У нас с Пэм были разные друзья: я не мог говорить о том, чем занимаюсь, в ее кругу и потому нуждался в собственном. Когда мы общались с кем-то не из Бюро и правоохранительных органов, мне быстро надоедали банальные разговоры. Как бы отталкивающе это ни звучало, когда целыми днями копаешься в головах у убийц, тебе становится не очень важно, где сосед оставляет мусорный бак или в какой цвет красит свой забор.
Тем не менее я рад, что, пройдя через эмоциональные бури, мы с Пэм сумели остаться друзьями. Дети живут со мной (Эрика уже уехала в колледж), но мы с Пэм на равных участвуем в их воспитании. Хорошо, что Лорен и Джед еще достаточно маленькие, чтобы я мог насладиться их взрослением.
С начала 1980-х, когда я был единственным профайлером в ФБР – получая периодически помощь от Роя Хейзелвуда, Билла Хэгмайера и некоторых других, – наш отдел вырос до десятка сотрудников. Этого по-прежнему недостаточно, чтобы справляться с объемом дел, которые нам передают, зато не настолько много, чтобы мы потеряли личный контакт друг с другом и с местными полицейскими департаментами, ставший одной из характерных черт нашего модус операнди. Многие полицейские начальники и детективы, обращающиеся в наш отдел, впервые познакомились с нами на лекциях в Национальной академии. Шериф Джим Меттс обратился ко мне за помощью в расследованиях по Шери Смит и Дебре Хелмик, а капитан Линд Джонстон – к Грегу Маккрэри, чтобы понять, кто убивает проституток в Рочестере, потому что они оба были нашими выпускниками.
К середине 1980-х отдел поведенческих наук разделился на отдел преподавания и исследований поведенческих наук и группу, в которой я руководил программой по криминальному профилированию, – отдел содействия расследованиям. Еще два ключевых подразделения, помимо моего, в этом отделе – ViCAP, которой после Боба Ресслера стал руководить Джим Райт, и инженерная служба. Роджер Депью встал во главе преподавания, а Аллен Смоки Берджесс – следственной поддержки. (Он никак не связан с Энн Берджесс, но ее муж Аллен Берджесс был нашим соавтором в «Руководстве классификации преступлений». Я ясно объясняю?)
Какой бы тяжелой и выматывающей ни была моя работа, я сделал на ней выдающуюся карьеру. К счастью, мне удалось избежать стадии, которой обычно не минуют те, кто движется вперед по иерархической лестнице, – руководства. Все изменилось весной 1990 года. На собрании отдела Смоки Берджесс объявил, что увольняется с поста начальника отдела. После этого новый заместитель директора, Дэйв Коль, бывший моим старшим по команде в Милуоки и сослуживцем по спецназу, вызвал меня к себе в офис и спросил, каковы мои планы.
Я сказал, что ужасно выгорел и утомился от всего, поэтому подумываю о бумажной работе в штаб-квартире, после которой, наверное, уйду в отставку.
– Тебе не это нужно, – сказал мне Коль. – Ты там потеряешь себя. Начальником отдела ты принесешь гораздо больше пользы.
– Не знаю, хочу ли я быть начальником отдела, – ответил я. Я уже и так исполнял часть обязанностей начальника и служил у нас чем-то вроде ходячей энциклопедии, потому что проработал в отделе так долго. Но на той стадии моей карьеры мне не хотелось заниматься управлением. Берджесс был великолепным начальником, и благодаря его руководству все мы отлично справлялись.
– Я хочу, чтобы ты стал начальником отдела, – провозгласил Коль. Он был очень напористым, резким и агрессивным парнем.
Я сказал, что хочу продолжать заниматься преподаванием, стратегией судебных процессов, давать показания на судах и выступать перед общественностью. Мне казалось, это я умею лучше всего. Коль заверил меня, что это я и буду делать, и назначил меня на должность.
Прежде всего, став начальником отдела, я постарался избавиться от пустой нудятины, удалив поведенческие науки из нашего названия и назвав подразделение просто отделом содействия расследованиям. Мне хотелось, чтобы полицейские департаменты на местах и остальные в ФБР четко понимали, чем мы занимаемся – и чем нет.
С неизменной помощью и поддержкой Роберты Бидль, отвечавшей за персонал, я довел количество сотрудников ViCAP с четырех до шестнадцати. Остальной отдел тоже разросся, и вскоре у нас насчитывалось сорок человек. Чтобы снять часть административного груза, легшего на меня с увеличением штата, я учредил программу регионального разделения, в соответствии с которой каждому агенту выделялся свой регион страны.
Я считал, что все эти люди достойны статуса эксперта, но штаб-квартира выделила нам только четырнадцать таких мест. Поэтому я добился от них согласия, что каждый мой сотрудник пройдет двухгодовое обучение, после чего будет «помазан» в эксперты и признан старшим специальным агентом с соответствующей оплатой. В программу входили прослушивание всех курсов Национальной академии, преподававшихся отделом поведенческих наук, два курса в Военном институте судебной патологии, стажировка по психиатрии и юриспруденции в Университете Вирджинии (там в то время преподавал Патрик Дитц), обучение в школе допросов Джона Рида, стажировка по процедуре вскрытия в офисе судмедэксперта Балтимора, работа в убойных отделах Департамента полиции Нью-Йорка и составление профилей под руководством одного из региональных специалистов.
Международное сотрудничество также расширилось: в последний год перед увольнением Грег Маккрэри, к примеру, работал над несколькими большими сериями убийств в Канаде и Австрии.
С функциональной точки зрения отдел работал как часы. С административной я понимал, что управляю хрупким суденышком. Когда я видел, что кто-то выгорает, то, обходя правила, отправлял этого человека в отпуск, чтобы тот передохнул. После этого сотрудники показывали лучшие результаты, чем если бы я заставил их следовать всем процедурам. Когда у тебя топовые сотрудники, а ты не можешь поощрить их финансово, приходится идти навстречу в чем-то еще.
Я всегда хорошо ладил со вспомогательным персоналом, и, когда увольнялся, все они очень об этом жалели. Вероятно, это было связано с моей давней службой в армии. Большинство начальников в Бюро раньше были военными офицерами (и многие, как мой последний ОСА Робин Монтгомери – героями войны), соответственно, они подходили к руководству с командных позиций. В этом нет ничего плохого, и крупные организации не функционировали бы гладко, будь у них все начальство похоже на меня. Но я был вольнонаемным и потому хорошо понимал проблемы вспомогательного персонала. По этой причине я и помощи получал больше, чем другие руководители.
Многие представляют себе ФБР чем-то вроде компьютера: гигантской бюрократической организацией, состоящей из сообразительных и натренированных, но взаимозаменяемых, чересчур серьезных мужчин и женщин в белых рубашках и черных костюмах. Но мне повезло стать частью небольшой группы по-настоящему уникальных индивидуумов, каждый из которых был выдающимся специалистом в своей области. С течением времени – и с ростом роли поведенческой науки в правоохранительной сфере – у всех нас сформировались свои особые интересы и свое поле деятельности.
С первых дней нашего исследования Боб Ресслер больше тяготел к науке, в то время как я – к оперативной стороне. Рой Хейзелвуд – эксперт по изнасилованиям и убийствам на сексуальной почве. Кен Лэннинг – главный специалист по преступлениям против детей. Джим Риз начинал с профилирования, но впоследствии стал заниматься стресс-менеджментом в правоохранной деятельности. У него докторская степень в этой области, он много публикуется и считается одним из лучших консультантов в стране. Сразу по приходе в отдел Джим Райт не только взял на себя обучение новых профайлеров, но и стал ведущим специалистом по преследованиям, или сталкингу, – серьезному межличностному преступлению, которое в последнее время встречается все чаще. У каждого из нас сложились личные отношения со множеством полевых офисов, полицейских департаментов, офисов шерифа и с правоохранительными органами штатов по всей стране, поэтому, когда кто-то звонит с просьбой о помощи, он знает, к кому обращается, и доверяет ему.
Новым сотрудникам порой бывает страшновато переводиться в наш отдел – ко всем этим «звездам», – особенно после фильма «Молчание ягнят», вызвавшего громадный интерес к тому, чем мы занимаемся. Но мы объясняем, что выбрали их, потому что пришли к выводу: они смогут стать полноценными и равноправными членами команды. У них всех есть опыт расследований, а после перевода они проходят полный двухгодичный курс обучения. Добавьте сюда их ум, интуицию, преданность делу и уверенность плюс умение выслушать и оценить точку зрения другого человека. Я убежден, что Академия ФБР стала ведущим образовательным заведением подобного рода в мире потому, что состоит из индивидуальностей, объединивших свои усилия и таланты ради общей цели. И каждая из этих индивидуальностей поддерживает те же качества в других. Я надеюсь и верю, что наши принципы коллегиальности и взаимной поддержки останутся неизменными и после того, как мое поколение сотрудников выйдет в отставку.
На ужине в честь моей отставки в Куантико в июне 1995 года множество людей наговорили мне кучу приятных вещей, что я счел одновременно неловким и крайне трогательным. Честно говоря, я готовился к реальной «прожарке» и думал, что мои сотрудники воспользуются шансом вывалить на меня все, чего они не могли сказать раньше. После ужина я столкнулся в мужском туалете с Джадом Реем – он уже жалел, что не высказал всего, что хотел. Но раз уж они упустили свой шанс и пришла моя очередь говорить, я решил, что не буду сдерживаться, и отпустил все шуточки в их адрес, которыми вооружился, готовясь к обороне. В тот вечер я не собирался делиться с ними мудростью или давать серьезные советы: я просто надеялся, что смог показать им достойный пример.
После отставки я продолжил приезжать в Куантико для консультаций и преподавания, и мои коллеги знают, что для них я всегда открыт. Я выступаю как раньше: рассказываю о моих двадцати пяти годах копания в разумах убийц. Я уволился из ФБР, но, думаю, никогда не прекращу заниматься тем, чем занимался всю жизнь. К несчастью, наш «бизнес» только растет и «клиентов» у нас не убавляется.