Что еще можно сказать о том индивиде? Скорее всего, он экспериментировал с пытками мелких животных, причем регулярно. Испытывал проблемы в общении с ровесниками, как мужчинами, так и женщинами. В детстве подвергался травле или жестоко обращался с младшими детьми. И уже достиг – или обещал скоро достигнуть – той стадии, на которой фантазии с куклами перестанут его удовлетворять. Можно спорить о том, был он «психом» или нет, но я бы всерьез озаботился степенью его опасности.
Когда же такое опасное поведение может проявиться? Этот человек – неадекватный неудачник. Ему кажется, что весь мир против него и никто не признает его талантов. Если стресс в его жизни станет невыносимым, он может сделать следующий шаг в разыгрывании своих фантазий. И таким следующим шагом для расчленителя кукол станет не нападение на ровесника. Он выберет жертву моложе себя, слабее и наивнее. Он трус. Напасть на равного он не посмеет.
Это не означает, что он будет преследовать детей. Барби ведь зрелая, развитая женщина, а не девочка-подросток. Неважно, насколько извращен этот парень, но ему нужен контакт со взрослой женщиной. Если он издевается над куклой-младенцем, у нас совсем другой набор проблем.
В любом случае человек, утыкающий куклу иголками и бросающий ее на больничном дворе, страдает расстройством психики, поэтому у него не будет водительских прав, и в обычной среде он будет выделяться своими странностями. Парень в камуфляже гораздо опаснее. У него есть работа, потому что есть деньги на винтовку, пикап и камеру. Он может «нормально» функционировать в обществе. Когда он решит нанести удар, жертва окажется в реальной опасности. Доверю ли я большинству психиатров и специалистов по психическому здоровью провести это различие? Нет. У них нет для этого достаточной подготовки. Они не проверяли свои предположения.
Одним из ключевых моментов нашего исследования серийных убийц была проверка того, что люди нам говорили, путем изучения реальных доказательств. В противном случае приходится полагаться на самоотчеты, которые в лучшем случае неполны, а в худшем – не имеют научной ценности.
Оценка опасности преступника может иметь множество полезных применений. В пятницу 16 апреля 1982 года агенты секретной службы США обратились ко мне насчет серии писем, написанных одним и тем же человеком. Серия началась в 1979-м с угроз жизни президента (сначала Джимми Картера, потом Рональда Рейгана) и других политических фигур.
Первое письмо было отправлено в секретную службу в Нью-Йорке от некоего Одинокого и грустного. Оно занимало две страницы, вырванные из блокнота, и его автор грозил «застрелить президента Картера или еще кого-нибудь у власти».
С июля 1981 по февраль 1982 года было получено еще восемь писем. Три были отправлены в секретную службу в Нью-Йорке, одно – в ФБР в Нью-Йорке, одно – в ФБР в Вашингтоне, одно – в «Филадельфия дейли ньюс» и два – напрямую в Белый дом. Все были написаны от руки, тем же почерком, что у Одинокого и грустного, но теперь подписаны К. О. Т. Их отправили из Нью-Йорка, Филадельфии и Вашингтона. В письмах выражалось намерение К.О.Т. убить президента Рейгана, которого автор называл «дьявол Божий» или «Дьявол». Угрожал он и другим политикам, поддерживавшим Рейгана. Автор упоминал Джона Хинкли, обещая продолжить его прерванную миссию.
Поступали еще письма, в том числе конгрессмену Джеку Кемпу и сенатору Альфонсу Д’Амато. Больше всего секретную службу обеспокоили приложенные к ним фотографии сенатора Д’Амато и конгрессмена Реймонда Макграфа из Нью-Йорк-Сити. Сделанные с очень близкого расстояния, они подтверждали способность К.О.Т. подбираться к цели достаточно близко, чтобы исполнить свои угрозы.
Наконец, 14 июня 1982 года четырнадцатое письмо было доставлено редактору «Нью-Йорк пост». Оно гласило, что все узнают, кто такой автор, когда он разделается с президентом – «Дьяволом». Он заявлял, что его никто не услышал и все посмеялись над ним, что меня не удивило.
Но, кроме того, в письме он давал газете «позволение» поговорить с ним по завершении его исторической миссии. Это была подвижка, которой мы долго ждали. К.О.Т. хотел – может, даже очень – вступить в диалог с редактором газеты. Мы решили предоставить ему такую возможность.
Судя по языку письма, а также тому, откуда и кому они были отправлены, я был уверен, что наш парень – из Нью-Йорка. Я составил профиль: белый мужчина, холост, от 25 до 30 лет, коренной житель Нью-Йорка, живущий на окраине, вероятно в одиночку. Среднего интеллектуального уровня, окончил старшую школу и, возможно, еще какие-нибудь курсы политологии или литературы. Вероятно, младший или единственный сын в семье. Я подозревал, что в прошлом он крепко сидел на наркотиках и/или алкоголе, но теперь употребляет лишь эпизодически. Считает себя неудачником, не оправдавшим надежд, которые возлагали на него родители или другие люди, имеет за спиной множество незаконченных начинаний. Вероятно, в возрасте около двадцати пяти лет подвергся сильному стрессу, связанному, например, с военной службой, разводом, болезнью или утратой члена семьи.
Секретная служба делала большой упор на то, что может символизировать или означать аббревиатура К.О.Т. Я сказал, что об этом не стоит особо волноваться, потому что она может не значить ровным счетом ничего. Не имеет смысла копаться в мелких деталях – НС может просто нравиться, как это звучит или выглядит в написанном виде.
Вопрос секретной службы, как всегда, заключался в том, насколько этот человек действительно опасен – ведь большинство тех, кто отправляет письма с угрозами, не приводят их в исполнение. Но я сказал им, что личности вроде этой всегда чего-то ищут. Они присоединяются к политическим группам, вступают в секты, но искомого не находят. Другие считают их странными и не принимают всерьез, поэтому со временем проблема только обостряется. Они сосредоточиваются на миссии, якобы придающей их жизни смысл. Это первый раз, когда он чувствует свою власть, и это ощущение очень ему нравится. Поэтому он и дальше будет испытывать удачу. А люди, испытывающие удачу, всегда опасны.
Я считал, он умеет обращаться с оружием и предпочтет нападение с близкого расстояния, пусть это даже означает, что сбежать ему не удастся. Поскольку его миссия, по сути, самоубийство, он может вести дневник, чтобы впоследствии мир узнал его историю. По контрасту с типом личности Тайленолового убийцы, К.О.Т. не хочет сохранить инкогнито. Когда страх жизни станет у него сильнее страха смерти, он приведет свою угрозу в исполнение. Перед преступлением он будет полностью спокоен. Он хорошо замаскируется и смешается с окружением. Будет болтать с полицией или агентами секретной службы поблизости, выглядя при этом самым обычным парнем, не представляющим угрозы.
В определенном смысле он был похож на Джона Хинкли, чье дело тогда обсуждали во всех новостях. Он был одержим Хинкли, о котором достаточно много знал; я подумал, он может прийти на суд, чтобы услышать вердикт присяжных или приговор, и предложил секретной службе в этот период последить за театром Форда в Вашингтоне, где застрелили Авраама Линкольна и куда Хинкли заезжал, прежде чем выстрелить в президента Рейгана. Еще я сказал проверить отель по соседству, где Хинкли останавливался. Если кто-то спрашивал номер Хинкли, это мог быть наш парень.
В отеле подтвердили, что поступал запрос на ту самую комнату. Агенты секретной службы вломились туда и обнаружили пожилую супружескую пару: в свое время они провели там первую брачную ночь и с тех пор неоднократно туда возвращались.
В августе секретная служба получила еще два письма за подписью К.О.Т., адресованные «в кабинет президента, Вашингтон, округ Колумбия». Оба были отправлены из Бейкерсфилда, Калифорния. Поскольку многие убийцы ездят по стране, выслеживая добычу, имелась веская причина опасаться, что он готовится нанести удар. В своих письмах он предупреждал: «Пребывая в здравом уме и твердой памяти, [я] считаю своим долгом собрать как можно больше граждан США и вооружить их для устранения внутренних врагов нашей страны».
В своей длинной параноидной болтовне он рассуждал о «пытках и об аде», через которые прошел, и признавал вероятность того, что может быть убит «в попытке осуществить справедливое возмездие над тварью на самом верху».
Я тщательно изучил эти письма и пришел к выводу, что мы имеем дело с подражателем. Во-первых, они были написаны строчными, а не заглавными буквами, как предыдущие. Президента Рейгана их автор называл «Рон», а не «Дьявол» или «Старик». Мне показалось, что автором может быть женщина; несмотря на дерзость угроз и предупреждений, автор вряд ли представлял серьезную опасность.
С настоящим К.О.Т. было совсем по-другому. Я считал, что лучше всего будет устроить ему ловушку, втянув в диалог, в ходе которого мы сумеем его отследить. Мы посадили агента секретной службы на место редактора в газете и проинструктировали насчет того, как действовать и что говорить. Я предложил ему давить на то, что К.О.Т. может быть с ним откровенен и рассказать «всю историю целиком». Как только между ними возникнет доверие, редактору надо предложить личную встречу – обязательно поздно вечером где-нибудь в тихом месте, потому что редактор еще больше К.О.Т. заинтересован в сохранении их тайны.
Мы поместили детально продуманное объявление в «Нью-Йорк пост», на которое К.О.Т. откликнулся. Он начал регулярно звонить нашему человеку. Я предполагал, что он звонит из какого-нибудь большого общественного места вроде Центрального или Пенсильванского вокзала, а может из библиотеки или музея.
Примерно в это же время ФБР получило еще одну его оценку от доктора Мюррея Майрона, знаменитого эксперта по психолингвистике из Сиракузского университета. Мы с Мюрреем неоднократно сотрудничали над делами и статьями, связанными с оценкой угроз, и я считал его одним из лучших. После начала телефонного диалога Мюррей написал для ФБР отчет, где утверждал, что больше не считает К.О.Т. опасным – скорее это неудачник, стремящийся привлечь к себе внимание, который наслаждается тем, что манипулирует столькими влиятельными людьми. Мюррей говорил, что его, конечно, необходимо поймать, но серьезной опасности он не представляет. Я был другого мнения.