– Не было там никакого ребёнка, друг. Привиделась она тебе. Поедем!
Солнце понемногу клонилось за горизонт, когда Гурту удалось переубедить Венельда. Путники двинулись дальше. Несмотря на то, что Охотник чувствовал себя неважно после порабощения колдуном, друзья почти не отдыхали и привали устраивали коротенькие, только чтобы перекусить и набраться сил, а дремали прямо в седлах.
Тайманские Топи остались далеко позади, когда Венельд снова прервал молчание – и нельзя сказать, что Гурту не принесли облегчения его слова.
– Дальше я не поеду.
– То есть как это?
– Я… В замке колдуна у меня были… видения. Мне нужно разыскать одного человека.
– Ту девочку?
Венельд мотнул головой:
– Нет. Я не вполне уверен, что она вообще существует. Но в моей жизни когда-то был человек… девушка. Я плохо с ней обошелся.
Гурт насупился. С одной стороны, разговор, на который он не решался, можно было не начинать, а с другой… Нет, нужно все прояснить!
– Андея-то моя…
– Знаю, – кивнул Венельд. Кустистые брови Гурта поползли вверх:
– И давно?
– Не так чтобы.
– Что же, она сама тебе… рассказала?
Венельд невесело усмехнулся:
– Нет, нет! Андея разумная девушка и всегда вела себя более чем сдержанно. Просто… Как бы она ни старалась, глаза ее выдают. Я видел, как она на меня смотрит.
Гурт воинственно задрал бороду:
– А ты что же?
Охотник выдавил слабую улыбку:
– Не мог же я подложить тебе такую свинью, дружище! Я не создан для семьи: нынче здесь, завтра там, перекати-поле. В общем, в Талсбург я с тобой не вернусь.
Оба помолчали – прощаться они не умели.
– Куда ты поедешь? – спросил, наконец, Гурт. Венельд пожал плечами. – Вот что, парень… Ты, конечно, волен идти, куда угодно, но и про нас не забывай, лады? И береги себя. Пускай моей Андее ты и не пара, но в Талсбурге у тебя есть семья.
– Спасибо – улыбнулся Охотник.
Друзья обнялись, а затем Венельд развернул вороного, свистнул Дарвелу и поехал в другую сторону, а Гурт еще долго смотрел ему вслед…
Глава 33. Встреча
Отряд въехал в ворота и остановился. Уставшие с дороги люди покидали седла, бросали поводья подбежавшим конюхам, переговаривались, улыбались.
Крепкий светловолосый великан спустился на землю одним из последних. Протянув руки, он подхватил маленькую девочку, ехавшую в седле перед ним, и поставил ее подле себя. Взгляд его голубых глаз был насторожен и хмур, малышка же, напротив, казалась безмятежной.
Ансур, начальник отряда, отправил одного из стражников доложить об их прибытии, хоть и понимал, что во дворце об этом давно известно, но тут великолепные резные двери – работа лучших мастеров Сантаррема! – распахнулись, и во двор выбежала богато одетая молодая женщина. Песочного цвета шальвары и белая туника ее были расшиты золотом, кожаные сандалии украшены драгоценными камнями, а укрывающая голову и плечи широкая накидка цвета слоновой кости поражала серебряной вышивкой самой искусной работы.
Увидев ее, светловолосый норавиец замер, она же бросилась прямо к малышке, протягивая руки, смеясь и плача.
– Мама? – полувопросительно произнесла та и неуверенно шагнула навстречу. – Мама!
Ничуть не заботясь о своем дорогом наряде, женщина упала на колени, и девочка тут же очутилась в ее объятиях.
– Айрис, доченька, Айрис, – шептала сквозь слезы Рун на незнакомом всем присутствующим во дворе языке. – Драгоценная моя девочка!
– Это ты, – запинаясь и с трудом подбирая слова, ответила ей дочь на том же наречии. Это был древний канмейский – мертвый язык погибшей цивилизации. Рун с рождения дочери говорила с Айрис на нем, и теперь девочка понемногу припоминала знакомые фразы. – Как хорошо, что ты здесь! Я уже начала тебя забывать…
Не выпуская дочь из своих объятий, Рун подняла ее на руки, выпрямилась и взглянула в лицо могучему норавийцу, так и стоящему подле них.
– Это мой друг, мама, – шепнула ей Айрис. – Его зовут Тур, – она лукаво улыбнулась мужчине, будто бы знала и другое имя (а может, и знала, подумалось Туру, с нее станется). – Он хороший. Я спасла его от Древа, когда Бодрейв решил принести его в жертву, а он не отпустил меня одну с этими незнакомцами – хоть я и говорила ему, что они друзья! – и заботился обо мне в пути.
– Спасибо! – склонила голову Рун, и лишь затем сообразила, что именно только что сказала ей дочь. – Что значит – спасла от Древа?!
Впрочем, поговорить им не удалось. Во дворе появился еще один человек – люди почтительно расступились, когда он приблизился к Рун. То был Хафис, мудрец и отшельник, добрый друг прежнего эймира и верный слуга нынешнего.
– Здравствуй, дитя, – улыбнулся он Айрис, но глаза его, обрамленные сетью морщин, остались тревожными. Склонившись к Рун, старик шепнул ей так тихо, чтобы услышала только она одна:
– Эймир Заитдан просит тебя вернуться в его покои. Он очень плох, – две недели назад властителю Сантаррема внезапно стало хуже, и ни снадобья Рун, ни молитвы его подданных не принесли ему облегчения: проклятие колдуна продолжало действовать и после его смерти – эймир был обречен.
Молодая женщина побледнела и кивнула:
– Идем.
Тур увязался за ними. Никто его не остановил, когда он вошел во дворец, никто не потребовал возвратиться. Он шел прямо за стариком, и со стороны могло показаться, что эти четверо вместе – может, поэтому на Тура и не обратили внимания? По тревожным взглядам и еле слышному перешептыванью старика и красавицы, норавиец понял, что случилось что-то плохое, но спросить не решился.
У входа в покои эймира стража все же остановила могучего незнакомца, уверенно шагнувшего было к двери.
– Я с ними, с малышкой… Айрис! – попытался прорваться он, но норавийского здесь не знали, а по-сантарремски Тур не говорил.
– Мама! – требовательно сказала девочка, и Рун, обернувшись, кивнула стражнику:
– Пусть войдет.
В покоях эймира царил полумрак и пахло бедой. Вытянувшийся на роскошном ложе мужчина умирал – достаточно было мимолетного взгляда, чтобы это понять: глаза его ввалились, нос заострился, некогда смуглое лицо приобрело восковой оттенок.
– Подойди, дитя, – с трудом прошептал он.
Рун спустила дочь на пол, и девочка шагнула к лежащему.
– Для меня честь… познакомиться с тобой, Айрис, – шепот его угасал, становясь едва различимым.
– Это эймир Заитдан, – заторопилась, глотая слезы, Рун – великий властитель Сантаррема. Он не пожалел своей жизни, чтобы победить колдуна, который разлучил нас с тобой, и освободить всех порабощенных им людей.
Девочка с недоумением обернулась на мать:
– Почему ты плачешь?
– Бодрейв отравил эймира заколдованным фруктом, и некому снять заклятье, а потому мы скорбим, – ответил за нее Хафис, утирая слезы. – Он умирает, дитя…
– Это не так! – Айрис заглянула в лицо эймира, а затем самым бесцеремонным образом взобралась к нему на ложе. Женщина и старик застыли, а Тур подошел поближе – на случай, если ребенка вздумают наказать за дерзость, и ей понадобится помощь. Он искренне привязался к малышке и не собирался давать ее в обиду. – Смотри на меня, – совершенно серьезно велела девочка могущественному властителю Сантаррема и приложила ладошки к его вискам.
Поначалу ничего не происходило: мужчина по-прежнему лежал без движения, а тишину его покоев нарушало лишь затрудненное дыхание умирающего, всхлипывания молодой женщины и сопение старика. Тур же, кажется, и вовсе забыл, как дышать, – он догадался, что сейчас будет. В памяти возникали обрывки воспоминаний – даже не образы, а ощущения… С ним тоже случалось подобное – он умирал, а эта малышка попросту не позволила ему уйти. Значит, она сумеет помочь и эймиру!
Занятый этими мыслями Тур пропустил момент, когда Заитдан задышал ровнее, а вот Рун – нет. Не веря своим глазам, она подошла ближе – шаг, другой, третий, боясь помешать излечению – и, в то же время, опасаясь за дочь. По силам ли малышке такое? Ей, опытной целительнице и могущественной ведьме, не удалось снять заклятье Бодрейва, а Айрис всего лишь ребенок – ей только пять, и ее никто никогда ничему не учил…
– Откройте окна, – отрывисто приказала девочка, и Хафис бросился исполнять. Через мгновенье покои залил мягкий дневной свет, и трое взрослых с изумлением увидели, как сменяется легкой бледностью восковая маска умирающего, отступает искажающая черты боль, расслабляются скрученные предсмертной судорогой мышцы.
Девочка смотрела в глаза эймиру, маленькие пальчики порхали по его лбу и вискам, отбирая у смерти человека, который заслуживал жизнь. Рун, не скрываясь, плакала, Хафис молился, пав на колени, а Тур наблюдал за малышкой, опасаясь, как бы все то, что она совершала для Заитдана, не пошло ей во вред.
Прошло немало времени, прежде чем стало ясно, что жизни эймира ничего более не грозит. Слабый, обессиленный, но живой, он с благодарностью улыбнулся своей спасительнице и протянул ее матери руку. Рун торопливо шагнула вперед, бросилась на колени, прижалась щекой к его широкой ладони и обняла свою вновь обретенную дочь. Сегодня ей никого не придется оплакивать. Тур ощутил, как предательски сжимается горло – Айрис вновь совершила нечто невероятное!
– Она просто чудо, – окрепшим голосом сказал Заитдан сияющей от облегчения Рун и заглянул ей в глаза. – Такая же, как и ты…
– Теперь тебе нужно поспать, – перебила его малышка. Рун охнула и рассмеялась, а следом за ней засмеялись мужчины.
– Как прикажешь, спасительница, – опустил темные ресницы эймир. Через мгновенье дыхание его замедлилось, и он погрузился в сон. Айрис зевнула:
– Где моя комната, мама? Пора отдыхать… И попроси, чтобы Тура устроили рядом – так ему будет спокойнее. Ну же, идем! Заитдан не умрет, обещаю…
Вечером, когда пылающее солнце почти скрылось за горизонт, Рун снова пришла проведать эймира. Заитдан не спал – и умирающим более не казался. Девушка робко присела на край его ложа, коснулась ладонью лба. Жара не было.