Хром XIII был своеобразен во всех смыслах этого слова. Первый побывавший в этой системе исследовательский корабль чуть было не пролетел мимо планеты. Существование разумной жизни на таком расстоянии от угасающего, холодного солнца считалось невозможным. Но что-то на поверхности Хрома XIII привлекло внимание капитана, и он решил все же спустить вниз исследовательские зонды. Когда они получили результаты исследований, даже видавшие виды офицеры разинули рты. Там, внизу, внутри огромного газового шара, который, собственно, и носил имя Хром XIII, существовала странная нематериальная жизнь. Тот самый чистый разум, существование которого противоречило всем физическим законам.
«Неустрашимый» завис на самой удаленной от планеты орбите, какую только смог рассчитать корабельный штурман. Сайленс и Фрост наблюдали на обзорном экране, как выпущенные ими зонды погружаются в атмосферу невероятной планеты. Камеры зондов поочередно передавали на экран изображения одно непонятнее другого. Яркость изображения была такой, что аппаратура могла перегореть каждую секунду.
Твердой поверхности у газовой планеты не обнаружилось. Там вообще не было ничего твердого. Зонды погружались все глубже и глубже. На экране сменяли друг друга немыслимых оттенков цветовые пятна и яркие, светящиеся области. Цвета смешивались и перетекали один в другой, мелькали странные тени — и во всем этом мельтешений нельзя было уловить ни малейшего смысла. Цветовые пятна простирались на тысячи миль, в облаках виднелись огромные воронки диаметром со средних размеров луну — они тоже переливались всеми оттенками. Их окружали океаны голубого тумана, темного, как сама ночь. То и дело среди всего этого великолепия вспыхивали яркие молнии — и исчезали так быстро, что человеческий глаз не успевал их рассмотреть.
— Эти вспышки и есть туземцы? — спросил Сайленс.
— Мы думаем, что да, — ответила Фрост. — Но здесь ни в чем нельзя быть уверенным. Во всяком случае, молнии обладают рядом свойств, которые мы привыкли считать признаками жизни. Они реагируют на внешние воздействия, поглощают свет в одном диапазоне и излучают в другом и, похоже, общаются друг с другом, хотя все наши трансляторы не в силах расшифровать их язык. А еще они воспроизводятся и внезапно исчезают по необъяснимым причинам.
— Замечательно, — сказал Сайленс, стараясь не показывать, насколько ему не по себе. — Ну и как же мы собираемся с ними общаться?
— Никак, — ответила Фрост. — Мы даже не знаем, подозревают ли они о нашем присутствии. Лучше бы не подозревали. К чему нам это?
Сайленс изумленно приподнял брови:
— И Империю устраивает такое положение вещей?
— Вполне. У них нет ничего такого, что может нам понадобиться.
— Так какого черта мы здесь делаем? — удивился Сайленс.
— Приглядываем за ними. Мы ведь даже представить себе не можем, на что они способны. Кто знает, каков предел возможностей этих существ, если с нашей точки зрения невозможно само их существование? А вдруг они догадаются о нашем присутствии? Если эти существа решат покинуть свою планету и заглянуть в какой-нибудь населенный мир, нам придется плохо. Каждая из молний — это разряд в несколько миллиардов вольт, и неизвестно еще, какие силы действуют там, внизу. Очевидно только, что таких сил хватает. Так что мы ничем не сможем остановить их, если они решат на нас напасть.
Бессмысленно применять оружие против того, у кого нет тела.
— Замечательно! — сказал Сайленс. — Ну просто потрясающе. Значит, теперь у нас наконец есть о чем беспокоиться. Итак, сказать мы им ничего не можем, угрожать — тем более, и мы даже не уверены, что они знают о нашем визите.
— Совершенно верно, — подтвердила Фрост. — Все, что мы можем, — это сбросить вниз пару сотен зондов-наблюдателей и убраться отсюда.
— Вступай в Имперскую армию, и ты увидишь Вселенную, — мрачно изрек Сайленс. — Встретишь необычные, интересные формы жизни и сбежишь от них. Штурман, мы убираемся отсюда к чертовой матери. У меня голова трещит от всего этого.
Последняя планета в их списке называлась Эпсилон IX. Тут без тяжелых скафандров было не обойтись. Сила тяжести на Эпсилоне IX в пять раз превосходила нормальную, воздух представлял собой смесь ядовитых газов, каждый из которых был смертелен для человеческого организма. Атмосферное давление превосходило давление воды на дне океанической впадины, и воздух был таким же плотным, как эта вода. В довершение всего вся поверхность планеты, от северного полюса до южного, была покрыта толстым слоем липкой грязи. В некоторых местах глубина ее была не больше пары футов — и это здесь называлось сушей. Удивительно грязная суша. Кое-где над ее поверхностью поднимались небольшие холмы — они вырастали за одну ночь и за день успевали растечься грязной лужей.
Кое-где также виднелись огромные искусственные сооружения — то ли здания, то ли машины, а может, ни то ни другое. Разумные обитатели планеты признавали, что строили эти объекты, но для чего и почему — объяснять отказывались. Грязь Эпсилона IX содержала некоторое количество безумно редких и нужных Империи химических элементов. Для их добычи имперские ученые создали специальное автоматическое оборудование. Людей на планете не было вообще: даже полностью закрытые и защищенные станции неизбежно тонули в жидкой грязи, а их постоянный ремонт стоил огромных денег.
Автоматы по добыче редких элементов работали только потому, что туземцы взяли на себя труд за ними приглядывать. О самих туземцах не было известно почти ничего. Похоже, что кроме них на Эпсилоне IX не было ничего живого. Отсюда естественным образом возникал пренеприятный вопрос: а чем, собственно, питаются эти существа? Грязь и живущие в ней туземцы были каким-то непостижимым образом связаны между собой, что позволяло последним процветать и благоденствовать. Но раскрывать людям свои секреты они не собирались. Туземцы вообще ничего не любили объяснять, а тех, кто пытался выяснить все сам, поджидали всевозможные неприятные сюрпризы.
Сайленс и Фрост добрались в шлюпке почти до самой поверхности планеты — если, конечно, это можно было назвать поверхностью. Шлюпка зависла в воздухе, и оба пассажира, неуклюжие в своих тяжелых скафандрах, протиснулись в узкую дверь шлюза, чтобы приземлиться по колено в жидкой грязи. Спотыкаясь и скользя, они побрели вперед, то и дело хватаясь друг за друга, чтобы не упасть. Под ногами, кажется, было что-то твердое, но это «что-то» непредсказуемым образом поднималось и опускалось под слоем грязи. Грязь радовала глаз всеми оттенками серого, так же, как и хмурое небо, что, мягко говоря, не помогало сориентироваться. Небо и земля незаметно сливались в своем сером однообразии, в результате чего Сайленс почти сразу потерял чувство направления. Такие, казалось бы, незыблемые понятия, как справа или слева, спереди и сзади, моментально стали для него спорными и очень индивидуальными. В последний раз капитан чувствовал себя подобным образом после недельного запоя.
Сайленс медленно тащился вслед за Фрост. Сервомеханизмы их тяжелых скафандров громко скрипели, сражаясь с огромной силой тяжести. Капитан тихо радовался, глядя, с каким трудом бороздит густую грязь Фрост. Приятно все-таки узнать, что даже разведчики не всесильны. Они шли все вперед и вперед, а грязь вокруг вздымалась и опадала, подчиняясь непостижимым законам своего существования. Сайленс был почти уверен, что Фрост знает, куда они идут, но на всякий случай ни о чем ее не спрашивал. Вдруг все-таки не знает? Капитану нравилось думать, что хотя бы один из них понимает, что происходит.
Шлюпка продолжала висеть над головой — достаточно высоко, чтобы не испугать туземцев, но все же настолько близко, чтобы успеть подобрать своих пассажиров в случае опасности. Сайленс начал уставать. Несмотря на тяжелый скафандр, даже стоять при такой силе тяжести было трудно. А судя по показаниям температурных датчиков скафандра, здесь могли расплавиться даже некоторые металлы. Капитан был мокрым до нитки — даже система охлаждения скафандра не могла помешать ему потеть. От потери координации отчаянно кружилась голова. Эти неприятные ощущения настолько захватили капитана, что он даже не сразу заметил, когда Фрост внезапно остановилась. В последнюю секунду он все же успел затормозить и избежать столкновения. Стоять, как выяснилось, тоже было трудно. Сайленс сделал несколько глубоких вдохов и огляделся. С его точки зрения, это место ничем не отличалось от любого другого на этой планете. Никаких сооружений поблизости не было — только слева от них медленно, как растаявшее мороженое, оседал огромный холм.
— Мы что, пришли? — спросил наконец капитан.
— Да. Насколько это возможно, — ответила Фрост. — По крайней мере координаты совпадают. Знаете, тут и правда омерзительно. Такое ощущение, что создатель этого мира просто вычихнул его.
Сайленс поморщился:
— Точнее не скажешь. Что будем делать дальше, разведчица?
— Ждать, пока кто-нибудь не появится. Что, несомненно, произойдет не скоро. Может, нам стоило взять с собой ведерко с совочком.
И тут грязь перед ними вспучилась и поднялась вверх огромным замедленным фонтаном. Сайленс и Фрост тут же навели на него свои дисраптеры. Фонтан вырос в толстую липкую колонну, которая, в свою очередь, продолжала видоизменяться, пока не превратилась в подобие человеческой фигуры. Все детали, включая одежду, были тщательно вылеплены из той же самой грязи. Грязевой человек выглядел таким щеголем в элегантном вечернем костюме, что Сайленсу на секунду стало неудобно за свой тяжелый скафандр. Он заставил себя отвлечься от посторонних мыслей и перевел взгляд на лицо странного посетителя. Лицо было серым, но, несомненно, человеческим, несмотря даже на потеки грязи. Грязевой человек остановил взгляд на Сайленсе и Фрост, и рот его скривился в ухмылке.
— Предупреждаю ваш вопрос, — сказал он. — Нет, на самом деле я выгляжу совсем не так. То, на что вы смотрите, — всего лишь проекция, выполненная из подручных материалов. Поверьте мне, моя истинная внешность вам бы не понравилась. Скорее всего, вас бы просто стошнило, а это, смею предположить, крайне неприятно делать в таком костюме, как у вас. Человеческие чувства слишком примитивны, чтобы оценить мою истинную красоту.