— Я проведу допрашивание относительно этих персон. Но я испытываю сомнение, что они здесь. Я бы знал.
— Не утруждайтесь на наш счет.
— Никакого утруштения. Всего лишь любезность. А сегодня вечером вы окажете мне ответную любезность, отужинав со мной. В моем доме, за городом. И вместе мы приветствуем ваши английские корабли, когда они придут. Это синхронистически, нет?
— Прошу прощения?
— То, что вы и корабли прибыли одно… — старина Петрус соединил пальцы обеих рук, — одно…
— А! Вы имеете в виду, что мы прибыли одновременно с полковником Николсом?
Ханкс дернулся.
Время снова остановилось. Старина Петрус вновь надел очки, взял со стола какой-то документ и прищурился.
— Николс… Да, здесь указано имя. Ричард Николс. Полковник. Это он будет проводить инспектирование ваших колоний. Значит, он вам известен?
У Балти в голове воцарилась пустота. Вмешался Ханкс:
— С позволения вашего высокопревосходительства, все знают полковника Николса. Чрезвычайно уважаемый человек. Лучший административный инспектор на всю Англию. Высший класс. И джентльмен до подошв ботинок. Ваше превосходительство с ним поладят просто, такскыть, как две горошины в стручке. Я не хочу сказать, что вы имеете сродство с овощами. Просто выражение такое, сударь. Оборот речи.
— Как много англичан посещает нас в эти дни, — произнес старина Петрус.
Они с Кунцем заговорили по-голландски.
— Мой заместитель Кунц о вас позаботится. К сожалению, вы не можете быть хостями здесь — после неприятностей прошедшей войны Вест-Индская компания ввела правило, что неголландцы не могут жить в форте. Кроме тех, кто ожидает казни. Итак. Отдохните. Вымойтесь. Приобретите чистую одежду, и мы отбудем отсюда в… — он посмотрел на часы с маятником, отличный образец из мастерской Соломона Костера в Гааге, — в пять по часам. Он не так далек отсюда, мой дом. Всего две мили. Бауэри номер один. По пути нашего продвижения я покажу вам части Манатуса. Вы найдете его весьма ласкательным глазу. Вы поймете, почему мы так гордимся своей колонией.
Кунц поселил их в трактире — «наиболее лучшем заведении во всем Новом Амстердаме», как он выразился. Заведение называлось «De Hoorn des Overvloeds» и располагалось у Восточной реки. Как объяснил Кунц, название означало «Рог изобилия». Он подмигнул и добавил, что к услугам постояльцев две самые чистые проститутки во всем Новом Амстердаме, Деркье и Ютта.
— Господи Исусе! — фыркнул Ханкс, когда они остались одни в своей комнате. — Ты так завяз языком у него в жопе, что совсем забыл про Уолли и Хоффа. Потом тебе приспичило сболтнуть имя Николса. Потом ты заявляешь губернатору: «Ой, а время-то! Я побежал, привет тетушке». Мне следовало бы взять иглу и суровую нитку и зашить тебе пасть.
— Ты что, не понял? Он нас раскусил. Я пытался уйти под благовидным предлогом. И тут ты начал болтать с этим ужасным акцентом.
Балти взглянул в окно. На той стороне реки виднелся Брёкелен. Его фермы смотрелись так мирно по контрасту с суетой на берегу под окнами. Балти жаждал оказаться на брёкеленской стороне. Даже дальше, в Устричном заливе. Рядом с Благодарной.
Ханкс вытянулся на кровати, готовый захрапеть.
— А ты не думаешь, что он нас раскусил? Все эти намеки на одновременность.
— Может быть.
— А что насчет судей? Ты ему веришь, что их тут нет?
— Не знаю.
— Может быть… Не знаю… Большое спасибо, Эразм Роттердамский.
Ханкс заговорил, не открывая глаз:
— Давай посмотрим. Во-первых, он не отправил нас на виселицу. Во-вторых, он выпустил нас из тюрьмы. В-третьих, я лежу на мягкой пуховой перине в лучшем заведении города. За счет губернатора. В-четвертых, мы приглашены на ужин в его загородном доме. Подытожив все это, я полагаю, что нет, он нас не раскусил.
— А что насчет судей?
— Я склонен верить человеку, который думает, что его вот-вот бросят на съедение диким зверям. Ты сам видел Джонса и Покайся в Фэрфилде, и они направлялись сюда. Я склонен думать, что судьи здесь. Но не забывай, наша задача заключается не в их поимке. А в помощи Николсу. А твое заключение каково?
— Что зря я вообще уехал из Англии.
— Гм. Надо думать, там ты преуспевал.
На Балти навалилась усталость. Он лег на кровать.
— Извини, я не хотел.
— Нет, ты прав. Ce n’est que la verité qui blesse.
— Не вешай нос. Если наше дело выгорит, будешь зваться сэр Балтазар де Сен-Мишель. — Он зевнул и захрапел, оставив Балти наедине с мыслями.
Рыцарское звание. Еще полгода назад от одной мысли об этом у Балти колотилось сердце. Но сейчас его пульс не ускорился — сердце билось как раньше, исполняя свою однообразную работу. Балти не мог думать ни о чем, кроме золотоволосой квакерши, носящей в утробе дитя, — то ли от убитого мужа, то ли от его убийцы.
Балти проснулся. Был полдень. Ханкс сидел за столом и писал. Балти встал и заглянул ему через плечо. Это был план крепости с пояснениями: сколько пушек на том бастионе и на этом, сколько примерно солдат, где стоят часовые, сколько канонерских кораблей в гавани — все, что может быть важно для вторжения.
— А это тебе зачем?
— Думал прибить к дверям форта, как Лютер свои тезисы, — ответил Ханкс, не отрываясь от дела.
— А ты не хочешь это зашифровать? Оно нас некоторым образом обличает.
— Чертеж все равно не зашифруешь. Кроме того, для шифров нужны ключи. А мы с Андерхиллом не успели про них договориться.
Андерхилл назвал Ханксу некоего человека, который сможет передать ему сообщение. Ханкс, однако, не открыл это имя Балти — вдруг их схватят и будут пытать. Андерхилл переправит послание Николсу на шлюпке, пока эскадра будет плыть вдоль Лонг-Айленда к Новому Амстердаму.
Ханкс окончил свои труды. Он натянул сапоги и куртку.
— Жди здесь. Я быстро.
— Я пойду с тобой.
— Лучше, чтобы нас не видели вместе. Я вернусь не позже чем через час.
— А если нет?
Ханкс указал на окно:
— Наблюдай отсюда. Будешь моим ангелом-хранителем.
Балти шмыгнул носом:
— Делать мне больше нечего — сидеть у окна, подобно портовой шлюхе, зазывающей клиентов.
Ханкс ушел. Балти выглянул в окно. Он посмотрел, как Ханкс вышел из трактира и начал пробираться сквозь прибрежную толчею.
Из дверного проема одного из соседних домов выступил человек и двинулся за Ханксом. Что-то в этом человеке показалось Балти знакомым.
Он полез в суму за наблюдательной трубой, прощальным подарком братца Сэма. Когда в нее смотришь, далеко расположенные предметы кажутся ближе. Балти вгляделся. Человек повернул голову. Балти увидел его брови.
Он натянул сапоги, слетел по лестнице, выскочил из дверей и попал в толпу моряков, купцов, мясников, рыботорговцев, работорговцев, свечников, канатных дел мастеров, тележников, шлюх, лудильщиков, солдат, сапожников, часовщиков, торговцев птицей, трапперов, скупщиков меха, каменщиков, пивоваров, плотников, цветочниц, ювелиров, пекарей, — казалось, все человечество собралось тут в этот жаркий августовский полдень и обильно потело. Балти проталкивался сквозь толпу, осыпаемый сердитыми взглядами и руганью.
Дойдя до кромки воды, он огляделся. Господи, ну почему Ханкс не сказал ему, куда идет? Балти представились ужасные картины: Джонс вонзает Ханксу в спину кинжал. Успокойся, сказал себе Балти. Ханкс не младенец.
Балти повернулся, чтобы пробраться через толпу обратно в трактир, и увидел Покайся. Индеец шел прямо на него. Он был одет как белый человек. Широкополая шляпа, натянутая до бровей, скрывала вырезанное на лбу крылатое лицо.
Покайся остановился. Они с Балти смотрели друг на друга, неподвижные среди людской суеты. Индеец ухмыльнулся. Балти в приливе ярости бросился на него. Покайся исчез в толпе.
Балти стал проталкиваться за ним. Кулак ударил его в лицо. Балти упал.
Он открыл глаза и поднес руку к носу. Пальцы покрылись кровью. Никто из прохожих не помог ему встать. Новый Амстердам все так же спешил по делам. Добрых самаритян тут не найти. Балти кое-как поднялся на ноги и поплелся в трактир.
Хозяин «Рога изобилия» посмотрел на окровавленного гостя почти без любопытства:
— Драться?
— Упал.
Хозяин кивнул:
— Слишком много пить.
Балти сжимал расквашенный нос. Сгустки крови падали на рубаху. Он усилием воли вызвал четыре крепких английских военных корабля и приказал им сделать уничтожающий залп по «Рогу изобилия». Одновременный из всех бортовых орудий. Встают столбы дыма, ядра, картечь, книппели свистят в воздухе, неся смерть и превращая «наиболее лучшее заведение во всем Новом Амстердаме» в кучку мусора.
Трактирщик, вспомнив вдруг, что этот кровоточащий англичанин — гость самого генерала, дал Балти мокрую тряпку и спросил, не хочет ли тот «еще хьин». Последнее слово прозвучало, как будто он сморкался.
— Еще что?
— Хьин.
Голландец принес глиняную бутыль и вытащил пробку. Балти учуял резкий запах можжевельника. Джин.
Балти отмахнулся от предложенной бутылки и пошел к себе, прижав тряпку к носу. Пред его внутренним взором стояло тело Ханкса, плавающее в реке лицом вниз.
Чуть позже на лестнице затопотали знакомые сапоги. Дверь открылась, и вошел Ханкс. Он прижимал руку к затылку. Увидев распухший окровавленный нос Балти, он застонал и сел на край кровати.
— Вижу, ты последовал моему совету и остался в гостинице.
Ханкса кто-то треснул по затылку. Когда он пришел в себя, напавший рылся у него в карманах. Ханкс попытался его схватить, но он убежал.
— Портовый город. Удивительно, что я не очнулся завербованным на голландский военный корабль.
— Это Джонс.
— Откуда ты знаешь?
— Я его видел. Пытался тебя предупредить. Налетел прямо на Покайся. Бросился за ним, и кто-то двинул меня кулаком в лицо за то, что я толкался. Чертовы голландцы.
— Ну что ж, похоже, наши цареубийцы и впрямь тут. С чего бы еще мистер Макрель и Покайся ошиваются в городе? Теперь вопрос такой: находятся ли они под эгидой Стёйвесанта? И что сделает Джонс с моим прекрасным рисунком?