Он зашел в дом Карлы в тот день не для того, чтобы ее убить. Убийство произошло спонтанно. Если бы он его запланировал, то принес бы с собой оружие и приспособления для изнасилования. Вместо этого мы имеем мануальную странгуляцию и травму от тупого предмета, что указывает на внезапную вспышку гнева или отчаяния как реакцию на ее отказ. Манипулирование, доминирование и контроль – вот к чему стремится насильник. Он, вероятно, постучался в дом с предложением помочь с переездом. Карла была дружелюбной, а поскольку немного знала этого человека, могла его впустить. Он хотел от нее секса, какого-то рода отношений. Когда она стала сопротивляться либо когда он понял, что перегнул палку, преступник решил – как в деле Мэри Фрэнсис Стоунер в Южной Каролине, – что единственный выход для него – убить Карлу. Но даже в этот момент он, скорее всего, паниковал и мог передумать. Об этом свидетельствует вода на полу и диване; после того как он ее задушил, он мог брызгать ей в лицо водой, пытаясь ее оживить. Когда это не помогло, он подумал, что надо что-то делать с ее мокрым лицом, поэтому протащил ее по полу и окунул головой в бочку, чтобы придать всей сцене сходство с каким-то причудливым ритуалом – иными словами, чтобы отвлечь внимание от того, что произошло на самом деле. Голова в воде имеет и символическое значение – она отвергла его, а он ее унизил. Как во множестве других случаев, чем больше преступник делает на месте преступления, даже в попытке сбить полицию со следа, тем больше зацепок и поведенческих улик он оставляет для нас.
Этому парню лет двадцать пять – двадцать девять, сказал я, и это не работа человека, уже имеющего опыт убийства. Инсценировка слабая, ясно, что он никогда раньше такого не делал. Тем не менее у него взрывной агрессивный характер, так что он мог совершать мелкие правонарушения. Если когда-нибудь он был женат, то недавно развелся или разошелся с женой либо сильно с ней рассорился. Как большинство таких парней, он неудачник с низкой самооценкой. Он может притворяться уверенным в себе, но в действительности крайне неадекватен.
У него средний уровень интеллекта, образование тоже среднее – использование проволоки для связывания жертвы указывает, что он мог учиться в профессиональном училище. Когда началось расследование, мог сменить место работы или даже жительства, а когда все улеглось и он мог не опасаться вызвать подозрения, покинуть город. Мог сильно пить, употреблять наркотики или постоянно курить, чтобы ослабить напряжение. Собственно, алкоголь мог сыграть роль непосредственно в преступлении. Для этого конкретного парня оно являлось дерзким шагом; он мог пить перед ним, что понизило бы нервозность, но пьян не был, потому что иначе не произвел бы столько действий на месте преступления, уже разделавшись с жертвой.
У него должны были возникнуть проблемы со сном и сексом, он мог перейти на ночной образ жизни. Если у него была постоянная работа, он мог ее регулярно пропускать, пока шло активное расследование. Мог изменить внешность: если на момент убийства носил бороду и длинные волосы, мог ее сбрить и подстричься. Если брился, то мог отрастить бороду. В любом случае вы ищете не аккуратиста: обычно он ходит встрепанным и неухоженным, и любая попытка привести себя в порядок будет для него очевидным проявлением избыточного контроля, крайне утомительным физически и психологически.
Что касается автомобиля, в его случае я склонялся к приоритету многих убийц – «Фольксвагену-Жуку». Машина наверняка старая и не в лучшем состоянии, цвет красный или оранжевый.
Этот человек пристально следит за публикациями о расследовании в прессе и руководствуется ими в своих действиях. Например, если начальник полиции сообщает, что новых зацепок нет, он на какое-то время успокаивается. Он мог с легкостью пройти полиграф – это удается многим убийцам. Целью следующего этапа расследования будет его встряхнуть.
На него влияют разные стрессоры. Каждый год в июне он может опять нервничать, как и на день рождения Карлы. Возможно, он захочет посетить могилу Карлы на кладбище Калвари-Хилл. Может прислать цветы или напрямую попросить у нее прощения.
Поэтому вот что вам надо сделать, сказал я: объявите, что у вас появилась новая, весьма многообещающая зацепка – нечто, что сдвинет расследование с мертвой точки. Постоянно повторяйте это для прессы. Постарайтесь как можно сильней «прожарить ему задницу». Упомяните, что привлекли к делу профайлера из ФБР и все, что он говорит, прекрасно укладывается в вашу новую версию.
В этот момент следователи сообщили мне о рекомендации доктора Ливайна эксгумировать тело – им хотелось знать, что я об этом думаю. Я ответил, что это потрясающая идея и чем большим шумом будет сопровождаться эксгумация, тем лучше. Пускай Вебер выступит по телевидению и объявит, что, если тело сохранилось в достаточно хорошем состоянии и новый осмотр подтвердит ваши предположения, вы будете близки к раскрытию убийства Карлы. Вам надо убедить виновного, что вы «поднимаете жертву из мертвых», чтобы она свидетельствовала против своего убийцы.
Эксгумация тела станет для него огромным стрессом. Я хотел, чтобы Вебер публично заявил: пусть даже дело потребует еще двадцати лет, они все равно его раскроют. Ваш преступник забеспокоится и начнет задавать вопросы – много вопросов. Он может даже напрямую позвонить в полицию! Следите за тем, чтобы снимать на видео или фотографировать всех, кто покажется на кладбище, – он тоже может прийти. Его будет очень интересовать, в каком состоянии труп. А когда вы объявите вслух, что очень довольны этим состоянием, он совсем слетит с катушек. Одновременно он будет все больше уходить в себя и замыкаться, прекращая общение с немногочисленными друзьями. Тут будет очень кстати послушать сплетни в барах и подобных местах: не изменил ли кто из завсегдатаев своих привычек? Он может начать ходить в церковь или увлечься еще какой-то религией в попытке справиться со стрессом. И пока вы его поджариваете на медленном огне, хорошо будет опубликовать в газете сообщение от лица кого-то из копов, может и от моего, которое прозвучит чуть ли не с сочувствием. Мы скажем, что понимаем, через что он проходит, что он не хотел ее убивать и все эти годы несет тяжкий груз на своих плечах.
Я придумал и стратегию допроса, похожую на ту, что сработала в деле Стоунер. Важно, когда подозреваемого загонят в угол, не арестовывать его сразу, а потомить с недельку, чтобы расколоть перед арестом. Чем больше у вас будет фактов против него, чем больше вы сделаете заявлений вроде «мы знаем, что ты перетащил ее оттуда сюда» или «мы знаем о воде», тем лучше. Предмет, сыгравший физическую роль в убийстве (как камень в деле Стоунер), очень кстати будет разместить в допросной.
Выслушав мои предложения, пятеро посетителей восприняли их очень серьезно и спросили, как я сделал все эти выводы, всего лишь изучив материалы дела и фотографии. Я сам на это ответить не могу, но Энн Берджесс замечала, что я – визуал и предпочитаю работать с тем, что вижу собственными глазами. Она говорит – и это, вероятно, правда, – что даже на консультациях я употребляю фразу «видимо» вместо «я думаю». Отчасти это объясняется тем, что в большинстве случаев у меня нет возможности присутствовать на месте преступления, но я воссоздаю его в своей голове. Зачастую, когда полицейские звонят мне спустя много лет после того, как я проанализировал для них дело, я его вспоминаю, равно как и свои предположения насчет НС, если они просто описывают мне место преступления.
Следователи из Иллинойса сказали, что, судя по моим заключениям, двое из тех, кого они допрашивали, по-прежнему выглядят подходящими подозреваемыми – это Пол Мейн и его приятель Джон Пранте. Оба в тот день находились в соседнем доме, и по крайней мере один, Пранте, пил пиво. Их показания не до конца совпадали, что могло объясняться низким интеллектом и выпивкой либо означало, что один из них или они оба лгут. Пранте прошел проверку на полиграфе уверенней, чем Мейн, но оба вписывались в профиль. Собственно, Пранте даже лучше – он охотнее сотрудничал со следствием, а когда все успокоилось, уехал из города, как я и предсказывал, хотя поздней и вернулся.
Я сказал, что кампанию, которую я предлагаю, можно использовать против обоих. Поскольку я считал, что убийца может периодически терзаться чувством вины, мне показалось, что будет неплохо усилить давление, предложив какой-нибудь женщине изобразить Карлу и звонить им обоим по ночам, спрашивая сквозь слезы: «За что? За что? За что?» Это должно совпасть с газетными статьями об «идеальной американке» Карле, жизнь которой оборвали на взлете. У меня всегда была слабость к театральным эффектам.
Действуя так с неделю или десять дней, надо проверить, как реагируют Мейн и Пранте и не демонстрирует ли один из них те поведенческие симптомы, на которые я указал. Если да, следующим шагом будет использовать информаторов – друзей, знакомых, коллег, – чтобы вытянуть из него комментарии по ситуации или даже признание.
Эксгумация трупа 1 июня 1982 года прошла ровно так, как я рассчитывал: в присутствии Лоуэлла Ливайна, с широким освещением в прессе и последующим торжественным и оптимистическим заявлением Вебера. Я уже знал, что в маленьких городках куда проще добиться сотрудничества журналистов, чем в мегаполисах, где они тут же начинают подозревать, что ты манипулируешь ими и диктуешь, что писать. Я рассматриваю это именно как сотрудничество между СМИ и правоохранительными органами, ни в коем случае не нарушающее правил ни тех ни других. Я никогда не просил газетчика или тележурналиста публиковать ложные или неполные сведения. Но во многих случаях я давал через них информацию, которую НС должен был увидеть и на которую он должен был как-то отреагировать. Когда репортеры сотрудничают со мной, я сотрудничаю с ними. В некоторых делах, если они оказывали настоящую помощь, я давал им эксклюзивные интервью, когда о подробностях уже можно было рассказывать свободно.
К счастью, тело Карлы отлично сохранилось. Новое вскрытие проводила доктор Мэри Кейс, заместитель главного судмедэксперта города Сент-Луиса. В отличие от первого, оно показало, что причиной смерти являлось утопление. Также доктор Кейс обнаружила перелом основания черепа. Но самое главное, удалось зафиксировать следы укусов, которые были так нужны следствию.