Ифринн взревел – этот предмет женского сантарремского одеяния был ему как будто знаком.
– Глупый старикашка! Неужели ты мог подумать, будто я променяю ваши жизни на тряпку?
– Накидка эймирани Шахриянн лишь памятная вещица, греющая душу бедного старика, – я же предлагаю тебе то, что под ней.
Анкиф замер, услыхав это имя. Эймирани Шахриянн была матерью эймира Заитдана – и единственной женой его отца. Она правила наравне с мужем – более ни одна женщина ни до, ни после нее не удостаивалась этого титула. Она наложила на себя руки вскоре после того, как порабощенный ее супругом ифринн вырвался на свободу и принялся мстить. Боги, да не тот ли он самый…
– Если ты рассчитывал, что память о глупой женщине, выбравшей смерть вместо вечного служения мне, избавит тебя от гибели, то ты просчитался, старик! – ифринн был в ярости. Молнии слетали с его пальцев, запястьев и плеч и били в песок, оставляя дымящиеся воронки. Люди в ужасе закрывали головы руками, не смея даже вскрикнуть.
– Память о женщине, чью душу ты возжелал столь сильно, что готов был на все ради этого, придает мне сил, – смиренно поклонился Хафис, по-прежнему не торопясь разворачивать накидку.
– Она была воровкой и лгуньей!
– Ты сам отдал ей то кольцо, чтобы она могла призывать тебя, когда бы ты ей ни понадобился. Ты надеялся завоевать ее, Аблис-Марр, хотел, чтобы она доверяла тебе, видела в тебе могущественного друга и покровителя, – но лишь для того, чтобы забрать ее душу. Впервые со дня сотворения мира ты возжелал, чтобы тебе служили добровольно и по любви, – но сердце эймирани всегда принадлежало только ее супругу.
Ослепительно сверкнувшая молния ударила в песок прямо у ног старика. Он на мгновенье зажмурилась, а когда снова открыл глаза, в них не было страха.
«Может ли быть, чтобы могущественный дух воспылал страстью к земной женщине? – билось в голове у Анкифа. – И, если это так, выходит, эймирани покончила с собой не из-за скорби по мужу и господину, но во имя спасения души».
– Ты не можешь убить меня, Аблис-Марр, не оценив предложенного выкупа, – спокойно сказал Хафис, поднимаясь на ноги и медленно разворачивая накидку.
Позабыв о страхе, люди приподнимались с земли и вытягивали шеи, гадая, что он там прячет и действительно ли это сумеет спасти их жизни. В самый последний момент старик наклонился и опустил на песок свой сверток, а после – откинул последнюю полоску ткани, и глазам изнывающих от страха и любопытства путников предстала резная украшенная драгоценностями шкатулка с крышкой, напоминающей купол дворца. Испустив полный ярости крик, ифринн вдруг из черного сделался почти совершенно прозрачным, а Хафис откинул крышку, выхватил одиноко лежащее в шкатулке кольцо и надел на палец.
– Именем эймирани Шахриянн и властью, дарованной мне кольцом Аблис-Марра, великого ифринна, я призываю тебя, могущественный дух, – повинуйся!
То, что произошло дальше, не только навсегда осталось в памяти спасенных от жуткой смерти людей, но и вошло в легенды, которые и через сотни сотен лет жители Сантаррема продолжали рассказывать своим детям, – воющего и сверкающего молниями ифринна втянуло в шкатулку, крышка захлопнулась, а туча, остров и замок попросту растворились в воздухе, оставив среди песков лишь горстку перепуганных торговцев и их верблюдов…
Глава 26. Герта и Гурт
Вот уже несколько дней Тиша сидела под замком в бывшей комнате старшей сестры.
Обращались с девочкой хорошо: кормили, поили, не ругали, однако держали взаперти. Как ни разрывалось материнское сердце, как ни хотелось Герте поверить, что дочка помнить не помнит о том, как выдала ее и Гурта посланнику Кейрану, но рисковать было нельзя. Венельду они, понятно, сейчас не опасны: тут уж даже пожелай колдун чего-нибудь выведать через Тишу, так ведь не выйдет – неизвестно им ничего. Пойман, сказали, – да уж не самим ли колдуном проклятым? И Тур вместе с ним запропал – нешто тоже попался?
Сердобольная Герта переживала за парней, как за родных, – будто сыновей проводила в дорогу и весточки ждет. Ночей не спала, днями из рук все валилось. А тут еще Тиша! Поначалу девчонка все плакала, выпустить умоляла, жаловалась, что никто, мол, ее, сироту, не любит, – это она всегда умела, на жалость брать. Герта приходила к ней в комнату, обнимала, разговаривала, объясняла, успокаивала, как могла, но на уговоры не поддавалась. А ну как сманит ее колдун, что тогда? Ищи ветра в поле! Нет, лучше пусть взаперти посидит, целее будет.
Пенни несколько раз прибегала, спрашивала про подружку. Герта боялась, что после случившегося гуртова младшенькая ее и знать не захочет, ан нет: Пенни Тишу ни в чем не винила, и отец, сказала, тоже, мол, не винит, – не своею волею она к посланнику побежала, и весь разговор.
Разобравшись немного с делами по дому, Герта собралась-таки и отправилась в таверну. Пенни говорила, там по-прежнему управляется Андея, и женщина терялась в догадках: чем же это так занят Гурт, который места своего за стойкой отродясь никому не уступал? Уж не случилось ли чего?
За стойкой и впрямь стояла Андея. И Марна тоже была там, на подхвате. Не иначе, строгий отец воспретил у жениха постоянно торчать, как она было привыкла, покуда он в темнице сидел. Вид у Марны был недовольный. Герта окинула взглядом таверну: Томура Райса не видно – на службе, должно быть, вот девчонка и хмурится.
Народу у Гурта, как всегда, было полно: служаночки с ног сбились. А Андея ничего, молодец – справная хозяйка из нее получилась! Завидев тетушку Герту, девушка тотчас же поспешила к ней навстречу, стала усаживать за лучший столик, однако ужинать гостья отказалась:
– Мне бы с отцом твои повидаться, девонька.
Андея кивнула, взгляд стал встревоженным:
– В доме он. Через кухню ступайте, незачем обходить. Ежели кто из работников спросит, так скажете, я пустила.
– Ты тут, гляжу, совсем хозяйкою стала, – улыбнулась ей Герта. – Не тяжело?
– Справляюсь. Марна вон помогает… немного.
– А отец-то чего, отошел, что ли, от дел? Так рановато ему еще…
Андея вдруг ухватила гостью за локти, зашептала на ухо:
– Тетушка Герта, может, хоть вы его образумите! Он ведь, представляете, к Тайманским Топям собрался – Венельда искать. Ну, где его там отыщешь? Место ведь гиблое, страшное, а он… никого слушать не хочет!
У Герты тревожно заныло в груди. Старый дурак и парням не поможет, и себя погубит. Ишь, что удумал! Андея права: Тайманские Топи раскинулись широко, не враз обойдешь – и дорогу спросить не у кого, люди там не живут. Герта покачала седеющей головой:
– Я поговорю, доченька, да только – ты ведь своего отца знаешь…
Девушка отчаянно кивнула и опустила руки.
– Я попытаюсь, – вновь повторила Герта и двинулась в сторону кухни, осторожно огибая столы. Многие постояльцы здоровались с ней, как с хорошей знакомой, – были среди них и такие, чьих имен она даже не знала. Поразмыслив, она поняла: это из-за того, что их с Гуртом держали в темнице. Людей возмутила эта история, но она же и объединила. Герта подозревала, что в этом немалая заслуга Марны.
На кухне было жарко и суетно; пахло мясной жарехой, рыбой, квашеной капустой. Никто из работников Герту не остановил и не задал ни одного вопроса: они с почтением расступались, давая женщине пройти. Добравшись, наконец, до задней двери таверны и выйдя на улицу, она остановилась, чтобы немного остыть, а затем решительно двинулась в сторону дома.
Это было приземистое, но крепкое и добротное строение, сложенное из огромных – не вдруг охватишь! – бревен. Решив осесть в Талсбурге, Гурт сам выстроил этот дом для себя и девочек. За прошедшие годы он, разумеется, претерпел некоторые изменения: слева добавилась разделенная на две половины пристройка, куда, став постарше, переселились Марна с Андеей; позади дома выросла баня и несколько ладных сараев, а дальше, почти на границе гуртовой земли – сеновал, на котором не так давно прятался Венельд. Герта вздохнула и поднялась на крыльцо:
– Есть кто? Гурт! Андея сказала, ты дома.
– Герта? Вот уж не ожидал. Проходи! – пророкотал откуда-то издалека голос хозяина, а следом показался и он сам: здоровый, широкоплечий, всклокоченная борода воинственно задрана, рукава добротной рубахи закатаны, ворот распахнут.
Их кухни выглянула Пенни – она жевала шаньгу и запивала ее молоком. Герта улыбнулась девчонке. Гуртовы дочки прекрасно со всем справлялись, покуда отец был в темнице, – теперь он знает, что может на них рассчитывать, а значит, ничто не помешает ему и впрямь отправиться в сумасшедшее путешествие, которое он задумал.
– Ты чего такая смурная? – пророкотал Гурт. – Али обидел кто? Помощь какая нужна?
Герта покачала головой, скинула меховую жилетку и прошла на кухню. Самому бы кто помог!
Гурт шагнул вслед за ней, сурово насупив кустистые брови. Девчонки нажаловались, не иначе! Ну, доченьки, ну, удружили… Если кто в целом свете и мог переубедить в чем-то Гурта, так только Талиша, покойная жена, и она – Герта.
На уютной просторной кухне он глянул на Пенни и мотнул головой – брысь. Девчонку как ветром сдуло. Гостья присела к столу, сложив на коленях руки, и посмотрела на Гурта. Тот упрямо сжал челюсти.
– Послушай, – начала она, стараясь, чтобы голос звучал убедительно. – Может, это вообще неправда. Может, его не схватили. Ну, куда ты пойдешь? Где станешь искать?
– Дарвел прилетел.
Герта ахнула. Если сокол Венельда здесь, дело плохо. Дарвел никогда бы не бросил хозяина…
– Гурт, – отчаянно прошептала Герта. – Это ничего не меняет. Ты его не найдешь! Тайманские Топи – это…
– Я знаю. И что прикажешь делать? Дома сидеть? Венельд нам жизнь спас – мне и моим девчонкам.
– Ты там погибнешь…
Гурт тряхнул головой:
– Ты же меня знаешь. И не в таких передрягах бывал.
– Ты тогда был моложе.
– Я и сейчас хоть куда. Наделенные внутренним зверем – ты знаешь об этом? – по-другому стареют. А парней выручать надо!