Меня вызвали давать показания на процессе Пеннелла насчет почерка его преступлений. Защита пыталась доказать, что эти убийства не были совершены одним и тем же человеком из-за расхождений в модус операнди. Я ясно дал понять, что, несмотря на МО, общим знаменателем во всех эпизодах являлись физические, сексуальные и эмоциональные пытки. В некоторых случаях убийца использовал плоскогубцы, которыми зажимал груди жертв и отрывал им соски. Некоторых он связывал по щиколоткам и запястьям, резал им ноги, хлестал по ягодицам, бил молотком. Поэтому, хотя методы пыток варьировались – называйте это, если хотите, МО, – почерк оставался неизменным: он получал удовольствие, причиняя боль и слушая крики ужаса жертв. Этого не требовалось для совершения убийства. Пытки были нужны, чтобы он получил от своего преступления то, к чему стремился.
Даже если бы Стивен Пеннелл был жив и мог это прочитать, он не изменил бы своего поведения при совершении новых преступлений. Он мог бы придумать новые, более изощренные способы пытать женщин. Но от пыток как таковых удержаться бы не смог.
К счастью для всех нас, как я уже говорил, штату Делавэр хватило дальновидности и здравого смысла, чтобы казнить Пеннелла путем смертельной инъекции 14 марта 1992 года.
Одним из знаковых случаев применения анализа почерка был состоявшийся в 1991 году суд над Джорджем Расселом – младшим, которого обвиняли в убийствах трех белых женщин – Мэри Энн Полрич, Андреа Ливайн и Кэрол Мари Бет – в Сиэтле годом ранее. Профиль по делу составлял Стив Эттер из моего отдела, а я ездил на суд давать показания. Обвинение понимало, что не сможет добиться приговора на основании одиночного убийства. У полиции имелись веские доказательства убийства Полрич и уверенность в связи с двумя другими. Тем не менее в этом надо было убедить суд.
Рассел вовсе не походил на человека, способного безжалостно убивать женщин. Хоть у него и имелась история мелких краж, он был благообразным чернокожим парнем лет тридцати, обаятельным и общительным, с широким кругом друзей и знакомых. Даже местная полиция Мерсер-Айленда, не раз имевшая с ним дело по незначительным обвинениям в прошлом, не могла поверить, что он убийца.
В 1990 году сексуальные убийства вне расовой группы еще считались редкостью, но нравы становились свободнее, а общество – более толерантным, так что раса переставала быть проблемой. Это особенно относилось к симпатичным и достаточно развитым ребятам вроде Рассела. Он встречался как с чернокожими, так и с белыми женщинами и имел друзей из обеих рас.
Адвокат подсудимого Мириам Шварц обратилась к судье Верховного суда округа Кинг Патрисии Эйткен с досудебным запросом на разделение дел. Она хотела, чтобы каждый случай рассматривался отдельно, и настаивала, что убийства совершали разные преступники. Обвинители Ребекка Рой и Джефф Бэрд попросили меня объяснить, как эти преступления связаны между собой.
Я упомянул блицатаку как МО во всех случаях. Поскольку три убийства произошли всего за семь недель, преступнику не было смысла менять модус операнди – разве что в случае, если бы какое-то нападение не удалось и ему пришлось бы совершенствоваться. Но куда большее внимание привлекал его почерк.
Всех трех женщин бросили обнаженными и в провокационных унизительных позах. Сексуальный контекст такого позирования с каждым разом усиливался. Первую оставили со скрещенными руками и ногами возле сточной канавы и мусорного бака. Вторую – на кровати с подушкой на голове, согнутыми в коленях ногами и винтовкой, вставленной во влагалище, обутую в красные туфли на шпильках. Последнюю – распростертой на постели с дилдо во рту и книгой «Радости секса» под левой рукой.
Блицатаки были необходимы, чтобы убить этих женщин. Унизительные позы – нет.
Я объяснил разницу между позированием и инсценированием. Инсценирование преступник использует, пытаясь сбить полицию со следа, заставив ее поверить, что на самом деле преступление было другим – так насильник может придать своему преступлению сходство с обычным ограблением. Это будет МО. Позирование, с другой стороны, является аспектом почерка.
– Случаев позирования встречается немного, – сказал я на слушании. – Преступник придает жертве определенную позу, чтобы оставить некое послание… Это преступления гнева, власти. Он испытывает возбуждение от охоты, убийства, а потом – от того, в каком виде оставляет жертву, и, по собственному убеждению, одерживает верх над системой.
Я с уверенностью заявил:
– Крайне высока вероятность, что во всех случаях действовал один подозреваемый.
Боб Кеппел, главный следователь офиса генерального прокурора штата и ветеран следственной группы по делу об Убийце с Грин-Ривер, давал показания вместе со мной: он упомянул, что в более чем тысяче дел, которые расследовал, позирование встречалось лишь в десяти и ни в одном не было элементов, присутствующих в данных трех.
В тот момент мы не утверждали, что Рассел – наш преступник; мы лишь говорили, что тот, кто совершил одно убийство, виновен во всех трех.
Защита планировала пригласить эксперта, который опровергнет мои слова: докажет, что я ошибаюсь насчет почерка и что три этих убийства совершили разные люди. Как ни удивительно, этим экспертом оказался мой давний коллега из ФБР и напарник по изучению серийных убийц Роберт Ресслер, уволившийся из Бюро, но продолжавший оказывать консультационные услуги.
Я считал, что это дело однозначное и ясное для любого, имеющего такой опыт в профилировании и криминальном анализе, как мы с Бобом, поэтому был поражен, когда он согласился выступить на стороне защиты. Еще доходчивей: я считал, что он стопроцентно не прав. Но, как уже говорилось неоднократно, наука наша неточная, и у каждого есть право на свое мнение. Мы с Бобом уже давно разошлись по разным сторонам во многих важных вопросах – в первую очередь о том, был ли Джеффри Дамер сумасшедшим[16]. Боб взял сторону защиты и утверждал, что это так; я соглашался с Парком Дитцем, выступавшим за обвинение и говорившим, что Дамер был вменяем.
Поэтому я еще больше удивился, когда Боб сообщил, что у него есть другие дела, и даже не показался на досудебном слушании по Расселу, прислав вместо себя другого агента в отставке, Расса Ворпейджела. Расс – умный парень. Он был чемпионом по шахматам и мог играть против десяти противников одновременно. Но профилирование не являлось его ведущей специальностью, и я считал, что факты говорят против него. Ему нелегко пришлось на перекрестном допросе под натиском Ребекки Рой после того, как он оспорил мое мнение. В конце слушания судья Эйткен постановила, что, основываясь на особенностях почерка, описанных мной и Кеппелом, дела будут рассматривать вместе.
На процессе я снова дал показания о почерке, опровергнув теорию о нескольких убийцах, выдвинутую защитой. По делу Кэрол Бит адвокат Шварц утверждала, что у бойфренда жертвы были и возможность, и мотив. Мы всегда рассматриваем супругов и любовников при расследованиях убийств на сексуальной почве, но я был совершенно уверен, что в данном случае мы имеем дело с сексуальным убийством, совершенным посторонним человеком.
После четырехдневного обсуждения коллегия присяжных в составе шестерых мужчин и шести женщин признала Джорджа Уотерфилда Рассела – младшего виновным в одном убийстве первой степени и двух убийствах первой степени с отягчающими обстоятельствами. Он был приговорен к пожизненному заключению без возможности УДО и направлен в Вала-Вала – тюрьму строгого режима штата.
Это была моя первая поездка в Сиэтл после болезни и комы. Приятно было вернуться и помочь в раскрытии дела после застопорившегося расследования на Грин-Ривер. Я заглянул в Шведский госпиталь и был рад увидеть табличку, которую подарил им на прощание. Заехал я и в «Хилтон» – проверить, вспомню ли что-нибудь, но не вспомнил. Думаю, травма была слишком серьезная и мое сознание вытеснило ее. Да и в любом случае, проводя столько времени в командировках, я уже не мог отличить один гостиничный номер от другого.
Сейчас мы развили анализ почерка до такой стадии, когда регулярно даем показания на судах по убийствам, и не только я, но и другие профайлеры, разделяющие мой интерес, – в первую очередь Ларри Энкром и Грег Купер.
В 1993 году Грег Купер помог добиться обвинения в двух убийствах первой степени для Грегори Мозли, который изнасиловал, забил до смерти и зарезал ножом двух женщин в двух разных юрисдикциях в Северной Каролине. Как в сходном случае на процессе Рассела, двум юрисдикциям сложно было бы добиться обвинительного приговора по отдельности. Имелись доказательства связи убийств между собой, и по изучении материалов дела и фотографий с места преступления Грег решил, что сумеет помочь.
Ключевым элементом в делах Мозли, по мнению Грега, было «чрезмерное» убийство. Обе жертвы были одинокими, незамужними женщинами с легкой степенью инвалидности, слегка за двадцать лет, посещавшими один и тот же клуб кантри- и вестерн-музыки, откуда их похитили с разницей в несколько месяцев. Обеих жестоко избили. Можно было бы сказать, что их забили до смерти, но на самом деле она наступила от удушения руками и лигатурой. Одна получила двенадцать ножевых ранений, и у нее присутствовали следы анальной и вагинальной пенетрации. Имелись и криминалистические улики, включая ДНК спермы, указывавшие на Мозли. Оба убийства и изнасилования были совершены в уединенных местах, а тела выброшены там, где их нескоро бы заметили.
Грег показал на суде, что поведенческие улики указывают на неадекватную личность с садистскими сексуальными наклонностями. Его неадекватность подтверждал выбор жертв; садизм – то, что он с ними делал. В отличие от многих неадекватных дезорганизованных преступников, этот не убивал жертв перед тем, как приступить к уродованию тел. Он стремился к полному физическому и эмоциональному контролю. Хотел быть источником их боли и наслаждался реакцией на свою жестокость.
Дав показания на первом процессе, Грег предоставил обвинению возможность упомянуть о втором убийстве. Мозли признали виновным и приговорили к смертной казни. На втором процессе девять месяцев спустя Грег выступил снова, добившись еще одного смертного приговора.