Охотник за разумом. Особый отдел ФБР по расследованию серийных убийств — страница 22 из 75

Как этот человек мог совершить столь страшные вещи? Это, должно быть, ошибка, влияние обстоятельств. Вот что говоришь себе, когда общаешься со многими из них: ты не можешь до конца осознать невероятность их преступлений. Вот почему психиатры, судьи и офицеры по надзору часто допускают ошибки – тема, к которой мы еще вернемся далее.

Пока же повторюсь: хочешь понять художника – посмотри на картины. Вот что я всегда говорю моим людям. Вы не можете утверждать, что поняли или оценили Пикассо, не изучив его картин. Успешный серийный убийца планирует свою работу не менее тщательно, чем художник – свои холсты. Они обдумывают свое «искусство» и совершенствуют его. Поэтому часть моей оценки таких людей, как Эд Кемпер, основывается на личных встречах и взаимодействии на персональной основе. Остальное я получаю из исследований их работы.

Посещения тюрем стали нашей с Бобом Ресслером обычной практикой во время выездных школ, когда у нас появлялось время и получалось договориться с тюремным начальством. Я тоже, если выезжал один, проверял, какая тюрьма или исправительное учреждение находится поблизости и нет ли там кого, представляющего для нас интерес.

С течением времени мы совершенствовали свои методы. Обычно мы были заняты четыре с половиной дня в неделю, поэтому интервью старались проводить по вечерам и в выходные. С вечерами возникали затруднения, так как в тюрьмах после ужина проходит перекличка и затем в блоки никого не допускают. Но постепенно я пришел к выводу, что значок ФБР открывает двери в большинство тюрем и кабинет начальника, поэтому стал являться без предупреждения, и это, как правило, срабатывало. Чем больше интервью я проводил, тем уверенней становился на своих занятиях с опытными копами. Теперь я основывался на реальных знаниях, а не на байках, рассказанных очевидцами событий.

Далеко не все беседы позволяли нам глубоко проникнуть в душу преступника. По-настоящему открывались лишь немногие. Большинство, как попугаи, повторяли свои показания на суде или оправдания, которые давным-давно заучили наизусть. Их слова нам приходилось самостоятельно толковать и интерпретировать. Тем не менее интервью давали нам представление о том, как работает разум преступника, позволяя почувствовать себя в его шкуре.

В первые недели и месяцы нашей неофициальной исследовательской программы мы умудрились опросить более полудюжины убийц и преступников, покушавшихся на убийство. В их число входили Артур Бреммер, покушавшийся на Джорджа Уоллеса (тюрьма Балтимора), Сара Джейн Мур и Линетт «Пискля» Фромм, пытавшиеся убить президента Форда (Олдерсон, Западная Вирджиния), и гуру Фромм, Чарльз Мэнсон, в Сан-Квентине на другом берегу залива от Сан-Франциско и мрачной громады Алькатраса.

Всех в правоохранительной системе интересовал Мэнсон. Прошло десять лет с убийств Тейт и Лабьянки в Лос-Анджелесе, но Мэнсон оставался самым знаменитым и внушающим больше всего страха преступником в мире. Мы преподавали его случай в Куантико, и, хотя факты были хорошо известны, я чувствовал, что мы совсем не понимаем психологию этого парня. Я понятия не имел, чего от него ожидать, но полагал, что любой, кто успешно манипулировал другими, заставляя их исполнять свою волю, заслуживает нашего пристального изучения.

Мы с Бобом Ресслером встретились с ним в небольшой переговорной в центральном блоке Сан-Квентина. Три стены переговорной были из армированного стекла; помещение предназначалось для встреч заключенных с адвокатами.

Мое первое впечатление о Мэнсоне было диаметрально противоположным тому, что произвел на меня Эд Кемпер. Глаза Мэнсона, совершенно дикие, бегали туда-сюда, и двигался он как-то дергано. Он оказался куда меньше ростом, чем я предполагал, – не выше метра шестидесяти. Как мог этот субтильный типчик оказывать такое мощное влияние на свою так называемую «Семью»?

Ответ стал ясен, когда он забрался на спинку стула, поставленного во главе стола, чтобы смотреть на нас во время разговора сверху вниз. Готовясь к интервью с ним, я прочитал, что в пустыне он обычно усаживался на валун, чтобы добавить себе роста при произнесении своих «нагорных проповедей». Он сразу дал нам понять, что, несмотря на громкий процесс и обширное освещение в прессе, не понимает, почему его посадили в тюрьму. Он ведь никого не убивал – общество просто выбрало его в качестве козла отпущения и символа темной стороны Америки. Свастика, которую он вырезал у себя на лбу перед судом, поблекла, но все еще просматривалась. Он продолжал поддерживать контакты со своими последовательницами в других тюрьмах благодаря участливым помощникам.

По крайней мере, в одном смысле он был похож на Эда Кемпера и большинство других парней, с которыми мы говорили: у него было ужасное детство и воспитание – если эти слова вообще применимы к его случаю.

Чарльз Миллз Мэнсон родился в Цинциннати в 1934 году у шестнадцатилетней проститутки Кэтлин Мэддокс; она была не замужем, а фамилию ребенку дала, основываясь на туманных предположениях о том, кто его отец. Кэтлин регулярно оказывалась в тюрьме и на эти промежутки отдавала Чарли своей религиозной тетке и ее садисту-мужу, обзывавшему мальчика девчонкой, заставлявшему его в первый раз пойти в школу в девичьей одежде и требовавшему, чтобы он «вел себя как мужик». К десяти годам Чарли практически жил на улицах, периодически попадая в разные воспитательные и исправительные школы. В знаменитом «Бойз-Тауне» отца Фланагана[13] он продержался всего четверо суток.

Еще подростком он начал воровать, подделывать деньги, заниматься сутенерством, совершать нападения и попадать за это в исправительные учреждения все более строгого режима. ФБР занималось им в связи с делом об угоне машин за границу штата по закону Дайера. В последний раз он вышел условно-досрочно в 1967-м, прямехонько к началу «лета любви», и подался в Хайт-Эшбери в Сан-Франциско, куда со всего Западного побережья съезжались сторонники «власти цветов», а также секса, наркотиков и рок-н-ролла. Любитель халявы, Мэнсон быстро научился изображать просветленного гуру перед толпой недоучек, большинству из которых не исполнилось и двадцати лет. Он играл на гитаре и внушал своим наивным последователям банальные трюизмы в загадочном изложении. Вскоре он уже жил за их счет, имея столько секса и запрещенных веществ, сколько пожелает. Вокруг него собралась кочевая «Семья» из последователей обоих полов, число которых порой доходило до пятидесяти человек. Чарли проповедовал им грядущий апокалипсис и расовую войну, в результате которых «Семья» восторжествует с ним во главе. На самом деле это был текст песни «Хелтер-Скелтер» с «Белого альбома» «Битлз».

В ночь на 9 августа 1969 года четверо членов «Семьи Мэнсона», возглавляемые Чарльзом Тексом Уотсоном, ворвались в уединенный дом кинорежиссера Романа Полански и его жены-кинозвезды Шерон Тейт на Сьело-драйв, 10050 в Беверли-Хиллз. Полански уехал по делам, но Тейт и четверо ее гостей – Эбигейл Фолджер, Джей Себринг, Войтек Фрайковски и Стивен Пэрент – были жестоко убиты, а на стенах и телах жертв их кровью были написаны слоганы и девизы «Семьи». Шэрон Тейт находилась почти на девятом месяце беременности.

Два дня спустя по наущению Мэнсона шестеро членов «Семьи» убили и изуродовали бизнесмена Лено Лабьянку и его жену Розмари в их доме в Сильвер-Лейк в Лос-Анджелесе. Лично Мэнсон в убийстве не участвовал, но присутствовал в доме на последовавшей за ним оргии. Далее Сьюзан Аткинс, участвовавшая в обоих убийствах и поджоге дорожной техники на шоссе, была арестована за проституцию, что привело к аресту других членов «Семьи» и едва ли не самому громкому судебному процессу в истории Калифорнии – по крайней мере, до знакового дела О. Дж. Симпсона[14]. На двух раздельных процессах Мэнсона и нескольких его последователей приговорили к смертной казни за убийства Тейт и Лабьянки, а также за другие преступления, след которых вел к секте, включая убийство и расчленение Дональда «Коротышки» Ши, каскадера и члена секты, которого заподозрили в стукачестве. Когда в штате запретили смертную казнь, им заменили приговор на пожизненное заключение.

Чарли Мэнсон был необычным серийным убийцей. Собственно, так и непонятно, убил ли он кого-то собственными руками. Тем не менее его прошлое под вопрос не ставилось, как и ужасы, которые его последователи сотворили по его наущению и от его имени. Мне очень хотелось узнать, как человек может стать таким сатанинским мессией. Нам пришлось высидеть долгие часы его дешевого философствования и пустой болтовни, но по мере того, как мы давили на него, пытаясь добиться конкретики, у нас начало вырисовываться кое-какое о нем представление.

Чарли вовсе не собирался становиться темным гуру. Его целью были слава и деньги. Он мечтал играть на ударных в какой-нибудь знаменитой рок-группе вроде «Бич бойз». С детства вынужденный выживать самостоятельно, он научился быстро оценивать людей и определять, что они могут для него сделать. Он мог бы стать незаменимым сотрудником моего отдела: находить слабые стороны тех, за кем мы охотились, и предлагать стратегии их поимки.

Приехав после освобождения по УДО в Сан-Франциско, он оказался среди целых толп запутавшихся, наивных подростков-идеалистов, восхищенных его жизненным опытом и напускной мудростью. У многих из них, в особенности девушек, были проблемы с отцами, что влекло их к Чарли, а он оказался достаточно ловок, чтобы воспользоваться этим и привлечь их на свою сторону. Он изображал перед ними отцовскую фигуру, заполняя их пустые жизни сексом и короткими просветлениями под действием наркотиков. Невозможно было находиться рядом с Чарли Мэнсоном и не поддаться влиянию его взгляда – глубокого и всепроникающего, дикого и гипнотического. Он знал, на что этот взгляд способен и какой может иметь эффект. Он рассказал нам, что в детстве его часто избивали, а он, хрупкий и субтильный, не мог ответить тем же и компенсировал физическую слабость силой своей личности.