Обещаешь?
Балти разбудили вопли. Он вылетел из постели. Благодарна и Коббы стояли у двери комнаты Ханкса.
— Что случилось, ради всего святого? — воскликнула миссис Кобб.
— Ему опять кошмар приснился, — сказал Балти.
— По звукам непохоже…
Из-за двери снова донесся вопль — безумное уханье.
— Я тебе говорила, что он слишком много пьет, — заметила миссис Кобб.
— Я разберусь. — Балти открыл дверь.
Ханкс стоял, привалившись к стене. Он смотрел на свои ноги, приподнимая по очереди то одну, то другую. Он взглянул на Балти, ухмыляясь, и продолжал поднимать и опускать ступни, словно благоговея перед неким только что изобретенным механическим чудом.
— Балти, глянь! Глянь!
Вошли миссис Кобб и Благодарна.
— Я на ногах!
— Вам бы на колени сейчас встать, мистер Ханкс, и вознести хвалы, — заметила миссис Кобб.
Ханкс продолжал поднимать и опускать ноги:
— Мне приснилось, что я хочу поссать. Я потянулся за горшком. Не нашел его. И вдруг понял, что я стою. Стою!
Через несколько дней Ханкс уже полностью владел ногами. Миссис Кобб и Благодарна спорили, кому принадлежит заслуга его выздоровления. Миссис Кобб приписывала успех своим чаудерам. Благодарна говорила, что помогли ее молитвы и то, что она растирала Ханксу ноги. Балти выразил свое мнение — что Господь совершил чудо, но не исцеления, а милосердия, освободив Коббов от дальнейшего бремени гостеприимства. Мика прозвал Ханкса «мистер Лазарь».
Благодарна, которая все это время была заботлива и весела, теперь с каждым днем становилась все замкнутей и молчаливей. Балти замечал это острее, чем другие. Поскольку Бартоломью настаивал, чтобы Балти и Ханкс сидели дома и не подходили к окнам, Балти никак не представлялся случай поговорить с Благодарной наедине. Наконец — за день до отъезда — ему это удалось.
— Все ли хорошо? Вы как-то грустны.
— Возможно, — ответила она, не отрываясь от работы по дому. — Куда ты поедешь?
— Я не должен этого говорить. Новый Амстердам. Не выдавайте Ханксу, что я вам сказал.
— Ты не задержишься в Нью-Хейвене?
— Не знаю, каковы намерения Ханкса. Он весьма зол на мистера Макреля. Он не из тех, кто забывает обиды. Хотя, конечно, и я не прочь дать Макрелю поболтаться на утесе. Или этим чертовым квирипи…
Балти помолчал.
— Миролюба мне все рассказала. Про Гедеона. И про…
— «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь».
— Это из «Священной книги квакеров»?
— Мистер Балти, никакой «Священной книги квакеров» не существует. Это из Послания Павла к римлянам.
Балти заржал:
— Похоже, Павел не бывал в Нью-Хейвене.
— Господь пощадил тебя и мистера Ханкса. Ты мог бы воздать Ему. Благодарностью.
— Я предложу это Ханксу. Но не думаю, что он согласится с Павлом.
— Ради меня.
— Вы загадка, вот что я вам скажу. После того, что эти «святые» с вами сделали?
— Предоставь возмездие Богу, Балти. Обещаешь?
— Обещаю, если вы пообещаете не разгуливать больше у них в молельнях нагишом, — не уступал Балти. — Простите, но я подозреваю, что от этой тряски у вас мозги съехали. Вы же знаете, что они с вами сделают! Вы что, хотите умереть такой смертью?
Благодарна улыбнулась. Их губы слились. Жаворонки запели гимны у небесных врат. Тут дверь с грохотом распахнулась, и вошла миссис Кобб, держа в каждой руке по обезглавленной курице.
— Ну и ну, — сказала она. — Извините, не хотела вам мешать.
Наутро Балти и Ханкс уехали. Благодарна проводила их до своей хижины. Ханкс попрощался и отошел немного.
Балти сказал:
— Я не знал Гедеона, но уверен, он не хотел бы, чтобы вы таким образом уничтожили свою жизнь. Но могу сказать точно — ему очень посчастливилось, что вы были его женой.
Она коснулась ладонью его щеки:
— Благодарю тебя, мистер Балти, за все, что ты для меня сделал. Что бы ни ждало меня впереди, я молю Бога, чтобы Он сделал меня достойной твоего доброго сердца.
Она поцеловала его в лоб, повернулась, вошла в маленькую хижину у пруда и закрыла за собой дверь.
Глава 24Макрель для мистера Макреля
— Но я же обещал.
— А я нет.
— Ну я вроде как пообещал за нас обоих.
— Тише. Ты болбочешь, как стадо индюков, — вздохнул Ханкс.
Солнце клонилось к закату. Балти и Ханкс, изображая торговцев рыбой, расположились с телегой, груженной товаром, на улице рядом с домом Уильяма Джонса.
— Я не верю, что из Гарварда тебя выкинули за пьянство в день Господень.
— О чем ты?
— Ты явно без прилежания изучал Библию. И не знаком с Посланием Павла к римлянам.
— Ты хочешь найти цареубийц или нет? Ты для этого приехал.
— Я так думал. Пока ты не сообщил мне, что мой зять отправил меня сюда, только чтобы от меня избавиться.
— Я бы и сам хотел от тебя избавиться.
— А я думал, что наша миссия — способствовать визиту полковника Николса.
— Так и есть. Это все одно к одному. Если ньюхейвенцы покрывают цареубийц, они вполне могут и вступить в заговор с голландцами. Мы и это выведаем у Джонса. Если ты перестанешь болботать.
Парадная дверь дома отворилась. Появилась знакомая плотная фигура.
— Пошли, — сказал Ханкс.
Он повел лошадь по улице навстречу Джонсу.
— Устрицы! Мидии! Омары! Треска!
Лицо его было замотано шейным платком.
— Эй, ты! — крикнул Джонс. — Что это ты тут делаешь? Ну-ка покажи разрешение на торговлю!
— Сию минуту, ваше благочестие.
Ханкс вытащил дубинку и треснул Джонса по затылку. Тот рухнул, как бревно.
— Быстро, давай его в телегу.
Балти попробовал поднять тот край Джонса, что был к нему поближе:
— Он весит больше коня, черт бы его побрал.
— Давай, шевелись.
Балти уронил свою оконечность Джонса на дорогу. Тело звучно шмякнулось.
— Может, привяжем его к телеге и потащим?
— Ты хочешь, чтобы весь город на нас набросился? Бери его за ноги. Раз, два, взяли.
С геркулесовым пыхтением они втащили тушу на телегу и зарыли поглубже в кучу льда, слизи и гниющей рыбы. Выбравшись за околицу, Ханкс связал Джонсу руки и ноги и засунул в рот кляп.
Через час они достигли прогалины в лесу к северу от города.
Ночь была темная, безлунная. Вытащить Джонса из телеги оказалось легче, чем погрузить. Когда его уронили на землю, он застонал.
Ханкс работал быстро. Он вбил в землю деревянные шесты и распластал Джонса, привязав к шестам его руки и ноги. Расстегнул ему жилет и рубаху, обнажив китовое брюхо и грудь. Зачерпнул в ведро самой тухлой рыбы, вывернул вонючую массу на Джонса и вытащил у него изо рта кляп.
Джонс принялся ругаться и плеваться. В темноте он не видел лиц похитителей. Он потребовал, чтобы ему сказали, что означает такое возмутительное обращение.
Балти зажег факел. У Джонса сделались круглые глаза. Ханкс присел на корточки рядом с ним, болтая тушкой макрели у него над лицом:
— Макрель для мистера Макреля!
Джонс начал брызгать слюной:
— Но вы же…
— Умерли. И правда. Стало быть, мы призраки.
— Чего вам надо?
— Дело не в том, чего надо нам. Дело в том, чего надо им. Тем, кто живет в темноте. Лесным тварям. Как только этот дивный аромат, — Ханкс втянул воздух и скорчил рожу, — достигнет их обоняния, о, как они возжаждут пищи. Нет ничего лучше тухлой рыбы, чтобы подстегнуть их аппетит. А, мистер Макрель?
— У меня есть деньги!
— Воистину, сэр. И прекрасный дом. Как это ловко было с вашей стороны — жениться на дочери Итона. Сколько бишь у вас каминов? Девятнадцать? Больше, чем у преосвященного Дэвенпорта! Более чем достаточно, чтобы согреть вашу жирную тушу в зимнюю ночь. Но летней ночью, как сейчас, мне подавай свежий воздух.
Ханкс втянул воздух.
— Но чем же это пахнет? Обычно воздух в лесу благоухает сосновой смолой. Но не сегодня. Представьте себе, сколько носов сейчас подергивается там, в темноте. Такой запах — все равно что гонг, созывающий к обеду. Интересно, кто явится к столу первым? Я ставлю на кугуаров. Хотя и волки с лисами тоже не замедлят. А есть еще твари помельче. Хорьки. Еноты. Крысы. И про птиц небесных не забываем. Ястребы, грифы и прочие. Слушай, Балти!
— Что?
— У греков был миф про одного типа, который рассердил богов, и его приковали к скале, чтобы орел каждый день кушал его печенку. Как его звали?
Балти смутно помнил этот сюжет, но не имя главного героя.
— Прометей, не так ли? — подсказал Ханкс.
— Точно, — ответил Балти. — Чертовски неприятная история.
— Угу. Не хотел бы я, чтобы мою печенку каждый день кушали. Это и один-то раз пренеприятно, а что уж говорить про каждый день до скончания века. Но наш мистер Макрель — простой смертный, ему придется это вынести лишь единожды. Правда, зато его много. Такого большого будут долго есть.
— Чего вы хотите? — Джонс извивался, пытаясь вырваться. — Я дам вам все, что угодно.
— Какой вы сегодня услужливый. Все, что угодно? Даже не знаю, с чего начать. Балти, с чего мы начнем?
— Я хотел бы услышать извинения.
— Отличная мысль. Я тоже.
— Извините, — произнес Джонс.
— Балти, ты слышал? Мистер Макрель извиняется.
— Я слышал. Но от чистого ли сердца?
— Я спрошу. Мистер Макрель, вы говорите от чистого сердца?
— Клянусь!
— Ну что, Балти? Ты слышал.
— Знаешь, Ханкс, я, кажется, ему верю.
Ханкс похлопал Джонса по животу:
— Молодцом, мистер Макрель. Очень хорошо. Балти, что еще мы хотели от него услышать?
— Я забыл.
— Я тоже. Давай вернемся в город и хорошо поужинаем. Может, тогда вспомним.
— Нет! Не бросайте меня здесь!
— О, я бы на вашем месте не стал поднимать голос. Звери могут услышать.
— Не оставляйте меня тут!
— Стой, — сказал Балти. — Я вспомнил. Мы собирались спросить у мистера Макреля, знает ли он, где Уолли и Гофф.
— Точно! Браво! — сказал Ханкс. И, уже Джонсу, серьезным тоном: — Говорят, ваш отец в самом конце держался мужественно.