Между некоторыми жертвами прослеживалась очевидная связь. Они были юными, общительными, уличными детьми, но неопытными и скорее наивными насчет мира за пределами их квартала. Мы считали, что именно такой тип жертвы проще всего заманить обманом или уловками, особенно если за это возьмется «правильный» человек. У него наверняка есть машина, потому что детей увозили с мест похищения. И нам казалось, он должен обладать аурой взрослости и влиятельности. Многие из этих детей жили в нищете, в некоторых домах не было даже водопровода и электричества.
Поэтому, а также за недостатком искушенности особенно хитрить с ними не требовалось. Чтобы это проверить, мы разослали переодетых полицейских по черным кварталам; притворяясь подсобными рабочими, они предлагали детям пять долларов, чтобы те пошли с ними и помогли с чем-нибудь. Полицейские были как чернокожими, так и белыми, но это не имело значения – в борьбе за выживание дети за пять долларов были готовы практически на что угодно. Наш эксперимент также доказал, что белому человеку в черных кварталах точно не спрятаться.
Но, как я уже говорил, хоть мы и нашли выраженную связь, она присутствовала не во всех случаях. Тщательно изучив жертв и обстоятельства, я пришел к выводу, что двух девочек похитил другой преступник – возможно, обеих один и тот же. Слишком уж выпадало из общего ряда похищение Латонии Уилсон из собственной спальни. Из мальчиков, по моему мнению, только «мягкие убийства» – странгуляции – были связаны между собой, но не обязательно с остальными с неизвестной причиной смерти. Другие аспекты дел также указывали, что убийца мог быть не один. В паре случаев имелись веские доказательства вины членов семьи, но, когда директор ФБР Уильям Вебстер заявил об этом публично, пресса забросала его помидорами. Помимо очевидных политических проблем с этим заявлением, любой случай, вычеркнутый из списка дел о пропаже и об убийствах, перекрывал семье путь к выплатам из фондов, которые уже начали собираться благодаря пожертвованиям со всей страны.
Хотя мы полагали, что не за все убийства отвечает один преступник, мы знали, что охотимся за конкретным человеком, который пошел вразнос и будет убивать, пока мы его не найдем. Мы с Роем составили его профиль: чернокожий мужчина, одинокий, от 25 до 29 лет. Поклонник полиции, ездит на автомобиле полицейского типа, может каким-то образом пытаться участвовать в расследовании. Держит собаку, как у полиции, немецкую овчарку или добермана. Девушки нет, испытывает сексуальное влечение к мальчикам, хотя признаков проникновения или другого сексуального насилия обнаружено не было. Это, по моему мнению, говорило о его сексуальной неадекватности. Он использовал в общении с детьми какую-то уловку или приманку. Я мог поспорить, что он имеет отношение к музыке и выступлениям на сцене. Возможно, у него талант, которому он не нашел применения. В какой-то момент в каждом случае ребенок его отвергает – или, по крайней мере, он сам решает так, – и преступник считает убийство единственным выходом.
Департамент полиции Атланты проверил всех известных педофилов и преступников с историей сексуальных правонарушений; на выходе получился список из полутора тысяч человек. Полицейские и агенты ФБР обходили школы и опрашивали детей, чтобы проверить, не заговаривал ли с кем-то из них взрослый мужчина, о котором они не рассказали ни родителям, ни полиции. Они раздавали на улицах и в автобусах листовки с фотографиями пропавших детей, спрашивая, не видел ли их кто – особенно в компании мужчин. Переодетые офицеры ходили по гей-барам, подслушивая разговоры в поисках зацепок.
Не все соглашались с нами, и не все были рады нашему присутствию. На одном месте преступления в заброшенном жилом доме чернокожий полицейский подошел ко мне и сказал:
– Вы же Дуглас, так?
– Да, это я.
– Видел я ваш профиль. Кусок говна.
Уж не знаю, оценивал ли он мою работу или намекал на утверждения прессы о том, что чернокожих серийных убийц не бывает. На самом деле это не совсем так. У нас были дела о чернокожих серийных убийцах – как проституток, так и членов семьи, – но не было убийств незнакомцев и ни одного с таким модус операнди, как в данном случае.
– Слушайте, я ведь не сам сюда напросился, – ответил я. – Это была не моя инициатива.
Так или иначе, но уровень напряжения был высочайшим. Все участники стремились как можно скорее раскрыть дело, но каждый хотел раскрыть его сам. Как часто бывает, нас с Роем привлекли специально, чтобы отвлечь от себя огонь и свалить все на ФБР, если кое-что полетит в вентилятор.
Помимо теории о заговоре ку-клукс-клана, выдвигались и другие, одна причудливее другой. У убитых детей отсутствовали некоторые предметы одежды, но всегда разные. Может, преступник наряжал манекен у себя дома, как Эд Гин наряжал свой человеческой кожей? Возможно ли считать эволюцией маньяка то, что он стал оставлять тела у всех на виду? А что, если изначальный НС покончил с собой и теперь вместо него действует подражатель?
Для меня первый реальный прорыв произошел, когда я вернулся в Куантико. В полицейский участок в Коньерсе, небольшом городке в двадцати милях от Атланты, поступил звонок. Там решили, что у следствия наконец-то появилась зацепка. Я прослушал пленку в кабинете Ларри Монро вместе с доктором Парком Дитцем. Прежде чем стать начальником отдела поведенческих наук, Монро был одним из самых выдающихся инструкторов в Куантико. Как Энн Берджесс, Парка Дитца привлек в отдел Рой Хейзелвуд. Он тогда был в Гарварде и уже приобрел определенную репутацию в правоохранительных кругах. Сейчас, перебравшись в Калифорнию, Парк является, пожалуй, ведущим судебным психиатром в стране и часто консультирует наш отдел.
Звонивший утверждал, что он – серийный убийца детей из Атланты; он назвал имя последней известной жертвы. Он явно был белым, звучал как обычный работяга и обещал, что и дальше будет «убивать этих мелких ниггеров». Он также указал на конкретное место на Сигмон-роуд в округе Рокдейл, где полиция может найти другое тело.
Я помню, какое возбуждение охватило всех присутствовавших в кабинете, и, боюсь, я его охладил.
– Это не убийца, – объявил я, – но его надо поймать, потому что он продолжит звонить и быть занозой в заднице, отвлекая нас, пока мы его не вычислим.
Несмотря на радость полицейских, я был уверен, что прав насчет этого придурка. У меня уже случалась сходная ситуация чуть раньше, когда мы с Бобом Ресслером в Англии преподавали свой курс в Британской полицейской академии Брамсхилл (их эквиваленте Куантико), в часе езды от Лондона. У них тогда как раз ловили Йоркширского потрошителя. Убийца, явно бравший пример с уайтчепелских преступлений поздней Викторианской эпохи, нападал на женщин, преимущественно проституток, с ножом. Пока что на его счету было восемь смертей. Еще трем женщинам удалось убежать, но описать его они не смогли. Возраст преступника оценивался от подросткового до шестидесяти лет; как Атланта, вся Англия была охвачена ужасом. Это была величайшая охота на преступника в истории Британии. Полиция в ходе того расследования провела почти четверть миллиона индивидуальных допросов по всей стране.
Полицейские департаменты и газеты получали анонимные письма с признаниями в убийствах. Затем на адрес главного инспектора Джорджа Олдфилда пришла аудиокассета с двухминутной записью, где преступник насмехался над полицейскими и обещал нанести новый удар. Как в Атланте, это тоже показалось большим прорывом. Пленку скопировали и крутили по всей стране – по телевизору и радио, бесплатным телефонным линиям, в динамиках на футбольных матчах, – чтобы проверить, не узнает ли кто голос.
Нам сказали, что в Брамсхилле находится Джон Домэйл. Он был знаменитым копом и ведущим следователем по делу Потрошителя. Он знал, что двое профайлеров из ФБР здесь и нам, пожалуй, неплохо бы встретиться. И вот мы с Бобом сидим после занятий в пабе академии, а какой-то парень входит, узнает другого за столиком и начинает с ним говорить. Мы считываем его невербальные сигналы и понимаем, что он насмехается над чудиками из США. Я говорю Ресслеру:
– Наверняка это он.
Естественно, ему на нас указывают, он с другими ребятами подходит к нам и представляется. Я говорю:
– Похоже, никаких материалов вы с собой не прихватили.
Он начинает сочинять оправдания: мол, дело сложное, чтобы ввести нас в курс, понадобится куча времени, и все в этом духе.
– Очень хорошо, – отвечаю я. – У нас и своих дел по горло. Так что я лучше просто посижу тут с кружечкой пивка.
Такой расслабленный подход пробуждает в британцах интерес; один из них спрашивает, что нам требуется, чтобы составить профиль. Я говорю ему начать с простого описания преступлений. Он сообщает, что НС выбирает женщин в ситуациях, когда они уязвимы, а потом стремительно нападает на них с ножом или молотком. Уродует трупы после смерти. Речь у человека на пленке слишком четкая и грамотная для убийцы проституток. Поэтому я говорю:
– Основываясь на ваших словах и той пленке, что я прослушал в Штатах, это не Потрошитель. Вы теряете с ним время.
Я объяснил, что убийца, которого они ищут, не стал бы коммуницировать с полицией. Он, скорее всего, незаметный одиночка лет тридцати с патологической ненавистью к женщинам, не окончил школу, возможно, работает водителем грузовика, потому что разъезжает по стране. Он убивает проституток из ненависти к женщинам в целом.
Несмотря на кучу времени и ресурсов, потраченных ими на поимку человека на пленке, Домэйл отвечает:
– Знаете, я тоже об этом волновался. И решил изменить ход расследования.
Когда 2 января 1981 года – в разгар убийств в Атланте – был арестован тридцатипятилетний дальнобойщик по имени Питер Сатклифф, оказавшийся Потрошителем, он мало походил на человека, записавшего и приславшего кассету. В действительности ее прислал полицейский в отставке, желавший насолить инспектору Олдфилду.
Прослушав пленку из Джорджии, я переговорил с полицией Коньерса и Атланты и предложил сценарий, с помощью которого можно было отловить нашего обманщика. Как Потрошитель, он говорил насмешливо и свысока.