Ее глаза в ужасе расширились, когда она увидела, что кобура на форме расстегнута, и пистолета нет.
«Он собирается убить себя», – поняла она и мгновенно оказалась у двери, ведущей в теплицу, зная, что не сможет справиться с ней, зная также, что не успеет обежать дом, чтобы войти в теплицу со стороны моря. Она в панике начала дергать ручку, колотить в дверь, царапать ее твердой дерево ногтями.
К ней подбежал Авакумович.
– Я вернулся. Где Роберт? Типпл, Скарлетт и Спэн нашли Охотника.
– Роберт в теплице! – крикнула она, указывая на дверь. – Он хочет убить себя!
В следующую секунду большое тело русского пронеслось мимо нее. Он сбил ее с ног, и она наконец потеряла сознание.
Авакумович разбежался, вынося вперед левое плечо, и изо всех сил ударился в дверь. Веса 285 фунтов не выдержал даже дуб. Жалобно затрещав, замок вырвался из двери вместе с обеими петлями. Дверь влетела в теплицу, внося с собой Авакумовича.
Роберт Деклерк засунул ствол пистолета себе в рот и застыл, поднеся палец к спуску. Дуло уперлось ему в небо – ближайшая дорога к мозгу.
Путаясь в битом стекле и цветочных горшках, Авакумович неуклюже пытался встать.
– Не делай этого, Роберт! – кричал он. – Летучий патруль поймал Охотника!
Он не спустил курок.
Он сел на стул, все еще держа пистолет во рту, и посмотрел на Авакумовича, не видя его.
Потом медленно убрал пистолет.
– Что ты делаешь здесь, Джозеф?
– Пришел в гости. Ты звал меня, помнишь?
Суперинтендант кивнул.
И тут за стеной теплицы он увидел лицо жены, прижатое к стеклу. Он поглядел на свои руки, одна из которых совсем недавно ударила ее. Потом встал и вышел к морю.
Женевьева ждала его на пороге. Лицо ее было мокрым, и он не мог понять, слезы это или капли дождя.
Чувства полицейского
СИЭТЛ, ВАШИНГТОН
Суббота, 4 декабря, 22.02
– Кроме того, что ты стал капралом, что дала тебе эта история? – спросила Кэтрин Спэн.
Рик Скарлетт улыбнулся:
– Мне больше всего понравилось, когда наш премьер объявил палате общин, что Деклерк отстранен от расследования, а через пятнадцать минут вернулся и сказал, что суперинтендант поймал Охотника. У него был такой дурацкий вид!
Оба капрала рассмеялись.
Они поехали в Сиэтл отметить успех. Звали и Типпла, но тот – теперь уже сержант, – отказался, сославшись на крупное дело, которое расследует их отдел. "Когда вернетесь, – загадочно пообещал он, – я буду уже инспектором".
Ресторан на Оружейной площади, где они сидели, славился французской кухней. За дополнительную плату метрдотель (конечно же, парижанин) усадил их у окна, откуда открывался вид на бухту Элиота. Днем из этого окна можно было видеть все до самых гор, но сейчас они видели только огни пароходов в бесконечной бархатной черноте моря и неба. Они только что доели десерт и прикончили третью бутылку вина.
– Интересно, что он с ними сделал? – спросил Скарлетт. Язык у него слегка заплетался. Он выпил большую часть алкоголя.
– С кем?
– С головами.
– Не знаю. И думаю, никто уже не узнает.
– Да, – они оба замолчали.
Он подозвал официанта и заказал два курвуазье. Повернувшись, он еще раз – далеко не первый, – оглядел свою спутницу с ног до головы. Спэн была в черном платье с глубоким вырезом, в котором матово блестела нитка жемчуга. Ее волосы были уложены и заколоты сзади. Пока принесли коньяк, в горле у Рика совсем пересохло.
– Знаешь, – сказал он, отпив глоток золотистой жидкости, – в Штатах мне больше всего нравится, что люди такие открытые. Конечно, тут тоже много всякого дерьма, но американцы не боятся говорить об этом. По-моему, они честнее нас.
– Может быть, – согласилась Спэн, глядя куда-то мимо него.
Через пятнадцать минут принесли счет. Скарлетт порывался оплатить его, но Кэтрин отказалась.
– Не мой стиль, – сказала она.
Поэтому они расплатились поровну и вышли. Их тут же окружили запахи Оружейной площади: мясной, рыбный, чесночный. Над всем этим плыл могучий запах морской соли. Сразу же Рик Скарлетт споткнулся и упал.
– Ты слишком много выпил, – заметила Спэн, помогая ему подняться.
– Ничего, – отозвался он, шатаясь из стороны в сторону.
– Пошли быстрее. Возьмем такси, а то опоздаем на самолет.
Он не двинулся и вместо этого схватил ее за руку. Они стояли наверху деревянной лестницы, ведущей на улицу внизу. Под ними расстилалась чернота бухты.
– Может, придумаем что-нибудь получше?
– Что это значит? – спросила Спэн. – Ты что, всегда говоришь загадками?
– Слушай, а как ты себя чувствуешь? Я имею в виду, что ты женщина и получила звание капрала одной из первых, между прочим.
Спэн покачала головой.
– Рик, мне столько же лет, сколько тебе. Я работаю в полиции так же долго. При чем тут мой пол?
– Не понимаешь?
– Нет.
– Мой отец служил в Конных в прерии. Я мечтал стать полицейским, сколько себя помню. Поэтому я здесь.
– А я здесь из-за...
– Ага, из-за феминизма, освобождения женщин и всего такого.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Таким, как ты, нравится бить мужчин на их территории. Делать их дело. И у тебя это здорово получается. Я восхищаюсь тобой.
– Значит, ты так считаешь?
– Да. И это правда. Ты можешь скрывать это или сама не знать, но это правда.
– И кто это говорит? Рик Скарлетт или пара бутылок "Шатонеф"?
– Я не пьян.
– Ты пьян.
– Кэти, будь честной хоть раз. Признай, что ты такая же, как все. Ты любишь власть и любишь быть первой. В этом нет ничего плохого...
– Рик, кончай нести...
– И ты любишь трахаться.
Спэн, нахмурившись, сделала шаг назад.
– Не обижайся. В этом нет ничего незаконного.
Женщина снова покачала головой.
– Давай покончим с этим.
– Давай не будем, Кэти. Давай останемся здесь и немного повеселимся. Поверь мне, так будет лучше для нас обоих.
– Поехали домой, Ромео.
Скарлетт еще крепче сжал ее руку.
– Не веди себя со мной, как с маленьким ребенком.
– Не веди себя так. И отпусти меня.
Скарлетт отпустил ее руку, но глаза его зажглись гневом:
– Выходит, я тебе не пара? Тебя ждет парень получше, так ведь?
– Рик, мы хорошо провели время. Давай не портить это.
– Отвечай мне? Дело в этом?
– Рик, – сказала она медленно, с расстановкой, – я работаю с тобой. Ты вполне устраиваешь меня, как партнер. Но больше никаких дел у нас быть не может. Тебе понятно?
– Кэти, а тебе непонятно, что я только о тебе и думаю? С тех самых пор, как впервые увидел тебя у доски объявлений.
– Рик, я же сказала: хватит. Закроем эту тему. Ты идешь или нет?
– Послушай же меня! – Скарлетт почти кричал. – Не отворачивайся! Я два месяца работал с тобой. Теперь все кончено, отряд распускается, и мы больше не будем вместе. Но я этого не хочу! Я хочу тебя, Кэти!
– Я ухожу, Рик, – она повернулась, чтобы уйти.
– Черт! – крикнул он. – Да не зажимай ты так свою дыру! – Здоровой рукой, той, на которой не было швов, он схватил ее за грудь.
Кэтрин Спэн вырвалась и отскочила.
– Еще раз так сделаешь, и я тебя ударю, – предупредила она, сжав зубы. – Уходи. Я не трахаюсь с полицейскими. Это все равно, что кровосмешение.
Лицо Рика Скарлетта залилось краской.
– Сучка! – крикнул он. – Ты игралась со мной все время! Заводила меня, показывая сиськи в бане! А посмотри на себя сейчас с этим вырезом! Конечно, это товарищеские отношения! Лицемерка ты, и больше никто.
– Бедный, – сказала Спэн и, повернувшись, ушла в ночь.
Ей пришлось прыгать через ступеньки, чтобы успеть вовремя. По счастью, внизу ей сразу попалось такси, и через двадцать минут она была уже в аэропорту. За ней закрылась дверь самолета на Ванкувер.
Только когда ДС-9 набрал высоту и внизу заплескалась вода, она наконец расслабилась.
"О Боже, – думала она, закрыв глаза. – Ну зачем все портить именно тогда, когда дела наконец налаживаются?!"
Теперь за Скарлеттом нужен был глаз да глаз.
Часть третьяЧто со мной, доктор?
"Нет, это было не смешно и даже патетично; он как бы представлял в своем лице всех прошлых жертв великой Шутки. Ведь безумство движет мир, и, значит, оно серьезно. А кроме того, он был все-таки добрым человеком".
Внутри сознания
ВАНКУВЕР, БРИТАНСКАЯ КОЛУМБИЯ
Октябрь
Дождь. Дождь. Дождь.
Боль. Боль. Боль.
Как будто призрак вернулся
Чтобы снова мучить меня.
Медленные дни. Никаких перемен.
Я больше этого не выдержу!
Я провел ночь в ее старом кресле возле занавешенного окна.
Теперь, когда мать в земле, я должен продать ее дом. Октябрьский ветер жалобно воет в ветвях деревьев.
Я сидел всю ночь и смотрел на фотографии.
И они смотрели на меня.
Навязчивые идеи. Невротики часто сосредоточивают все свое внимание на какой-либо одной опасности или проблеме. Если это внимание становится очень напряженным, оно переходит в навязчивую идею. Например, такой человек каждую ночь встает, чтобы проверить газовый кран. Или он так боится заразиться, что поминутно моет руки или запирается в стерильном помещении. Часто навязчивые идеи локализуются в областях секса или насилия, но в большинстве случаев это выражается в символических действиях.
Что я знаю о смерти? Сейчас посмотрим.
Я знаю, что единственное определение прекращения жизни – это переход к состоянию, в котором время не существует. Время требует активности, поэтому без активности нет жизни.
Я знаю, что навязчивая идея относительно смерти называется танатофилией. А человек, боящийся смерт