Он проповедовал классические ценности: нельзя загрязнять природу, расовые предрассудки уродливы и разрушительны, любить хорошо, а ненавидеть плохо. Но стоило ему завлечь эти потерянные души в свои сети, как он пускал в ход внушение, подчиняя своему контролю их тела и души. Он использовал депривацию сна и пищи, секс и наркотики, чтобы добиться полного доминирования – как над военнопленными. Все в мире было черным или белым, и один Чарли знал правду. Он бренчал на гитаре и раз за разом повторял свою мантру: только Чарли способен искупить грехи больного разлагающегося общества.
Базовую динамику лидерства и власти в группе, которую Мэнсон нам описывал, мы видели впоследствии во многих других трагических эпизодах схожего масштаба. Точно так же, как Мэнсон, людей завлекали и использовали в своих целях пресвятой Джим Джонс, инициировавший массовое самоубийство своей паствы в Гвиане, и Дэвид Кореш в «Ветви Давида» в Вако, Техас, среди многих других. И, несмотря на очевидную разницу в действиях между этими тремя, у них есть неоспоримое сходство. Информация, которую мы получили из бесед с Мэнсоном и его последователями, помогла нам понять Кореша и его действия, равно как и другие секты.
Мэнсон не был мессией – он просто стремился к контролю. Его проповеди из «Битлз» позволяли этот контроль поддерживать. Но, как Мэнсон понял, если не держать свою паству под контролем 24/7, ее легко растерять. Дэвид Кореш тоже это знал и держал своих последователей в настоящей крепости в сельской глубинке, которую они не могли покидать и потому постоянно находились под его влиянием.
Послушав Мэнсона, я пришел к выводу, что он не планировал и не замышлял убийство Шэрон Тейт и ее гостей – на самом деле он, наоборот, утратил контроль над ситуацией и своими последователями. Выбор места и жертв явно был случайным. Одна из членов секты Мэнсона бывала в доме и считала, что там есть деньги. Текс Уотсон, симпатичный студент из Техаса, настоящий американец, стремился подняться в иерархии и соперничал с Чарли за власть и влияние. Накачанный ЛСД, убежденный в приближении «нового завтра», о котором толковал их предводитель, Уотсон и возглавил нападение на дом Тейт – Полански, совершил убийство и подтолкнул остальных к последовавшим бесчинствам.
Затем, когда сорвавшиеся с катушек юнцы вернулись и рассказали Чарли, что они натворили, что апокалипсис начался, он уже не мог дать заднюю и признаться, что они восприняли его слова чересчур серьезно. Это уничтожило бы его влияние и авторитет. Он предпочел сделать вид, что сам толкнул их на преступление, а потом повел к дому Лабьянки, чтобы они повторили это снова. Примечательно, что, когда я спросил Мэнсона, почему он не вошел в дом и не участвовал в убийстве, он объяснил мне – как дурачку, – что находился на условно-досрочном: с какой стати рисковать своей свободой?
Поэтому на основании материалов дела и наших бесед с Мэнсоном я сделал вывод, что это не Мэнсон вовлек своих последователей в преступления, которые ему были зачем-то нужны: наоборот, это они его втянули в свои преступления и вынудили принять свершившийся факт.
Каждые несколько лет Мэнсон подает прошение об УДО, и каждый раз ему отказывают. Его преступления имели слишком широкую огласку и были слишком жестокими, чтобы ему дали еще шанс. Я тоже не хочу, чтобы он вышел на свободу. Но если вдруг его когда-нибудь выпустят, я с учетом наших знаний о нем не считал бы Мэнсона серьезной угрозой, в отличие от других серийных преступников. Мне думается, он укроется где-нибудь в глухомани либо попытается нажиться на своей печальной славе. Убивать он не станет. Куда большую опасность будут представлять сбившиеся с пути неудачники, которые обязательно потянутся к нему и провозгласят своим богом и пастырем.
После того как количество проведенных нами с Ресслером интервью перевалило за десяток, стало совершенно ясно, что мы что-то нащупываем. Впервые мы смогли соотнести то, что творится у убийцы в голове, со следами на месте преступления.
В 1979 году мы получили около пятидесяти запросов на составление профилей, которыми наши инструкторы пытались заниматься одновременно с преподавательской деятельностью. В следующем году количество запросов удвоилось, через год – удвоилось еще раз. К тому времени меня почти полностью освободили от преподавания, и я стал единственным сотрудником отдела, занятым исключительно оперативной работой. Я продолжал проводить презентации в Национальной академии и на подготовке агентов, если позволяло расписание, но, в отличие от остальных, занимался преподаванием в довесок к основным обязанностям. Я вел практически все дела об убийствах, поступавшие к нам, и те дела об изнасилованиях, на которые у Роя Хейзелвуда не оставалось времени.
То, что некогда было побочной деятельностью без официального разрешения, превратилось в небольшой исследовательский проект. Я был назначен на вновь созданную должность «руководителя программы криминального профилирования» и начал работать с полевыми офисами, координируя передачу дел от местных полицейских департаментов.
Как-то раз мне понадобилось лечь в больницу примерно на неделю: сказались старые травмы от бокса и футбола, когда мне неоднократно ломали нос. Дышать становилось все труднее, и мне предстояла операция по выпрямлению носовой перегородки. Я лежал в повязках, почти ничего не видя вокруг, когда ко мне в палату вошел другой агент и бросил на кровать двадцать папок с делами.
С каждой встречей мы узнавали все больше, но теперь надо было формализовать наше исследование и систематизировать результаты. Тут помог Рой Хейзелвуд, с которым мы вместе писали статью об «убийствах похоти» для «Правоохранительного бюллетеня ФБР». Рой занимался какими-то исследованиями с доктором Энн Берджесс, профессором по уходу за психиатрическими больными из школы медсестер при Пенсильванском университете и ассоциированным директором по исследованиям бостонского Департамента здравоохранения. Берджесс активно публиковалась и была известна как один из главных в стране экспертов по психологическим последствиям изнасилований.
Рой привез ее к нам в отдел поведенческих наук, познакомил со мной и с Бобом и описал ей, чем мы занимаемся. Энн впечатлилась и сказала, что, по ее мнению, наше исследование – первое в своей области. Она полагала, что с его помощью мы сможем понимать криминальное поведение, как ДСР – «Диагностическое и статистическое руководство по психическим заболеваниям» – помогает понимать и классифицировать типы психических расстройств.
Мы согласились работать вместе, а Энн удалось выбить грант на 400 тысяч долларов от финансируемого правительством Национального института юстиции. Нашей целью было подробно проинтервьюировать от тридцати шести до сорока преступников, сидящих в тюрьмах, и проанализировать результаты. С нашей помощью Энн разработала опросник на пятидесяти семи страницах, который надо было заполнять на каждом интервью. Боб отвечал за распределение средств гранта и связи с институтом; нам с ним при помощи агентов в регионах предстояло посещать тюрьмы и опрашивать отобранных заключенных. Мы должны были описать методологию каждого преступления, изучить и задокументировать поведение до его совершения и после, а Энн – систематизировать и обработать результаты. Мы рассчитывали, что проект займет три-четыре года.
То был момент, когда криминальный следственный анализ вступил в свою современную стадию.
Глава 7Сердце тьмы
Логично возникает вопрос: с какой стати приговоренным преступникам сотрудничать с федеральными агентами? Мы и сами задавались им, когда начинали проект. Тем не менее подавляющее большинство тех, к кому мы обращались за эти годы, соглашались говорить с нами – по нескольким причинам.
Некоторые искренне сожалели о содеянном и считали, что сотрудничество в психологическом исследовании поможет хотя бы частично возместить ущерб, а также позволит им немного разобраться в себе. Думаю, Эд Кемпер относился к этой категории. Остальные, как я уже упоминал, были поклонниками полиции и правоохранительных структур и просто получали удовольствие, находясь рядом с копами и агентами ФБР. Некоторые считали, что получат послабления за сотрудничество с властями, хотя мы ничего не обещали им взамен. Некоторые чувствовали себя забытыми и мечтали привлечь к себе внимание и разогнать скуку, согласившись на наше посещение. А некоторым просто нравилось излагать свои фантазии об убийствах – в мельчайших подробностях.
Мы готовы были выслушать все, о чем они пожелают рассказать, но в первую очередь нас интересовало несколько основных вопросов, которые мы выделили в статье, объясняющей цели исследования, что была опубликована в сентябрьском выпуске «Правоохранительного бюллетеня ФБР» 1980 года:
1. Что толкает человека на преступления сексуального характера и каковы ранние тревожные сигналы?
2. Что препятствует и что способствует совершению преступления?
3. Какие реакции или стратегии предполагаемой жертвы оказываются эффективными для каких типов сексуальных преступников и позволяют избежать виктимизации?
4. Каким образом можно оценить степень опасности преступника, дальнейший прогноз, предрасположенность к рецидиву и способ лечения?
Чтобы наша программа имела ценность, нам следовало тщательно готовиться и фильтровать все, что опрашиваемый нам сообщит. Ведь если ты достаточно умен – а большинство этих парней таковы, – ты обязательно найдешь лазейку в системе, которую используешь к своей выгоде. По самой своей природе большинство сексуальных преступников – хорошие манипуляторы. Если им выгодно быть психически нестабильными, они будут психически нестабильными. Если выгодно проявлять раскаяние – они его проявят. Но, какой бы курс ни показался им наиболее многообещающим, в определенном смысле все преступники, которых мы опрашивали, были похожи. В отсутствие других тем для размышления они думали только о себе и о том, что натворили, и были готовы рассуждать об этом в подробностях. Нашей же задачей становилось заранее разузнать как можно больше о них и об их преступлениях, чтобы быть уверенными, что они говорят нам правду, потому что точно так же они располагали достаточным временем, чтобы сконструировать альтернативные сценарии, в которых они выглядели куда более симпатичными и невинными, чем свидетельствовали материалы дела.