– Айвазян! Штукина! – прикрикнул на подруг главный режиссер. – Мы вам не мешаем выяснять отношения? А то можем перенести репетицию в другое помещение, а сцену оставить в вашем распоряжении!
– Извините, Олег Игоревич! – пропищала Лиза Штукина своим звонким пионерским голосом.
– Свиристицкая, повтори сцену с самого начала. Ты выходишь из-за левой кулисы, поворачиваешься к залу и говоришь…
Что должна сказать героиня, осталось неизвестным, потому что в этот самый момент из-за правой кулисы вышла уборщица тетя Клава с таким выражением лица, что Главный застыл в немом восхищении и всерьез подумал, не пропадает ли в уборщице великая драматическая актриса.
– Там… – едва слышно проговорила тетя Клава, показывая рукой куда-то назад и дико тараща глаза.
– Немедленно очистить сцену! – завопила помощник режиссера Лютикова, устремившись наперерез тете Клаве. – Черт знает что творится! Вы понимаете, что идет репетиция!
– Репетипитиция! – передразнила Лютикову уборщица. – Какая еще репетиция! Там… там…
– Да что там такое?! – тоном страдающего непризнанного гения воскликнул Олег Игоревич.
– Там… Валерию Борисовну убили! – выговорила наконец тетя Клава распиравшую ее поразительную новость.
– Как? Что? Не может быть! – загалдели все в один голос и бросились толпой к неожиданно прославившейся тете Клаве. Репетиция была окончательно и бесповоротно сорвана.
Сплоченный театральный коллектив во главе с уборщицей, переживавшей свой звездный час, дружно шествовал по полутемным переходам и коридорам таинственного закулисного мира. Чуть не бегом миновали тесные актерские грим-уборные, поднялись по узкой винтовой лестнице и вышли на узкий балкончик, с которого обычно перед новым спектаклем осматривали разложенные на полу декорации. На балкончике было явно мало места для всех любопытствующих, задние давили на передних, прижимали их к шатким, неустойчивым перилам.
– Ну что, ну что там? – жадно спрашивала Лиза Штукина, пытаясь разглядеть что-нибудь через плечи и спины коллег и горько сетуя в душе на свой пионерский рост. – Что там, что-нибудь видно?
– Видно, – односложно ответил ей мрачный пожилой комик Задунайский и, с трудом переведя дыхание, пропустил вперед неугомонную травести.
Лиза, активно работая локтями, пробилась в первые ряды и замерла, пораженная увиденным.
Внизу, у ног потрясенной театральной общественности, на той площадке, где обычно художник раскладывал неоконченные или вполне готовые декорации и фрагменты оформления сцены, лежала в живописной и трагической позе Валерия Борисовна Кликунец, театральный завсегдатай и спонсор, постоянная посетительница репетиций и прогонов, свой человек за кулисами.
Холеное, надменное лицо Валерии Борисовны было искажено гримасой скорее презрительного высокомерного недоумения, нежели страха. То, что она была мертва, не вызывало ни малейшего сомнения – об этом ясно говорили широко открытые безжизненные глаза, а еще яснее – длинная шпага, вонзенная в горло, прямо под подбородок, и приколовшая мертвую женщину к дощатому полу, как булавка прикалывает жука к донышку коробки в коллекции энтомолога. Шпага казалась театральной, бутафорской, но горло женщины было пронзено всерьез, и совершенно всерьез вокруг нее на полу расплылась огромная лужа темной крови.
Довершал эту картину букет темно-красных роз, брошенный на грудь Валерии Борисовны.
Лиза Штукина не отрываясь глядела на эту поразительную мизансцену, созданную неизвестным, но весьма одаренным режиссером, – мизансцену восхитительную и ужасную. Почему-то она обратила внимание на запах – сложную смесь типично театрального запаха краски и пыли, тонкого аромата роз и едва ощутимого, сладковатого и тлетворного запаха крови.
– Всем возвратиться на репетицию! – громко скомандовал Олег Игоревич, вспомнив о своей руководящей роли. – Ни к чему не прикасаться! Тело не трогать! В первую очередь это касается вас, Клавдия Никаноровна! – повернулся он к уборщице, и, только убедившись, что его указания неукоснительно выполняются, достал мобильный телефон и набрал номер милиции.
Вернувшись на сцену, Лиза Штукина увидела стерву, заразу, содержанку – то есть Ольгу Чижову собственной персоной. Ольга удивленно оглядывалась, пытаясь понять, куда подевались все ее коллеги.
– А что случилось? – спросила она у появившихся из-за кулис актеров. – Репетицию что, отложили?
– Вас ждали, милочка! – с непередаваемым сарказмом сообщила опоздавшей примадонне Гаяне. – Олег Игоревич так и сказал: пока нет нашей звезды, репетицию не начинать!
– Между прочим, – горячо зашептала на ухо Гаяне раскрасневшаяся от эмоций Лиза, – ее здесь не было!
– Что значит – не было? – переспросила незадачливая подруга. – Когда не было? Кого не было?
– Примадонны нашей не было! Здесь не было, на репетиции!
– Ну не было, – до Гаяне по-прежнему не доходило, – и что с того? Главный знал, что ее нет на репетиции.
– Ее не было на репетиции во время убийства! Мы все были здесь, значит, у нас есть алиби, а у нее алиби нет!
– Правда! – Глаза Гаяне зажглись горячим охотничьим азартом, и она решительно направилась к Ольге.
– Милочка, – начала она, поравнявшись со своей жертвой, – вы ведь, кажется, не ладили с Валерией Борисовной? Постоянно жаловались, что она вам проходу не дает?
– Мы с Валерией Борисовной как-нибудь сами разберемся, – отшила коллегу наглая примадонна.
– Не разберетесь, – мстительно прошипела Гаяне, – Валерию Борисовну только что убили.
– Вот как? – только и смогла вымолвить Лола. – Что это вы обе несете? Совсем от зависти помешались?
– В данном случае они говорят правду, – вмешался комик Задунайский, – Валерию Борисовну действительно только что нашли убитой – там… – Он неопределенно махнул рукой в сторону служебных помещений.
– Чушь какая! – нервно воскликнула Лола. – Кому это, интересно, понадобилось ее убивать?
– Вам лучше знать, милочка, – елейным тоном заговорила Штукина, – ведь это у вас с ней были какие-то особые отношения… Ведь это вам она пела дифирамбы и не давала проходу! Подарки дарила… Вы сами жаловались.
– Я вовсе никому не жаловалась, – с металлом в голосе произнесла Лола, – уж вы-то последний человек, с кем бы я стала обсуждать свои, как вы изволили выразиться, особые отношения с мадам Кликунец. Другое дело, что вы бесконечно подслушиваете под чужими дверями, а потом сладострастно разносите по театру сплетни, причем нагло искажаете информацию.
– Ты с кем это говоришь в таком тоне? – взвизгнула Штукина, а рослая Гаяне придвинулась поближе, чтобы защитить свою мелкую подругу.
Но Лола ничуть не испугалась, она, наоборот, еще больше разозлилась.
– Шныряешь везде, как помойная крыса, а потом закладываешь всех, как… Павлик Морозов!
– Я? – возмущенно заорала Штукина. – Я – Павлик Морозов?
– Эта роль просто создана для тебя! – подтвердила Лола.
– Прекратите вы, обе! – приказал появившийся Главный. – Совесть имели бы! Там человека убили, а они грызутся! Помолчали бы!
– Вы правы. – Лола резко сбавила тон. – Извините меня, Олег Игоревич. Я выйду, покурю…
– Убийцу всегда тянет на место своего преступления! – прошипела ей вслед Штукина трагическим полушепотом, но, наткнувшись на злобный взгляд Главного, осеклась на полуслове и даже закашлялась.
«Что происходит? – думала Лола, а ноги в это время сами несли ее в то злополучное место, где лежал труп Валерии Борисовны Кликунец. – Кому понадобилось убивать эту нетрадиционную мадам?»
Она вспомнила, как воскликнула недавно в сердцах, что так бы и убила эту стерву приставучую, имея в виду доставшую ее Валерию, но, во-первых, на самом деле Лола так вовсе не думала. Не настолько уж мешала ей Валерия, чтобы ее действительно убивать! А чего не скажет человек в сердцах!
И во-вторых, сказала она это в приватном разговоре с Леней Маркизом, так что в театре про это никто не мог знать. Но факт остается фактом: единственный человек в театре, которому Валерия мешала жить, – это она, Лола. И уж милиция-то узнает об этом факте в первую очередь, дорогие коллеги позаботятся.
Лола не знала, каким образом убита мадам Кликунец.
«Я слишком много лишнего наболтала, – грустно констатировала она. – Вместо того чтобы ставить на место стерву Лизку, нужно было расспросить у остальных, в каком виде нашли Валерию Борисовну. Но раз эти две гиены местного разлива так на меня набросились, то следует сразу же исключить предположение о несчастном случае. Вряд ли Валерия свалилась в люк и сломала себе шею или нечаянно задушила сама себя театральным занавесом. Если это убийство, то обязательно будет следствие, – текли дальше безрадостные мысли, – понаедет сейчас милиции, будут расспрашивать. И что им говорить? Кто я такая? Придется давать свой домашний адрес, всплывет присутствие Леньки. Вот уж кто обрадуется, когда попадет в поле зрения милиции! Кстати, а какие у него отношения с правоохранительными органами? Были уже у него трения или нет? Он ничего не рассказывал…»
Вспомнив про Маркиза, Лола даже остановилась на месте. Ведь Ленька обещал ей разобраться с Валерией! Неужели это он постарался? Но нет, Маркиз ненавидит насилие во всех его проявлениях, уж Лоле-то это отлично известно. И потом такое решение вопроса вовсе не в Ленькином духе. Он придумал бы что-то более остроумное. И самое главное – Лола знала, что Маркизу в последнее время некогда было заниматься ничьими делами, кроме своих собственных. Стало быть, это кто-то посторонний подсуропил убийство. А у Лолы теперь будут неприятности.
Неприятности эти возникли в театре в образе бригады ментов самого грозного вида. Когда Лола подошла к винтовой лестнице, намереваясь подняться и на всякий случай взглянуть на убитую – мало ли как там дело повернется, лишняя информация никогда не помешает, – ее остановил молодой парень в милицейской форме, сказав, что наверх нельзя и что шла бы Лола к остальным артистам, с них сейчас будут снимать показания. И желательно документики представить для ознакомления.