблен в нее", – подумал Авакумович, выходя из ресторана.
15.02
"Политика, – думал Шартран с отвращением, вешая трубку. – Все ради популярности".
Ему звонил генеральный прокурор Эдвард Фицджеральд. Он сказал, что оппозиция снова нападает на правительство за отсутствие прогресса в расследовании. Это усугубилось тем, что все ведущие телекомпании показали сюжет о тысячах женщин, стоящих возле штаба полиции с зажженными свечами. Сам премьер-министр попросил Фицджеральда сделать этот звонок.
– Франсуа, – сказал генеральный прокурор, – мы не в бирюльки играем. Ситуация становится неуправляемой. Что-то необходимо делать.
– Эдвард, я сам наблюдаю за расследованием. Поверь, полиция делает все, что в ее силах.
– Я не об этом. Нужно сделать что-то для общественности. Кинуть им кость.
– Ты о чем?
– Я начинаю готовить рапорт на этого Деклерка.
– Какой еще рапорт?
– Адвокаты жалуются, что многих их клиентов незаконно арестовали. Кроме того, все говорят, что этот человек плохо выглядит. Представляешь, какое впечатление это производит на телезрителей? Стоит ли нам за него держаться?
– Я ни за кого не держусь. Я ловлю убийцу. Лучше Деклерка этого никто не сделает.
– То-то он так долго возится. Слушай, отстрани его хотя бы для виду.
– Не могу.
– Боюсь, тебе придется это сделать.
Наступило напряженное молчание.
– Что это значит, Эдвард?
– Это значит, что нам нужно создать впечатление, что дело движется.
– И что ты предлагаешь?
– Чтобы ты сам взял на себя руководство. Деклерк может тебе помогать.
Они опять помолчали. Шартран потянулся за сигаретой, глядя в окно на больницу внизу.
– У меня есть выбор? – спросил он наконец.
– Ненадолго.
– Дай мне хотя бы два дня, чтобы все организовать.
– Это слишком много. Я же сказал – ситуация выходит из-под контроля.
– Тогда один день.
– Ладно. Но ни секундой больше.
– Хорошо. Но, Эдвард...
– Извини, Франсуа. Я знаю, что Деклерк – твой друг. Но нам нужно успокоить общественность.
Повесив трубку, Шартран долго курил. "Надеюсь, ты сегодня отдохнешь, старина, – подумал он. – Потому, что тебе остался всего один день".
15.20
Деклерк не брился и не ел.
Он подошел к бару и открыл дверцу. Большинство бутылок были полными – напоминание о том, как мало они с Женевьевой пили. В глубине стоял коньяк "Наполеон". Деклерк взял бутылку и бокал и направился к морю.
Там он сел в кресло, налил себе коньяка и начал думать о дочери.
15.35
– Все еще ничего? – спросил Скарлетт.
– Ничего, – ответил Типпл.
Фургон стоял так, чтобы его не было видно из окон студии. Скарлетт прошелся по улице и, возвращаясь, увидел Кэтрин Спэн, уснувшую на койке за водительским сиденьем.
– Что там делает Ракстроу? – удивился он.
Словно в ответ из дверей студии вышел высокий негр лет тридцати. Типпл подхватил бинокль и стал смотреть. Гость Ракстроу остановился, сунул палец в ноздрю, несколько раз глубоко втянул в себя запах, сел в синий "корветт" и уехал.
– Они сидели там всю ночь и полдня, – сказал Типпл. – Записывали музыку.
– А кто там сейчас?
– Один Ракстроу, я думаю, – Типпл включил микрофон, и Спэн подскочила в кабине. В студии кто-то напевал себе под нос.
– А где установлен микрофон?
– Это показывает прибор. Все "жучки" подсоединены к передатчику, спрятанному на левой стороне здания под кустом смородины. Листья закрывают его от дождя.
Тут же пошел дождь, барабаня по крыше фургона и мешая слушать. Вокруг колес машины закрутились маленькие водовороты.
– Билл, почему бы тебе не пойти домой? Ты устал, а здесь мы вполне справимся сами.
Типпл кивнул.
– Только сразу сообщите, если увидите что-нибудь интересное. Я тоже честолюбив.
Скарлетт кивнул. Капрал открыл заднюю дверь фургона и выпрыгнул под дождь.
16.45
– Чертов шум, – сказал Скарлетт.
Он задумчиво достал свой "смит-и-вессон", разрядил его и зарядил снова. Теперь они сидели в фургоне вдвоем.
– Что ты злишься? – спросила Спэн.
– Слушай, мы с тобой знаем, что Харди – Охотник за головами. Ракстроу наверняка знает, где он, а мы сидим тут с пальцем в заднице и ждем, когда он соблаговолит нас ему представить. Я послушался тебя, поимел дело с Типплом, а теперь хочу действовать по-своему.
– Что это значит?
– Это значит, я должен поговорить с ним.
– Это может закончиться провалом всей операции.
– Харди нас надул. Ракстроу надул. Уэнтворт надул. Может быть, хватит?
– Рик, нам обоим тяжело. Но пойми, самовольные действия могут стоить нам карьеры. А то и обвинения в суде.
– Боишься жары – не ходи на кухню. Можешь оставаться здесь.
Скарлетт выпрыгнул из фургона и пошел вверх по улице.
Спэн последовала за ним.
16.48
Женевьева вспомнила о семинаре, только закрыв за собой дверь. Она позвонила студенту, ответственному за группу – никого не было дома.
Днем, вопреки обыкновению, она не готовилась к вечерним занятиям, а помогала мужу. Несмотря на бессонную ночь, она сидела в библиотеке и читала книги о технике расследования. В сочетании с тем, что она прочла ночью, это образовывало довольно стройную картину. У нее возникли кое-какие предложения, и ей не терпелось обсудить их с мужем.
Но Роберта Деклерка не было дома.
Обеспокоенная Женевьева обошла дом, заглянула в теплицу. Все вещи, в том числе и дела Охотника, оставались там, где она видела их утром.
"Отлично, – подумала она, – значит, Роберт не работал. Слава Богу, догадался отдохнуть".
Но он всегда оставлял ей записку, когда уезжал. Потом она вспомнила, что видела его машину у дома. Подумав, что он сидит у моря, она отправилась туда.
Но Роберта там не было.
Не было и их лодки.
16.52
Рик Скарлетт дошел до куста смородины слева от здания, отыскал там микрофон и обесточил его. Потом вернулся к Спэн, и они вдвоем подошли к дверям студии.
Большому Брату незачем было слушать то, что собирался сделать Скарлетт.
38-й калибр
16.59
Стив Ракстроу сидел перед синтезатором в наушниках, что-то напевая. Вокруг него громоздились микрофоны, усилители, регуляторы звука. Сама студия была не очень большой. Половину ее занимали средства записи, другая была предназначена для музыкантов.
Кроме Ракстроу, в студии никого не было. Не подозревая, что Скарлетт и Спэн проникли внутрь, хозяин достал из кармана маленькую серебряную ложечку и запустил ее в конверт с белым порошком. Скарлетт подождал, пока он вдохнет в себя наркотик, а потом вышел из-за двери.
Ракстроу выронил ложечку и сорвал наушники с головы.
– О, кого я вижу! Сержант Престон и его помощница днем и ночью! Где ордер на обыск?
– Его нет, – сказал Скарлетт.
– Тогда убирайтесь, пока я не позвонил своему адвокату.
Скарлетт подошел к столу и взял конверт.
– Ты скажешь мне, где Харди?
– Убирайтесь.
– Где он?
– Убирайтесь, я сказал.
Ракстроу потянулся к телефону, но его рука замерла в воздухе. Скарлетт приставил к его виску свой 38-й "смит-и-вессон".
– Встать!
– Эй, чувак, полегче. Что за шутки?
– Встать! – повторил Скарлетт, второй рукой поднимая Ракстроу на ноги. – А теперь вниз.
– Полегче, – в глазах Ракстроу появились первые проблески страха. Его взгляд метнулся к Спэн, словно ища объяснения. – Зачем вниз? Что вы хотите делать?
– Если ты не пойдешь, я провентилирую тебе башку прямо здесь. Вперед!
– Делай, что он говорит, – сказала Спэн, не отрывая взгляда от пальца Скарлетта на спусковом крючке.
– Зачем вниз? – жалобно повторил Ракстроу.
– Там не будет слышно выстрелов.
Ракстроу выпучил глаза, и тут Скарлетт резко двинул его в зубы стволом пистолета: Один из передних зубов с хрустом сломался. Брызнула кровь.