«Она бросилась бежать в овраг, и я ее схватил. Взял в захват за шею. Она была выше меня ростом. Я начал ее душить… она споткнулась… мы скатились по склону в воду. Я ударил ее головой о камень и подержал под водой».
Таким образом, поведение жертвы не менее важно для анализа преступления, чем поведение преступника. Относилась ли жертва к группе повышенного риска? Что она сказала или сделала, раздразнило это убийцу или, наоборот, сдержало? Какова была динамика их столкновения?
Рисселл находил своих жертв прямо в жилом комплексе. После первого убийства все табу для него были сняты. Он понял, что смог это сделать, получить удовольствие и выйти сухим из воды. Если бы нас привлекли к расследованию его дела и попросили составить профиль НС, мы описали бы человека с определенным опытом – возможно, насильственных преступлений, близких к убийству, – каковым он действительно обладал. Честно говоря, мы, скорее всего, ошиблись бы с возрастом: на момент первого убийства Рисселлу едва исполнилось девятнадцать, а мы рассчитывали бы найти мужчину от двадцати пяти до тридцати.
Но дело Рисселла показывает, что возраст в нашей работе – понятие относительное. В 1989 году Грег Маккрэри из моего отдела расследовал серию убийств проституток в Рочестере, Нью-Йорк. В сотрудничестве с капитаном Линдой Джонсон, первоклассной полицейской, Грег разработал подробный профиль и предложил стратегию, которая действительно привела к аресту и успешному осуждению Артура Шоукросса. Когда впоследствии мы пересмотрели тот профиль, то поняли, что Грег описал его совершенно точно – расу, тип личности, работу, домашний уклад, машину, хобби, знакомство с местностью, отношения с полицией, – за исключением возраста. Грег указывал на мужчину под тридцать, уже свыкшегося с мыслями об убийстве. На самом деле Шоукроссу было сорок пять. Оказалось, он пятнадцать лет просидел в тюрьме за убийство двоих детей (подобно проституткам и престарелым, дети – легкая мишень), что и вынудило его сделать паузу. Спустя несколько месяцев после выхода по УДО он продолжил с того же места, где остановился.
Монте Рисселл, как и Артур Шоукросс, находился на УДО в момент совершения убийств. И, как Эд Кемпер, сумел убедить психиатра, что совсем поправился, хотя одновременно убивал людей. Это напоминает старую шутку о том, сколько психиатров требуется, чтобы заменить лампочку, – ответ «один», но только если лампочка хочет меняться. Психиатры и другие специалисты по психическому здоровью привыкли опираться на слова пациентов при отслеживании их прогресса, а это означает, что пациент хочет «вылечиться». Вот почему их бывает легко провести, а лучшие представители этой профессии скажут вам, что единственным надежным предиктором рецидива насилия является предыдущая история пациента. Одним из наших достижений я считаю предупреждение психиатрического сообщества об ограниченной эффективности самоотчетов у преступников. По самой своей природе серийный убийца или насильник – манипулятор, нарцисс и полный эгоцентрик. Он скажет советнику по УДО или тюремному психиатру то, что они хотят слышать, лишь бы выбраться из тюрьмы или остаться на свободе.
По мере того как Рисселл описывал нам дальнейшие убийства, мы отмечали его прогрессирование. Вторая жертва начала засыпать его вопросами:
– Она хотела знать, почему я так поступаю, почему я выбрал ее, есть ли у меня девушка, что у меня за проблема, что я собираюсь делать.
Она вела машину под прицелом пистолета и, как и первая, попыталась сбежать. В этот момент он понял, что придется ее убить, и несколько раз ударил ножом в грудь.
Третье убийство далось ему совсем легко. Из предыдущего опыта он усвоил, что нельзя позволять жертве разговаривать с ним – надо, чтобы она оставалась для него безличной.
– Я думал… я уже двоих убил. Могу убить и эту тоже.
На этом этапе своего прогрессирования он отпустил женщину, ухаживавшую за больным отцом. Но при двух последних убийствах Рисселл исполнил свои намерения: одну жертву он задушил, а другой нанес от пятидесяти до ста ударов ножом – по его собственной оценке.
Как практически все остальные, Рисселл показал нам, что фантазия возникает гораздо раньше, чем начинаются настоящие изнасилования или убийства. Мы спросили его, откуда он почерпнул свои идеи. Оказалось, из разных источников, но одним из них, сказал он, были статьи о Дэвиде Берковице.
Дэвид Берковиц, известный изначально как Убийца с 44-м калибром и как Сын Сэма после того, как он начал отправлять письма в газеты, наводя ужас на весь Нью-Йорк, по типу личности являлся скорее убийцей-фанатиком, нежели серийным. Почти год – с июля 1976-го по июль 1977-го – им было убито шестеро мужчин и женщин и еще больше ранено. Все находились в машинах, припаркованных в уединенных местах, и во всех стреляли из мощного пистолета.
Как многие серийные убийцы, Берковиц вырос в приемной семье, о чем не знал сам, пока не оказался в армии. Он хотел, чтобы его отправили во Вьетнам, но оказался в Корее, где получил свой первый сексуальный опыт – с проституткой, от которой заразился гонореей. Демобилизовавшись и вернувшись в Нью-Йорк, он начал искать биологическую мать: оказалось, та жила с дочерью, его сестрой, в Лонг-Бич на Лонг-Айленде. К его изумлению и разочарованию, они не хотели иметь с ним ничего общего. Он и раньше был робким, неуверенным в себе и вечно хмурым, а теперь превратился в настоящего потенциального убийцу. Стрелять он научился в армии; поехав в Техас, Берковиц обзавелся «бульдогом» от «Чартер Армз» 44-го калибра – большим мощным пистолетом, с которым чувствовал себя крутым и властным. На нью-йоркских свалках он практиковался в стрельбе по мелким мишеням, добиваясь неплохих результатов. Днем он работал на почте, а по ночам выходил на охоту.
Мы встретились с Берковицем в тюрьме штата в Аттике, где он отбывал от двадцати пяти лет до пожизненного срока за каждое из шести убийств, но, хотя на суде признал себя виновным, впоследствии стал это отрицать. В 1979-м он в тюрьме едва не лишился жизни, когда ему, подкравшись сзади, пытались перерезать глотку. На рану пришлось наложить пятьдесят шесть швов; выяснить, кто напал на Берковица, не удалось. Мы приехали к нему без предупреждения, чтобы не подвергать новой опасности. При содействии надзирателя мы заполнили большую часть нашего письменного опросника заранее, так что были во всеоружии.
Для этой встречи я захватил с собой кое-какие визуальные материалы. Как я упоминал, мой отец работал печатником в Нью-Йорке и возглавлял типографский профсоюз на Лонг-Айленде, так что он обеспечил меня экземплярами таблоидов, крупными буквами кричавших с заголовков о «подвигах» Сына Сэма.
Я взял из стопки нью-йоркскую «Дейли ньюс» и передал ее через стол Берковицу со словами:
– Дэвид, через сто лет никто не будет помнить Боба Ресслера или Джона Дугласа, но Сына Сэма не забудут. Видишь ли, прямо сейчас есть одно дело в Уичито, Канзас, – какой-то парень убил уже полдюжины женщин и называет себя Душителем BTK. Это означает «Bind, torture, kill» – «Связать, пытать, убить». И знаешь, он пишет письма и говорит в них о тебе. Говорит о Дэвиде Берковице, Сыне Сэма. Он хочет быть похожим на тебя, потому что на тебя все смотрят. Я не удивлюсь, если он напишет тебе в тюрьму.
Берковиц был не особо харизматичным, но всегда мечтал об известности. У него были ярко-голубые глаза, быстро определявшие, испытывает к нему собеседник искренний интерес или просто насмехается. Когда он услышал мои слова, его глаза загорелись.
– Тебе не дали шанса высказаться в суде, – продолжал я, – поэтому люди знают только, что ты мерзкий сукин сын. Но мы провели уже немало таких бесед и знаем, что у тебя есть и другая сторона – человеческая, на которую повлияло твое детство. И мы хотим дать тебе возможность рассказать о ней.
Эмоций он особо не выказал, но без промедления начал говорить. Признал, что устроил больше двух тысяч поджогов в районе Бруклина – Куинса, которые тщательно задокументировал в своем дневнике. В этом смысле он опять же походил на убийцу-фанатика – одиночку, ведущего подробный дневник. А еще он, в соответствии с этим типом, избегал физического контакта с жертвами. Он не был насильником или фетишистом. Не забирал сувениров. А сексуальное удовлетворение получал собственно от выстрела.
Пожары, которые он устраивал, были мелким хулиганством – он поджигал мусорные урны или заброшенные здания. Как большинство поджигателей, он мастурбировал, глядя на огонь, а потом еще раз, когда пожарные приезжали его тушить. Поджигательство является вторым элементом «триады убийцы» наряду с энурезом и жестоким обращением с животными.
К нашим тюремным интервью я всегда относился как к золотодобыче. Ты очень долго промываешь песок, находя лишь бесполезные камешки, но порой натыкаешься на самородок, и это оправдывает все усилия. С Дэвидом Берковицем вышло именно так.
Очень, очень интересным для нас был тот факт, что, выискивая жертв в укромных местах, он чаще всего подходил к машинам не с водительской стороны, где обычно сидит мужчина, представляющий наибольшую угрозу, а с пассажирской. Это говорит о том, что, стреляя в машину из полицейской стойки, он выплескивал свой гнев и ненависть на женщину. Множественные выстрелы, как множественные ножевые ранения, свидетельствуют о степени его злобы. Мужчина просто оказывался не в том месте не в то время. Между жертвой и убийцей не было, скорее всего, никакого зрительного контакта. Он все делал с расстояния. Берковиц символически обладал своей вымышленной партнершей, даже не персонализируя ее.
Не менее интересной показалась нам информация о том, как Берковиц выходил на охоту по ночам. Золотым самородком стало его заявление, что в случаях, когда ему не удавалось найти подходящую жертву, он возвращался на места прошлых, удавшихся преступлений. Он приходил туда (многие другие серийные убийцы возвращались на места, где выбрасывали трупы) и на могилы жертв, для того чтобы еще и еще раз переживать свои фантазии, буквально катаясь там по земле.