Он предпринимал действия для уничтожения улик с целью избежать поимки. После ареста написал вполне осмысленное письмо своей девушке (кстати, жена у него тоже была), где выражал надежду, что его признают невменяемым и отправят в психиатрический госпиталь – отбывать срок там куда легче, чем в тюрьме.
Шоукросс рассуждал об этом не понаслышке. Его проблемы с законом начались в 1969-м, когда он был признан виновным в краже и поджоге в Уотертауне, к северу от Сиракьюса. Менее года спустя он снова оказался под арестом и признался, что задушил мальчика и девочку, а последнюю еще и подверг сексуальному насилию. За эти два преступления Шоукросса приговорили к двадцати пяти годам тюрьмы. Через пятнадцать лет он вышел по УДО. Вот почему – как вы помните из предыдущих глав – в профиль, составленный Грегом Маккрэри, вкралась ошибка: Шоукросс «отстал в развитии» на пятнадцать лет из-за отсидки.
Теперь по порядку. Во-первых, если вы спросите меня или любого из тысяч копов, прокуроров и федеральных агентов, с которыми я работал за всю мою карьеру, они в один голос скажут вам, что двадцать пять лет за убийство двоих детей – это смехотворный приговор. Во-вторых, если его выпустили на свободу, тому могло быть только два объяснения.
Первое: несмотря на его тяжелое детство, неблагополучную семью, перенесенное – якобы – насилие, отсутствие образования, совершенные преступления и все прочее, тюремная жизнь оказалась таким окрыляющим, духоподъемным, вдохновляющим и исцеляющим опытом, что Шоукросс прозрел, осознал свои ошибки и благодаря положительному влиянию отсидки решил начать с чистого листа и стать образцовым, законопослушным гражданином с этого момента и навсегда.
Так себе объяснение? Тогда попробуем другое: жизнь в тюрьме была такой жуткой, неприятной и мучительной, гнетущей во всех смыслах, что, несмотря на свою биографию и навязчивое стремление насиловать и убивать детей, ему настолько не хотелось туда возвращаться, что он решил побороть себя, лишь бы снова не сесть.
Согласен, тоже неубедительно. Но если оба объяснения не годятся, какого черта вы выпускаете такого вот человека и думаете, что он больше не убьет?
Конечно, некоторые типы преступников более склонны к рецидиву, чем другие. Но в случае с жестокими серийными убийцами я согласен с доктором Парком Дитцем, утверждающим: «Сложно представить себе обстоятельства, при которых их можно было бы снова выпустить на свободу». Эд Кемпер, бывший куда умнее и осознаннее, чем большинство убийц, с которыми мне выдалось пообщаться, честно признавал, что выпускать его нельзя.
Слишком уж много можно вспомнить страшных примеров. Ричард Маркетт, которого я опрашивал, двадцатилетним юнцом в Орегоне начал с хулиганства, попыток изнасилования, нападений и побоев, а закончил изнасилованием, убийством и расчленением трупа после неудачного сексуального опыта с женщиной, которую подцепил в баре в Портленде. Он сбежал из штата, попал в список самых разыскиваемых преступников ФБР и был арестован в Калифорнии. Его осудили за убийство первой степени и приговорили к пожизненному заключению. Выйдя условно-досрочно через двенадцать лет, он убил и расчленил еще двух женщин, прежде чем его поймали. Каким образом, во имя всего святого, люди в совете по УДО решили, что он больше не представляет опасности?
Я не могу говорить от лица всего ФБР, Департамента юстиции или еще кого-то, но от себя скажу, что предпочту держать убийцу в тюрьме вне зависимости от того, готов он снова убивать или нет, чем рисковать жизнью невинных мужчин, женщин и детей в случае его освобождения.
Типично американская черта – считать, что все обязательно наладится, все можно исправить, человек способен добиться всего, чего захочет. Но мое отношение к идее реабилитации определенных типов преступников с каждым годом становится все более пессимистичным. Да, в детстве многие из них прошли через ужасные вещи. Но это не обязательно означает, что со временем они исправятся. И хотя судьям, адвокатам и психиатрам хотелось бы верить в обратное, хорошее поведение в тюрьме отнюдь не гарантирует приемлемого поведения во внешнем мире.
Шоукросс практически во всех смыслах был образцовым заключенным. Вел себя тихо, больше помалкивал, делал, что ему велели, и никого не трогал. Но мы с коллегами давно поняли – и с тех пор отчаянно пытаемся донести это до службы исполнения наказаний и тюремных психологов, – что опасность преступника обусловливается ситуацией. Если поместить такого человека в упорядоченную среду, где перед ним не стоит выбор, он, может, и будет держать себя в руках. Но верните его туда, где он раньше совершал преступления, и его поведение может перемениться в мгновение ока.
Возьмем, к примеру, Джека Генри Эббота, убийцу, написавшего «Во чреве зверя» – трогательные и пронзительные мемуары о жизни в тюрьме. Признав за ним исключительный литературный талант и веря, что человека столь тонкого и склонного к рефлексии можно исправить, такие светила литературы, как сам Норман Мейлер, выступили за досрочное освобождение Эббота. Об Эбботе говорил весь Нью-Йорк. Но спустя несколько месяцев после выхода на свободу тот поругался с официантом в Гринвич-Виллидже и убил его.
Как Эл Брантли, бывший инструктор поведенческого отдела, а ныне сотрудник отдела содействия расследованиям, выразился в одной из своих лекций в Национальной академии, «лучшим предиктором будущего поведения – или будущих проявлений насилия – является прошлое».
Никому не придет в голову сравнивать Артура Шоукросса с таким талантом и светлой головой, как Джек Генри Эббот. Однако он тоже сумел убедить совет по УДО, что его следует выпустить. Выйдя на свободу, Шоукросс сначала поселился в Бингемтоне, но возмущенные местные жители вынудили его через два месяца уехать. Он перебрался в более крупный и густонаселенный Рочестер, где устроился в кулинарию готовить салаты. Год спустя он снова начал убивать – жертв другого типа, но таких же уязвимых.
Обследуя Шоукросса, Дороти Льюис несколько раз подвергала его гипнозу, в ходе которого он «регрессировал» во времена своего детства и припоминал такие эпизоды, как изнасилование ручкой метлы в анальное отверстие, которому его подвергла мать. Во время таких сессий он «становился» другими людьми, в том числе своей матерью, – сцена, отчасти напоминающая «Психо». (Мать Шоукросса, однако, отрицала насилие над сыном и настаивала, что он лжет.)
В своих исследованиях, проведенных в Бельвью, Льюис зафиксировала убедительные случаи расщепления личности у детей, подвергшихся насилию. Ее пациенты были слишком маленькими, чтобы такое изобразить. Но, как показала Льюис, эти редкие расстройства множественной личности начинались в раннем детстве – зачастую до освоения речи. У взрослых же диссоциативные расстройства возникают почему-то, только когда им грозит суд за убийство. А до того на них нет и намека. Кеннет Бьянки, один из Хиллсайдских душителей, орудовавших в Лос-Анджелесе в 1970-х, после ареста заявил, что у него раздвоение личности. Ту же тактику использовал Джон Уэйн Гейси[19].
(Я частенько шучу, что если мы имеем дело с преступником, у которого несколько личностей, то невиновных надо отпустить – пусть останется только виновная.)
На процесс Шоукросса ведущий обвинитель Чарльз Сирагуза, проделавший великолепную работу, вызвал Парка Дитца для представления другой стороны. Дитц обследовал Шоукросса так же тщательно, как Льюис, и Шоукросс поведал ему немало деталей об убийствах. Хотя Дитц не брался с точностью сказать, правдивы ли его истории о насилии в детстве, он считал, что это по меньшей мере вероятно. Тем не менее он пришел к выводу, что Шоукросс не находился во власти галлюцинаций, не страдал от приступов временного помрачения и не утратил памяти. Он не выявил корреляции между его поведением и какими-либо органическими неврологическими феноменами и заключил, что, каковы бы ни были психические или эмоциональные проблемы Артура Шоукросса, тот отличал добро от зла и мог сделать выбор, убивать или нет. И по меньшей мере в десяти случаях – возможно, и больше – выбрал убить.
Когда Лен Борьелло спросил Шоукросса, почему он убил этих женщин, тот ответил просто:
– Делал свое дело.
Настоящие сумасшедшие – люди, утратившие связь с реальностью, – очень редко совершают серьезные преступления. А когда совершают, то обычно бывают столь дезорганизованы и так мало усилий прилагают к тому, чтобы их не поймали, что очень быстро оказываются под арестом. Ричард Трентон Чейз, убивавший женщин в убеждении, что ему нужна их кровь, чтобы оставаться в живых, был сумасшедшим. Если он не мог добраться до человеческой крови, то использовал другую – какая попадется. Когда Чейза заперли в психиатрическом госпитале, он продолжал ловить кроликов, пускать им кровь и колоть ее себе в руку. Он ловил птичек, отрывал им головы и пил их кровь. Вот это настоящее безумие. Но чтобы совершить десять убийств и остаться непойманным, надо быть куда изворотливее. Не делайте ошибку – не путайте психопата с сумасшедшим.
На процессе Шоукросс сидел замерший, неподвижный – как в кататонии, – чтобы произвести впечатление на присяжных. Он изображал транс и делал вид, будто не понимает, что происходит вокруг. Однако полицейские и приставы, охранявшие и сопровождавшие его, говорили, что, как только его выводили из зала суда, Шоукросс сразу же расслаблялся, становился разговорчивым и даже шутил. Он понимал, что на карту поставлена стратегия его защиты и он должен прикидываться невменяемым.
Одним из самых сообразительных, ловких и, должен признаться, обаятельных преступников, которых мне пришлось изучать и опрашивать, был Гэри Трэпнелл. Большую часть взрослой жизни он кочевал со свободы за решетку и обратно, а однажды даже умудрился убедить одну девушку раздобыть вертолет, приземлиться на нем в тюремном дворе и увезти его. Во время одного из своих знаменитых преступлений – угона самолета в начале 1970-х – Трэпнелл сидел в кабине пилота, еще на земле, и обсуждал условия своего бегства. Посреди переговоров он поднял вверх кулак и выкрикнул: