В октябре 1988 года в эфир вышло телешоу «Тайная личность Джека-потрошителя». Цель состояла в том, чтобы представить все имевшиеся материалы по делу и улики, а затем предложить экспертам различного профиля проанализировать истинную сущность Джека-потрошителя и разгадать загадку века раз и навсегда. Поучаствовать пригласили и нас с Роем Хейзелвудом. В ФБР считали, что это отличная возможность продемонстрировать нашу работу, при этом не раскрывая содержания дел и судебных заседаний. Передачу, шедшую в прямом эфире целых два часа, вел британский актер, писатель и режиссер Питер Устинов, по ходу дела искренне проникшийся этой темой.
Пусть задача была умозрительной, для нее сохранялись те же правила и запреты, что и в обычном следствии, и наш портрет должен был строго вписываться в имеющиеся улики и другие сведения по делу. По современным стандартам сто лет назад детективы работали весьма примитивно. Я считал, что сегодня Потрошителя нашли бы без особого труда, даже на основании той скудной информации, которой мы располагали. Короче, стоило попробовать. К тому же, если мы рискуем всего лишь насмешить всю страну, а не получить еще одну невинную жертву, можно взяться даже из сугубо спортивного интереса.
Перед эфиром я подготовил портрет, как для любого современного дела, и расписал данные уже привычным мне образом:
Субъект: известен как Джек-потрошитель
Серия убийств
Лондон, Англия
1888
НЦАПЛ — убийство (следственно-криминальный анализ)
За аббревиатурой в последней строчке скрывается Национальный центр по анализу преступлений против личности — комплексная программа, запущенная в Куантико в 1985 году и вобравшая в себя ресурсы поведенческого отдела и отдела следственного сопровождения, СППЛ (компьютерной базы данных по поиску преступников), а также другие группы и команды быстрого реагирования.
По обыкновению, я сначала составил портрет и только потом обратился к возможным подозреваемым. Сколь бы привлекательной с драматической точки зрения ни казалась кандидатура герцога Кларенского, проанализировав все имевшиеся улики, мы с Роем независимо друг друга признали наиболее вероятным убийцей Аарона Косминского.
Как и в деле «йоркширского потрошителя» почти девяносто лет спустя, мы были убеждены в том, что письма с издевкой писал некий мошенник, а не настоящий Джек. Убийца не обладал тем типом личности, который характерен для людей, открыто бросающих вызов полиции. Увечья на телах жертв указывали на психически нездорового, сексуально неполноценного человека, испытывающего ненависть к женщинам в целом. Кроме того, судя по быстрым нападениям исподтишка, наш клиент также страдал от личностной и социальной неполноценности. Он не мог контролировать жертву вербально, уговорить ее следовать за ним. Да и физические обстоятельства преступлений доказывали, что Потрошитель сливался с окружением и не вызывал у проституток подозрений или страха. Скорее всего, это был тихий одиночка, блуждавший по ночам и возвращавшийся на места убийств, а не какой-нибудь верзила-мачо. Без сомнений, полиция уже допрашивала его по ходу расследования. Таким образом, Косминский куда лучше остальных вписывался во все пункты. Что же касается медицинских навыков, якобы необходимых для столь искушенного расчленения и издевательств над трупом, то на самом деле опыт тут не нужен, хватило бы и жажды крови. А мы уже давно выяснили, что убийце достаточно только желания, чтобы совершить над телом жертвы любые зверства, какие ни придут ему в голову. Эда Гейна, Эда Кемпера, Джеффри Дамера и Ричарда Маркетта не остановило отсутствие медицинского образования, и таких примеров можно привести еще много.
А теперь, пояснив свои умозаключения, мне придется дать задний ход и отступиться от своих слов о том, что по прошествии ста лет я могу с уверенностью указать на Аарона Косминского. В конце концов, он лишь один из тех кандидатов, которых нам представили. Но я почти наверняка знаю, что Джеком-потрошителем был человек того же типа, что и Косминский. Если бы мы работали над этим делом сегодня, то наш портрет, без сомнения, помог бы Скотленд-Ярду сузить круг подозреваемых и в конечном итоге схватить настоящего убийцу. Вот почему я считаю, что в современных условиях знаменитое преступление мы раскрыли бы без особого труда.
Хотя зачастую мы можем точно указать на конкретного преступника, в некоторых делах следствию порой не хватает улик для ареста и предъявления обвинения. Один из таких случаев — дело «душителя СПУ» из Уичи-то, штат Канзас, промышлявшего в середине 1970-х.
Все началось 15 января 1974 года с убийства семейства Отеро. Тридцативосьмилетнего Джозефа Отеро и его жену Джулию связали и задушили шнуром от оконных жалюзи. Их девятилетнего сына Джозефа-второго нашли в его комнате связанным и с полиэтиленовым пакетом на голове. Одиннадцатилетнюю дочь Джозефину примотали за шею к трубе в подвале. На девочке не было никакой одежды, кроме толстовки и носков. Судя по всему, Отеро убили далеко не спонтанно: телефонный провод был перерезан, его нашли на месте преступления.
Спустя десять месяцев в кабинете редактора местной газеты раздался звонок, и анонимный абонент направил журналистов к некой книге в общественной библиотеке. Записка внутри книги гласила, что субъект берет на себя ответственность за убийство Отеро, пообещав убивать и дальше. Его узнают по кодовой фразе: «Свяжи. Пытай. Убей».
В последующие три года погибли еще три девушки, после чего преступник, так старательно выдумывавший себе прозвище, написал письмо местному телеканалу, приоткрыв немало интересных сведений о себе. «Скольких еще мне нужно убить, чтобы на меня обратили внимание и напечатали мое имя в газетах?» — вопрошал он.
В одном из аналогичных публичных обращений он сравнил себя с Джеком-потрошителем, «сыном Сэма» и «хиллсайдскими душителями» — словом, с жалкими личностями, которые прославились благодаря совершенным преступлениям. Свои действия «СПУ» списывал на «одержимость» и «икс-фактор», из-за чего газеты бурно принялись рассуждать на тему психологической стороны его преступлений.
Он также прикладывал к письмам зарисовки обнаженных женщин, связанных в различных позах для пыток и изнасилования. Хотя эти мерзкие рисунки в газетах не публиковали, мне они дали четкое представление о личности искомого преступника. Теперь его поимка была лишь вопросом времени и сужения круга подозреваемых.
Как и его кумир Джек-потрошитель, в какой-то момент «СПУ» вдруг перестал убивать. Впрочем, я уверен, что в данном случае дело обстояло иначе: после допроса в полиции преступник занервничал, решив, что ему сели на хвост, и благоразумно решил остановиться, пока у полиции не накопилось достаточно улик, чтобы упечь его за решетку. Хотелось бы верить, что мы его обезвредили, но порой дракон все же берет верх.
Порой дракон берет верх и в наших с вами жизнях. Жертвой становится не только сам погибший — вместе с ним убийство затрагивает и многих других людей. Я далеко не единственный в нашем отделе, кто терял работу из-за проблем со здоровьем и постоянного стресса. Стоит ли говорить о бесчисленных семейных ссорах и пренебрежении родительским долгом?
В 1993-м, спустя двадцать два года совместной жизни, мы с Пэм оказались на грани развода. Скорее всего, мы дали бы разную оценку случившемуся, но кое-что отрицать просто бессмысленно. Я редко, слишком редко бывал дома, а наши дочери Эрика и Лорен, которые нуждались в отцовской поддержке, росли без меня. Даже находясь в Куантико, а не в командировке, я с головой уходил в работу, и Пэм, должно быть, чувствовала себя матерью-одиночкой. Она хлопотала по дому, оплачивала счета, возила детей в школу, встречалась с их учителями, помогала девочкам с домашней работой и вдобавок успевала еще и сама преподавать. Когда в 1987-м у нас родился сын Джед, в отдел приняли новых профайлеров и я уже не так часто разъезжал по командировкам. Должен признать, я счастлив иметь троих умных, любящих, чудесных детей, но у меня не было возможности как следует узнать их, пока я не вышел на пенсию. Куда больше времени я посвящал мертвым детям, совершенно несправедливо обделяя вниманием собственных малышей, родных и живых.
А сколько раз Пэм обращалась ко мне с какой-нибудь мелочью, вроде очередной царапины или ушиба, которые наши отпрыски зарабатывали, грохнувшись с велосипеда! Но я, пребывая в постоянном стрессе, слишком часто огрызался в ответ, пускаясь описывать во всех подробностях изуродованные тела мертвых детей того же возраста, что и наши, и требуя не приставать ко мне со всякой ерундой.
Конечно, надо сохранять умение сочувствовать. Но со временем, как ни старайся, неизбежно вырабатывается иммунитет к менее ужасным событиям, чем те, которые видишь на работе. Как-то раз я сидел за столом с детьми, а Пэм пошла на кухню открыть упаковку продуктов. Нож выскользнул из рук, и жена сильно порезалась, громко вскрикнув. Мы дружно побежали к ней. Но как только я убедился, что ничто не угрожает ни жизни Пэм, ни даже сохранности ее пальца, я стал с интересом изучать следы крови, мысленно сопоставляя их с теми, что видел на местах убийств. Намереваясь разрядить обстановку, я пошутил: «Смотрите, двигая рукой, мама каждый раз оставляет новый след. Вот так и определяют, что произошло между нападавшим и жертвой». Вряд ли домашним понравилась моя шутка.
Все мы стараемся выработать защитный механизм, чтобы справляться с ужасами, которые видим по долгу службы. Но у защиты есть и обратная сторона. Однажды ловишь себя на мысли, что стал хладнокровным и бессердечным сукиным сыном. Если дома все в порядке, а брак крепок, то и служба дается легче. Но если отношения в семье не ладятся, то любой, даже незначительный стресс-фактор многократно усиливается, обостряя и остальные проблемы. Так случается и у тех, кого мы выслеживаем.
У нас с Пэм был разный круг общения. С ее друзьями я не мог поговорить о том, чем занимаюсь, так что общался только со своими. Я нередко замечал, как скучаю в компании людей, далеких от правоохранительной службы. Меня не интересовали их незатейливые заботы. Когда днями напролет влезаешь в голову то одного убийцы, то другого, уже совершенно безразлично, где у соседа стоит мусорная корзина или в какой цвет он выкрасил забор.