це он сразу потащил ее наверх, то есть он знал, что сможет это сделать без помех. Раз никто в доме не видел подозрительных незнакомцев, он должен был там примелькаться. Франсин не кричала и не отбивалась, значит, скорее всего, знала его, по крайней мере в лицо.
Из-за сексуального характера атаки мы были уверены в том, что имеем дело с мужчиной примерно ее возраста. Мы определили диапазон от 25 до 35 лет, вероятнее всего точно посередине. На этом основании я сразу отбросил пятнадцатилетнего подростка, который нашел кошелек (как и его сорокачетырехлетнего отца). Основываясь на собственном опыте, я не мог представить себе человека этого возраста, так обращающегося с телом жертвы. Даже Монти Рисселл, «молодой да ранний» серийный насильник, так себя не вел. Требуются годы, чтобы сексуальная фантазия эволюционировала до такой стадии. К тому же пятнадцатилетний был чернокожим.
Хотя при вскрытии на теле нашли афроамериканский волос, я был уверен, что мы имеем дело с белым убийцей. Очень редко преступники такого типа переступают расовые границы, а если и да, то имеются другие улики, подтверждающие это. В данном случае их не было, и я крайне редко видел – пожалуй, даже никогда не видел, – чтобы чернокожий преступник проявлял такую степень жестокости. Бывший консьерж здания, тоже чернокожий, уже вернувший ключи, считался перспективным подозреваемым, но я не верил в его виновность на основании как составленного профиля, так и того факта, что кто-нибудь из жильцов обязательно заметил бы его.
Как я мог объяснить наличие волоса, принадлежавшего афроамериканцу, на теле жертвы, хотела знать полиция. Объяснить я не мог, отчего испытывал определенный дискомфорт, но был уверен, что я прав.
У нас было «высокорискованное» преступление и «низкорисковая» жертва. Она не встречалась с парнями, не занималась проституцией, не принимала наркотики, не бродила одна, вся такая красивая, в чистом поле и не жила в неблагополучном квартале далеко от родного дома. Здание населяли около 50 процентов чернокожих, 40 процентов белых и 10 процентов латиноамериканцев. Нигде поблизости в последнее время похожих преступлений не совершалось. Любой преступник выбрал бы более «надежное» место для совершения преступления на сексуальной почве. Это вместе с отсутствием предварительной подготовки указывало на дезорганизованного преступника.
Сочетание прочих факторов помогло мне составить еще более четкое представление о человеке, убившем Франсин Элвисон. Он жестоко надругался над трупом и мастурбировал на него, но в сношение не вступил. Пенетрация зонтом и ручкой была актом, замещающим секс. Значит, мужчина, которого мы искали, был неуверенным в себе, сексуально незрелым и неадекватным психологически. Мастурбация указывала, что он исполнял некий ритуал, о котором фантазировал уже некоторое время. Фантазии для мастурбации он почерпнул из БДСМ-порнографии – еще одна примета сексуально неадекватного мужчины. Как вы помните, он связал ее уже бессознательную, возможно после смерти. Выбор миниатюрной и хрупкой жертвы, но при этом блицатака и быстрое ее отключение для исполнения своих жестоких фантазий подтверждали мое предположение. Если бы он поиздевался над еще живой жертвой, находящейся в сознании, это была бы совсем другая история. Но в данном случае все говорило о проблемах убийцы в отношениях с женщинами. Если он вообще с кем-нибудь встречался, в чем я сомневался, то искал бы девушек значительно моложе себя, которых проще контролировать.
Тот факт, что он оказался в здании, когда другие люди, вроде Франсин, уходили на работу, сказал мне, что он, скорее всего, безработный. Возможно, он подрабатывал с частичной занятостью – например, по ночам – и получал очень мало.
Отсюда я сделал вывод, что он не имеет возможности жить самостоятельно. В отличие от большинства серийных убийц, он не может скрывать свои странности от окружающих, поэтому у него вряд ли много друзей и вряд ли он живет с соседом по комнате. Скорее всего, он ведет ночной образ жизни и не следит за своей внешностью. Раз он не живет с друзьями и не может позволить себе отдельное жилье, то должен жить с родителями либо с одним из родителей или родственницей старше его по возрасту, например сестрой или теткой. У него нет средств на автомобиль, а значит, он приехал на общественном транспорте, пришел пешком или просто живет в том же здании. Вряд ли он в такой ранний час приехал на автобусе, значит, он живет либо здесь же, либо совсем рядом – на расстоянии, скажем, до полумили.
Далее у нас было расположение разных ритуальных предметов – отрезанных сосков, сережек – и самого тела. Такая скрупулезность в пылу спонтанного преступления указывала на то, что у убийцы могут быть глубинные психологические и психиатрические проблемы. Я полагал, что он принимает или недавно принимал те или иные рецептурные препараты. Это, а также факт, что преступление было совершено ранним утром, указывало, что алкоголь – не его случай. В чем бы ни заключались его эмоциональные или психические проблемы, они становились все острее, и их не могли не замечать люди вокруг. Вероятно, он ранее пытался покончить с собой, например путем асфиксии – тем же способом, что использовал на Франсин. Я мог поспорить, что он либо лечится, либо недавно лечился в психиатрическом учреждении. По этой причине он не служил в армии и, соответственно, был отчислен либо из старшей школы, либо из колледжа. Я был практически уверен, что это его первое убийство, но, если он выйдет сухим из воды, точно не последнее. Я не ожидал, что он сразу же нанесет следующий удар. Этого преступления ему хватит на несколько недель или месяцев. Но со временем, когда сложится удачная ситуация и подвернется подходящая жертва, он убьет снова. Об этом говорили послания, оставленные им на трупе.
То, что он придал телу жертвы унизительную ритуальную позу, сказало мне, что он не раскаивается в совершенном преступлении. Прикрой он ее тело, я подумал бы, что трусики на лице означают, что он отчасти сожалел и хотел сохранить ее достоинство в смерти, но оголенность трупа это опровергала. Значит, он прикрыл лицо, чтобы унизить ее, а не позаботиться о ней.
Интересно, что он использовал одежду жертвы, чтобы прикрыть свои фекалии. Если бы он испражнился на месте преступления и бросил фекалии так, это можно было бы интерпретировать как составляющую ритуальной фантазии или еще одно указание на злость убийцы по отношению к жертве или женщинам в целом. Но то, что он их прикрыл, означало, что он либо провел там долгое время и не мог никуда отойти, либо не сумел перетерпеть, либо и то и другое. Основываясь на предыдущем опыте, я решил, что его неспособность удержаться от дефекации на месте преступления может быть вызвана и приемом медикаментов.
Получив профиль, полицейские заново прошлись по их длинному списку подозреваемых и протоколам допросов. Отбросили одного бывшего секс-преступника, который успел жениться и завести детей. В результате остались двадцать две кандидатуры, одна из которых выделялась тем, что почти полностью соответствовала профилю.
Этого человека звали Кармин Калабро, ему было тридцать – белый, безработный актер, он периодически жил со своим вдовым отцом на четвертом этаже того же здания, что и Элвисоны. Калабро был не женат, и, по слухам, у него не получалось поддерживать отношения с женщинами. Его отчислили из старшей школы, и он не служил в армии. Когда полиция обыскала его комнату, там нашли обширную коллекцию БДСМ-порнографии. Он совершил несколько попыток суицида путем повешения и удушения – как до, так и после убийства Элвисон.
Однако у него было алиби. Как я предсказывал, полиция опросила его отца вместе со всеми квартиросъемщиками в здании. Мистер Калабро сказал, что Кармин лежит в местной психиатрической лечебнице – проходит лечение от депрессии. Поэтому полиция изначально и вычеркнула его из списка подозреваемых.
Однако, вооруженные профилем, они снова взяли его в разработку и быстро установили, что лечебница практически не охраняется. Им удалось доказать, что Кармин покинул учреждение – просто взял и ушел – в вечер накануне убийства Франсин Элвисон.
Спустя тринадцать месяцев после убийства Кармин Калабро был арестован, и полиция взяла у него слепки зубов. Три судебных стоматолога подтвердили, что его зубы совпадают со следами укусов на теле Франсин. Это стало ключевым доказательством на процессе, на котором Калабро не признал себя виновным и который закончился приговором к тюремному сроку от двадцати пяти лет до пожизненного за убийство.
Афроамериканский волос, кстати, оказался не связанным с делом. В офисе коронера провели тщательное расследование и выяснили, что мешок для трупов, в котором перевозили тело Франсин Элвисон, ранее использовался для транспортировки чернокожей жертвы мужского пола и его недостаточно обработали. Это лишний раз подтверждает, что улики сами по себе могут указывать в неверном направлении и, если они не совпадают с общим впечатлением следователя от дела, их надо изучить еще тщательней, прежде чем принимать как доказательство.
Это дело принесло нам большое удовлетворение – тем большее, что оно привлекло на нашу сторону людей, с которыми мы сотрудничали в Нью-Йорке, в том числе самых искушенных и эффективных работников правоохранительных органов. В апрельской статье 1983 года о программе профилирования в журнале «Психология сегодня» лейтенант Д’Амико заявил: «Они описали его так точно, что я спросил ФБР, почему они не дали нам заодно и его телефонный номер».
После выхода статьи Калабро написал нам из психиатрического госпиталя строгого режима Клинтон в Даннеморе, Нью-Йорк, хотя ни его имя, ни имя Элвисон там не фигурировали. В сбивчивом письме, полном ошибок, он делал комплименты ФБР и Департаменту полиции Нью-Йорка, напоминал о своей невиновности, ставил себя в один ряд с Дэвидом Берковицем и Джорджем Метески, Сумасшедшим подрывником, и писал: «Я не опровергаю вашего профиля убийцы в этом деле, потому что по крайней мере по двум пунктам искренне считаю, что вы правы».