ящик. Он наблюдал за Рекой и сказать ему было нечего. То, что осталось от капитана, люди выбросили за борт – самое близкое к морским похоронам. Попугая так и не нашли. Побитая «Веселая миссис Трасспот» шлепала колесами дальше, снова безмолвная, огромные глаза внимательно открыты.
Лес они увидели задолго до того, как к нему подошли. Он появился впереди большим темным пятном на горизонте, и туда их неизбежно несла Река. Люди и игрушки собрались на носу вместе, не отрывая глаз от Леса, забыв прежнюю рознь перед лицом неизвестности. Лес приближался все быстрее, скоро можно было уже разглядеть деревья на опушке и прорезь, в которую втекала Река. Пароход сбавил ход, будто предлагая в последний раз повернуть назад, а потом загудел, словно бросая вызов, и смело зашлепал колесами к узкой щели.
Они вплыли в Лес.
Он был угрюм и мрачен, а деревья огромны, будто им было несколько сотен лет. Высокие, толстые, угрожающие – напоминание о тех временах, когда человечество жило лишь милостью Леса и было только частью пульсирующей в нем жизни. Тяжелые ветви огрузли под листвой, переплетаясь навесом, не пропускавшим солнца. Вплывая в Лес, люди и игрушки оставили свет дня позади и вступили в вечные сумерки.
Здесь никто никогда не собирался играть. В великом Лесу не были предусмотрены ни комфорт, ни безопасность. Он был свободен, дик и не укрощен – сюда человек входил на свой страх и риск. Высокие деревья стояли плотно, покрытые морщинистой корой, с темно-зелеными листьями. Воздух был полон густым ароматом земли, тления и жизни. Пароход шел медленно, уверенно, вниз по Реке, и ветви время от времени задевали крышу мостика. Он будто плыл через бесконечный вечер, серый, траурно-торжественный и зловеще тихий – огромный живой собор древнего Леса.
Так они попали из мира игрушек в великую зеленую мечту древних дней и плыли вниз по темной Реке в поисках загадки и тайны – потерянной человеческой души с именем Красный. И армии, которую он собирал для своих, неизвестных целей.
Они говорят, что он безумец... Что он хочет разрушить их мир...
Джиль и Финли стояли с дезинтеграторами в руках, в любую минуту готовые пустить их в дело. Джулиан и Евангелина стояли у борта, ощущая себя какимито незначительными в этой обители гигантов. Флинн метался, пытаясь все это снять, но Тоби впервые в жизни был слишком запуган, чтобы давать какойнибудь комментарий. Пуги, Медведь и Козел стояли рядом, морально поддерживая друг друга. А на мостике Хэллоуини глядел во мрак взглядом птицы, смотрящей в глаза змеи.
У этой бесконечной тишины была своя сила. Никому не хотелось затевать беспечную болтовню. Не слышалось ни птиц, ни насекомых – только мерное шлепанье плиц парохода. Безмолвие, казалось, чего-то ждет, будто в любой момент мог заговорить оглушающий голос, которому должно повиноваться все живое. И люди, и игрушки напряженно слушали, когда из мрака донеслась первая пронзительная нота. Сначала послышалась песня – живая, переливающаяся мелодия, радостная и свободная. Потом стали видны певцы – яркие и крылатые маленькие создания, летающие среди деревьев, как сошедшие на землю звезды. Их были целые толпы, пролетающие над кораблем, как волны света, пикирующие и парящие вокруг, но никогда не подлетающие слишком близко. Люди и игрушки смотрели расширенными глазами и с еще более широкими улыбками, зараженные неожиданной радостью в таком мрачном месте. Певцы были похожи по форме на людей, но ростом всего лишь в фут и с длинными крыльями пастельных цветов. Они сияли ярким внутренним светом, мерцающие и быстрые, лучезарные, как оживший лунный свет. И они пели соло и хором, высокими чистыми тонами с переливающимися арпеджио и бесконечными гармониями, хор крылатых ангелов, с песнями такими чистыми и красивыми, что сердце разрывалось. Это был дарованный голос Леса, в песне был смысл и настроение. Все пассажиры парохода почувствовали, что они подошли к самому краю, где получат ответ на все вопросы, имеющие хоть какой-то смысл. И вдруг певцы исчезли в Лесу, и песни их растаяли в темной дали. – Что за черт? – спросил Тоби, когда они скрылись из глаз. – Ты это заснял, Флинн?
– Не спрашивай, – ответил Флинн. – Камера снимала, но я унесся душой с этими эльфами. Правда, они прекрасны? – Великолепны, – сказал Финли. – Но что они здесь делают? Что делает этот Лес в Мире Шеннона? Это место явно не для детей. Черт, я не уверен, что я сам для него созрел.
– А может он быть настоящим? – спросил Джулиан. – Изначально существовать на этой планете? Он с виду старый, даже древний.
– Нет, – ответила Евангелина. – На этой планете не быложизни, пока Шеннон не сформировал свой мир. Все здесь – его работа.
– Тогда зачем он создал это? – усомнился Джиль. – С какой целью?
– Это у него намечался следующий проект, – объяснил Пуги, и все повернулись к нему. Мультяшная фигура не смотрела по сторонам. Он был серьезен и спокоен. И голос у него был ровным. – Целью Шеннона всегда было добраться до души человечества, исцелить его раны. Страна Вечного Лета была только первым шагом. Место, где найдут мир и отдых дети всех возрастов. Следующим шагом должен был стать Лес. Место, где человек может исчезнуть настолько, насколько захочет, чтобы найти свои духовные корни и снова стать уверенным и сильным.
Когда Лес был закончен, Шеннон в него вошел и больше не вышел. Он до сих пор где-то там, если жив. Вот почему Харкер избрал убежищем это место. Это место возрождения. Возрождения души Мира Шеннона.
– Погоди-ка, – ошарашено спросил Медведь. – Откуда ты знаешь, почему Харкер выбрал это место?
– Потому что я один из его учеников, – спокойно ответил Пуги, обращая ко всем свои большие и понимающие глаза. – Я вас отведу прямо к нему.
На него набросились с расспросами, но Пуги только качал головой и говорил, что на все вопросы им очень скоро ответит Харкер. Козел взъярился, что его обманули, и даже угрожал Пуги своей дубиной, но Медведь его оттащил. В задании ничего, в сущности, не изменилось, и если Пуги проведет их прямо к Харкеру, так тем лучше. Козел уступил, ворча, но дубинку не отложил. Пуги в одиночестве стоял на носу, с нетерпением глядя вперед. Люди тихо переговаривались. Джиль сказал, что он этой игрушке так и так не верил. Финли отметил, что вряд ли одинокая игрушка представляет для них опасность. Но на единственное важное следствие откровения Пуги указала Евангелина: Харкер знал, что они идут к нему.
Пароход шел сквозь сумерки. Скоро впереди послышались барабаны, будто медленно билось сердце спящего великана. Или даже сердце самого Леса. В воздухе ощущались следы дыма, острые и пряные. Ощущение взгляда невидимых глаз все время росло, и люди вместе с игрушками все время сбивались вместе на носу корабля, держа оружие наготове. Люди уже думали не о том, как добыть у Харкера стратегически важную информацию, которой он обладал, а о том, как пережить встречу с ужасным Красным и его армией. Того, из чьих земель еще никто не вернулся. Барабаны гудели все громче и грознее.
– Он великий человек, – сказал Пуги будто во сне оттуда, где стоял в одиночестве. – Его нелегко понять – иногда, но он – человек великой мудрости. Мы принадлежим ему сердцем и душой. Мы готовы умереть за Красного. Он выведет нас из тьмы, положит конец войне, изменит до неузнаваемости лицо этого мира.
– Хотят этого другие или нет, – добавил Плюшевый Медведь.
– А как он собирается все это изменить? – спросил Финли. – Напустив свою армию на всех остальных? Заставив всех идти по своему пути вместо того, который они выбирают сами?
– Вы не понимаете, – сказал Пуги. – Он знает истину, которая меняет всех нас, кто ее услышал. Он спас меня. Он спас нас всех. Он спасет и весь мир.
– Хочет тот спасения или нет, – добавил Джиль. – Я таких уже видел.
– Нет, – твердо сказал Пуги. – Таких, как Красный, ты никогда не видел.
И больше из него ничего нельзя было вытянуть.
Наконец они прибыли к лагерю Харкера. Его последователи расчистили поляну среди высоких деревьев и построили большую деревянную крепость с высокими стенами, изящными башнями и подвесными переходами. С них тысячи игрушек смотрели, как колесный пароход останавливается в большой темной лагуне, где кончалась Река. Барабаны теперь оглушали, трясся весь воздух. Дым поднимался от сотен костров, горящих в темноте между деревьями алым и золотым пламенем. На каждой стороне пылали факелы, их пляшущее пламя отбрасывало беспокойные тени. Игрушки всех видов стояли впереди и позади деревьев, вооруженные самым разным оружием, и молча смотрели на пришельцев немигающими глазами. Подчиненные воле Красного, но в полном сознании и внимании, и открыто недоброжелательные.
Барабаны смолкли сразу, без предупреждения. Армия игрушек никак на это не отреагировала. Внезапно наступившая тишина нарушалась только потрескиванием сотен костров и факелов и медленным стуком машины парохода. Финли и Джиль медленно огляделись, всячески избегая резких движений, которые могли бы быть неверно истолкованы. Медведь и Козел стояли, держась за руки, потерянные души в нижнем мире. Свет фонарей парохода не слишком разгонял окружающий мрак, а багровый свет массы костров и факелов делал только глубже тьму между деревьями – как будто угли тлели в ночи.
– Добро пожаловать в Ад, – тихо произнес Тоби.
– Это не Ад, – ответил Пуги. – Это дом. Подходите к левому берегу и спускайте трап. Нельзя заставлять Харкера ждать.
Джиль глянул на мостик, на Хэллоуини.
– Давай гудок. Пусть Харкер знает, что мы здесь. Пусть не думает, что мы боимся.
– Мы боимся, – заметил Морской Козел.
– Может быть, – сказал Джулиан. – Но Харкеру об этом знать не обязательно. Давай гудок.
Гудок звучал снова и снова – мальчик-скелет усердно дергал за шнур. Громкий, резкий гудок разогнал тишину, и раскаты эха наполнили Лес. Наблюдающие с берега игрушки не шелохнулись, но пассажиры парохода почувствовали себя лучше.
– Ладно, – предложил Финли. – Пойдем навестим Красного. И помните – не стрелять, пока не упремся нос к носу.