— Да, именно так, — уныло подтвердила Эстер.
— Ну, и сколько он выдерживал подобную пытку?
— Если то, о чем я позднее узнала, правда, то он в течение всего срока нашего обручения гулял направо и налево.
— И, как вы думаете, почему он вдруг пустился во все тяжкие в такой ответственный момент собственной жизни?
Свой вопрос Билл задал с весьма мрачным видом. Откинув голову назад, Эстер вздохнула.
— Дело в том, что Патрик Керр очень амбициозен, а я… я к тому времени стала весьма состоятельной, неожиданно получив крупное наследство. Моя независимость стала раздражать его. Так мне, во всяком случае, это видится сейчас. В последнем разговоре он во всем обвинил меня, а о себе говорил как о человеке, который был просто вынужден искать утешения на стороне. Пожалуй, из всего произошедшего эта часть самая обидная. Если накануне свадьбы человек вел себя так, что меня могло ждать с ним в будущем? И дело тут вовсе не в «белой свадьбе».
— Больше чем уверен, вы до сих пор корите себя за допущенную тогда, на террасе, слабость, — неожиданно прокомментировал услышанное Уильям.
— Возможно. Но изменить себя в этой сфере — выше моих сил. Я понимаю, что мне не раз еще предстоит сразиться с носителями иной морали, не той, которую отец методично вбивал в голову дочери, на счастье или на несчастье — это вопрос другой. Каждая такая встреча чревата для меня бедой.
— И как только папаше удалось справиться с такой умницей дочерью, за которую ему бы только и благодарить Всевышнего?
— Он не раз бывал озадачен. К слову, я страшно удивила отца, когда твердо заявила, что буду экономистом.
— Могу легко себе представить! И он помогал вашей карьере?
— Не особенно… И уже по завершении обучения, кстати, с весьма неплохими результатами…
— Об этом я наслышан, — перебил ее он.
— Кто же это так расстарался в мою пользу? — поинтересовалась Эстер.
— Джон Коллинз. Пожалуйста, продолжайте.
— Так вот, отец по окончании курса поздравил меня, но не примкнул к числу восторгавшихся моим умом, а не преминул уколоть замечанием о том, что карьера женщины всегда проблематична, ей, мол, предопределен другой путь.
— А продолжил сомнительное дело вашего воспитания, насколько я могу понять, Патрик Керр… Господи, да вы просто бедная малышка!
Эстер молчала, прикусив губу.
— И как же все-таки у вас произошел разрыв?
— Я узнала, что он был близок с другой женщиной. Естественно, узнала последней. Хотя были определенные признаки, по которым я должна была бы догадаться… если бы была поопытнее в подобных делах. Порвала с ним. Он умолял все забыть, простить его и не отменять венчания — я не смогла.
— И это был последний ваш разговор с ним?
— Практически да, до того самого вечера…
Эстер оборвала себя на полуслове.
— До того самого вечера, когда он увидел нас вдвоем?
— Да…
— Ну и что же он сказал?
— Как ни странно, предостерег меня в отношении вас!
— Это действительно странно, потому что я с ним ни разу в жизни не встречался.
— Ваша репутация опережает вас, — иронично высказалась молодая женщина.
— Ну, не мне об этом судить. Я думаю, что все обстоит гораздо проще — ему не нравится сама мысль, что вы можете принадлежать кому-то, кроме него.
Эстер бросила на собеседника быстрый взгляд.
Жаль, что, поддавшись чарам новоиспеченного психоаналитика, она выболтала больше, чем хотела. Пора прекращать этот бессмысленный разговор, где что ни фраза — болезненный укол.
— Признайтесь, Эстер, вы, видимо, чтобы поддразнить это ничтожество, стали доказывать ему, что вас безумно влечет ко мне или что-нибудь в этом роде.
Она вспыхнула.
— Неужели вы можете так плохо думать обо мне?
— Да что вы, совсем наоборот! Наверное, и надо было его поддразнить.
— Но это ведь неправда по сути!
— Какая разница? Главное, что это свидетельствует в пользу вашего темперамента и… кто знает, может быть, так и будет уже в недалеком будущем. Не скрою, что для этого понадобятся серьезные усилия с моей стороны.
Эстер быстро поднялась. Встав рядом, Билл посмотрел на нее сверху вниз и заявил спокойно, взвешенно:
— Вы великая путаница, мисс Олдфилд.
— Вы говорите со мной как с несмышленым ребенком.
— Разве? А я и впрямь подмечаю в вас иногда нечто на редкость инфантильное. Эстер, вы красивая, умная девушка. И вам, без сомнения, нужен мужчина, который сумеет наставить вас на путь истинный и позволит вам сформироваться как личности. А теперь спокойной ночи, дорогая.
Эстер разочарованно присвистнула, повернулась на каблуках и твердым шагом покинула место их долгой словесной баталии.
Заснуть ей удалось не скоро. Долго ворочалась, часто просыпалась и наутро, уже второй день подряд, чувствовала себя разбитой и совершенно невыспавшейся.
Ну и что ты себя здесь мучаешь, милая Эсти? — спрашивала она себя. Уехать? Но как? Плюнуть на все и разорвать отношения? Но это бы значило распроститься с прекрасной престижной работой. Пресечь всякие неслужебные разговоры с ним? Не получится… Но неужели этот человек прав и она действительно инфантильна сверх всякой меры? Тогда в какой-то степени был прав и отец, и Патрик Керр. Каждый, конечно, по-своему.
Как уберечь себя от мрачных мыслей? Надо быстро встать! Встала. Быстро в душ! Приняла и душ. Одеться во что-то простое, немного легкомысленное. Подойдут на сегодняшний день белые шорты и блуза до колен. Своевольные волосы перехватила скромной белой лентой. Чуть подвела глаза и подкрасила губы. Все! Можно идти. Что-то ей готовит наступивший новый день?
Билл пришел раньше и уже доедал яичницу с беконом. Вид у него был свежий, беззаботный. Человек явно хорошо выспался и теперь весь — воплощение жизнелюбия и оптимизма. Но до чего же красив этот мужчина! Впрочем, такие мысли до добра не доведут. Если уж иметь с ним дела, то только служебные.
— Мистер Картер, чем мы займемся сегодня? Мартин и София уехали. Висит угроза наводнения. Неужели даже в таких обстоятельствах вы по-прежнему собираетесь продолжать знакомить меня с отдаленными объектами вашей собственности?
Эстер взяла вареное яйцо и строго взглянула на Уильяма.
— Как вы себя чувствуете, мисс Олдфилд, в это прекрасное утро? — с насмешливой вежливостью поинтересовался тот. — Я вынужден огорчить вас — до конца недели мы не сможем и носа высунуть отсюда.
Вот это новости!
Позже они сидели вдвоем в кабинете. Билл Картер белозубо улыбался, разместившись за письменным столом, а гостья стояла около окна, из которого открывался вид на чудесно ухоженный, хотя и совсем небольшой по размерам парк. Вообразить только — какая красотища существует где-то у черта на куличках, среди сжимающегося кольца безлюдной и бесплодной пустыни.
— Да не волнуйтесь вы, мисс Олдфилд, мы и здесь прекрасно проведем время. Передвигаться сейчас на любом виде транспорта просто опасно. Я постараюсь красочно рассказать вам обо всех объектах, и вы легко представите их себе. Так что, думаю, удастся плодотворно поработать.
— Знаете что, мне надоел этот фарс. — Эстер подошла к креслу, стоящему перед письменным столом и села. — Вы не могли бы устроить так, чтобы мое задержавшееся в детстве «я» смогло возвратиться домой?
— Фу, как вы нескладно это сформулировали…
— Разве не вы говорили о «некоторой инфантильности». Я употребила другое словосочетание. Какая разница?
— О, разница есть, и весьма существенная. Если человек задержался в детстве, то это автоматически предполагает наличие детского эгоизма, трудностей переходного периода и тому подобное. А инфантильность, в том смысле, в каком употребил слово я, предполагает лишь наличие излишней наивности, старомодности в критериях нравственности. Я не имел в виду ничего обидного для вас. Просто вы такая, какая есть — со своими плюсами и минусами.
Эстер внимательно посмотрела на него.
— Вы сами верите в то, о чем только что сказали?
— Ну а как еще можно оценить женщину, которая отказала в близости мужчине, которого сама выбрала себе в мужья?
Бескомпромиссная четкость формулировки огорошила собеседницу:
— Я… я… впрочем, ладно. Признаю, что вела себя старомодно, действовала с излишним упрямством… Ну да дело прошлого.
— Не уверен, — изрек Уильям задумчиво. — Сюжет будет завершен, когда вы перестанете в душе сожалеть, что подвенечный наряд так и не был использован по назначению.
— Кто… — зло заговорила Эстер.
— Кто — кто? — перебил он. — Естественно, София! Она дала мне некий совет, когда я утром разговаривал с ней по телефону. София подсказала мне, что девушка, прошедшая через подобные испытания, нуждается в особенно чутком и деликатном обращении.
Ну что тут скажешь! Снова несносные люди за ее спиной решают вопросы ее личной жизни!
— А в какой связи София сказала вам это?
— Да ни в какой! Я же сказал вам, что моя сестра человек добрый и вовсе не плохой. Только по временам у нее немного едет крыша.
— По-моему, все в вашем семействе не без сдвига.
— Это нехорошо… для вас. Ну, в том смысле, что, видимо, неприятно сознавать, что вы так сладко целовались с сумасшедшим.
Эстер попыталась что-то сказать, но Уильям дал понять, что еще не высказал главного.
— Вижу, мои слова вызывают у вас яростное сопротивление. Но так ли уж я одинок в своем мнении? Примерно так же по обсуждаемому вопросу высказались: моя сестра, которую, конечно же, удобней счесть сумасшедшей; ваша подруга Рут Эванс, эту можно причислить к разряду экзальтированных болтушек. Сюда же, как ни странно, попал и ваш бывший суженый с манерами бродячего пса. Кстати, не могли бы вы объяснить, почему, если вы считаете его безнравственным типом, его суждения обо мне приняты вами на веру?
Теперь она изучающе посмотрела на Билла Картера. Тот, чувствуя интерес собеседницы, продолжил:
— Кстати, к тем плюсам в моей характеристике добавлю еще штришок. Ведь это я обеспечил вас клиентурой Томпсона. Джон Коллинз только заикнулся об уходе Томпсона и новом молодом работнике — я тут же заочно проголосовал за вас…