Закурил.
Сучка Нени продолжала «стоять» над душой. Видя, что на неё обращаю внимания меньше, чем на мебель, уселась рядом. Я же пока предавался чревоугодию и «готовке», продумал с ней беседу. Необходимо было срочно получать за «Поцелуй вьюги» выкуп, и я уже продумал, сколько и чего запрошу.
Девушка же тискала в правой руке бледно-зеленый шар размерами чуть меньше теннисного. Явно какой-то артефакт. А затем заговорила, смотря куда-то в стену вперёд:
— Страшный ты человек, Стаф. Ведь ты убил двух демонов, включая высшего, разобрался со свитой, Макса и ещё четверых человек предал смерти! А ведешь себя, будто ничего и не случилось, жрешь вон… И кусок в горло лезет, — и чего она этим хотела доказать, неизвестно.
— Готов отдать вьюжную броню за десять «шокедов», — сбил её полностью с толку, не пытаясь оправдаться или что-то сказать про невиновность. Последнее — да, хоть аршинными буквами напишу, никто не поверит. Они уже всё сами продумали, надумали, назначили виновных. А картины, не вписывающиеся в их мировосприятие, отвергались, как фантастические. Ошеломить у меня получилось отлично, дамочка даже поперхнулась явно заготовленной или обличительной, или ещё какой-то побудительной речью. — Ты их можешь списать без всякого труда на Северного. Не зря умер Максим. В результате доспех тебе достанется фактически бесплатно, и главное, всё произойдет тихо. Никто лишний не узнает. Это нам обоим на руку. Гранаты я тебе не продам. Они мне пригодятся, — и пока собеседница не спохватилась, не опомнилась, продолжил вещать уже задумчивым тоном, играя на её фантазиях и страхах. Специально не договаривая, не угрожая и вообще, вроде бы просто размышляя о бытии вслух: — Знаешь, поговаривают, что демоны питаются людскими душами, — Алиэль чуть приоткрыла рот, у неё явно одно с другим не складывалось — скачки моих мыслей поражали: — Ещё пока не разобрался до конца, так ли это на самом деле. Но, наверное, всё же очень неприятно, когда огромные зубы высшего смыкаются медленно на твоей шее. Ты чувствуешь, как утекает жизнь. И ничего уже не можешь поделать. Только наблюдать. В этот самый момент и рождается безнадега, а глухая тоска захлестывает. Ты думаешь: "сколько, сколько всего я не успел. Почему?! Зачем, зачем я сунулся туда, куда не следовало?! И ведь просто из-за собственной дурости! Ничего мне не угрожало! Нет, пытался что-то доказать, зачем-то строил козни… И почему я был таким тупым? За лесом не видел деревьев, а за деревьями леса"… Мда… Бывает. Вот так умер Северный, — глаза прожженной товарки стали огромными, в них уже плескался явный страх, особенно, когда она посмотрела на шар. Скорее всего я чего-то не понимал, отслеживая реакции, но продолжал вещать, — И знаешь, складывается удивительная тенденция, закономерность ли: тот кто пытается меня убить отчего-то умирает очень страшно. И очень больно. Мучительно. И без надежды на перерождение. И случается это быстро. Вот взять Любомира… Хороший вроде бы мужик, отличный наставник. Но кто скажет, кто поручится, что через день, может, два или три, он не отправится в чертоги Великого холода? Ты поставишь на это двести тысяч марок? — девушка медленно-медленно отрицательно помотала головой, смотря завороженно в шар. — Потеряв всё, лишившись самого ценного… Уйдет. А люди забудут его через час. Но будет хуже, когда вытащат ледяное тело из петли. Смотря на вывалившийся синий язык, заглядывая в стеклянные глаза, в каких будут отблески пережитого ужаса, никто… абсолютно никто не сможет сказать, что произошло, что случилось. И некроманты лишь бессильно разведут руками…
Я посмотрел на фужер с вином на просвет, затянулся сигаретой. Улыбнулся, постарался добро.
— Ты это… ты типа мне угрожаешь?! Ты… типо… ты грозишь мне?… — не знаю, что у неё сложилось в голове, но даже в словах стала путаться.
Не слушая, не убеждая и не разубеждая, продолжил так же неторопливо:
— Бывает так, пожелает кто-то изо всех своих сил, чтобы человек, мешающий ему, взял и умер. К примеру, от инфаркта миокарды или инсульта. И вдруг неожиданно проклятье возвращается к отправителю. Часто в более страшной и болезненной форме. Кровавый понос… Без перерыва, конца и возможности излечения. Доктора суетятся, кричат. Больной орет: мама, мама! И ничего никто не может поделать, а человек пожирает сам себя. Изнутри. Или вот, — достал артефакт с «Хозяином боли» — наследство Белого паука, глаза девушки ещё сильнее расширились, она даже попыталась назад рефлекторно попятиться, а затем вновь всмотрелась в зеленый шар, я же продолжил размышлять: — Насколько нужно обладать извращенным сознанием, чтобы это воплощение совершенной мерзости, — последнее слово, похоже, Алиэль не услышала, — взять и заключить в вечную холодную тюрьму, где нет живого тепла. Света. Надежды. А существу же знаешь, как хочется поделиться счастьем, переполняющим его, особенно с таким прекрасным созданием, как ты, например. Привести к гармонии этот мир. Ведь суть этого зверя, нет, не боль. Но очищение человека, спасение его души, особенно в той, в которой неожиданно появилась скверна. Чтобы девушка оказалась в чертогах чистая, как вечный лед. Девственна. И…
— Ты… ты… ты… — перебила меня задыхаясь надсмотрщица. Реакции какие-то обостренные, дикие. Чего-то я опять не знал. Но вновь продолжил монолог с неожиданного для девушки ракурса, не обращая внимания на слова.
— Знаешь, я очень заинтересован, чтобы Никодим жил, любил, ненавидел и верил. Главное в этом уравнении — жил. Надеюсь, ты услышишь меня. И никогда не придется наблюдать, как красивую девушку, воплощение совершенства на Нинее, живьем поедает порождение из иных планов бытия, после очищения её грязной души от плесени, — а затем перешел на серьезный деловой тон: — Артефакты принесешь — получишь броню. Желательно до начала обязательного для нас сбора, тогда ты исключишь её попадание в руки Железного Феликса, так как именно он является моим наследником. Сейф в палатке обладает всеми свойствами Сундука Мертвеца. Это говорю на случай, если вдруг сдохну во время работы. Не хотелось бы никого подставить…
Вовремя распахнулась дверь в таверну и на пороге возник главный. Отличное завершение. Будет бабе о чем подумать!
— А вот ты где! Почему не дождался?! — недовольно заявил тот, девушка вскочила со стула, и, не глядя на меня, бросилась к выходу. — Алиэль, я тебе сказал следить за ним! — обратился тот к ней, когда Нени протиснулась мимо, — Почему?..
— Пошел ты на хер, Альфред! Понял, да?! Иди и следи сам! Урод…
— Что-о?! — трубно взревел тот.
— Пошел ты! — раздалось уже издалека, и цокот каблучков.
— Двигай за мной! — это уже обратился ко мне, видимо, решив разбираться с душевным состоянием подчиненной после. И вопросов не последовало, мол, что с ней.
Но мы не гордые. Сам себе поставил жирный плюс, как построил монолог со злобной сукой. Ничего не подтвердил, ничего не сказал, даже не угрожал ни разу. И главное, всё ведь произнес честно. Не зря она нет-нет на сферу поглядывала. Тискала её, как спасательный круг. Мрачнея и мрачнея с каждым моим словом. Девушка всё необходимое сама придумает и додумает. Если срастется — это будет просто отлично. Мне же нужны «шокеды». Именно они, а не какие-нибудь непонятные цацки, которые появятся ещё неизвестно когда. И при хорошем для меня завершении этой эпопеи можно легко десять демонов, как высших, так и низших уничтожить.
Кровь… Вот что влекло. И усиление.
— Не обижала тебя? — спросил тот, явно подразумевая Алиэль, — Я её предупредил и епитимью выписал на время рейда, чтобы тебя не трогала… А то, что-то она к тебе неровно дышала. Так что всё должно было пройти в рамках приличий, поэтому и приставил её. Вы с ней поругались? Такое ощущение, влюбилась девка в тебя. Взвинченная сильно. Или ты приставал? Вон, Ирию с ума свел. Ловелас ты, Стаф. Или Жуандон?
— Нет, — односложно ответил на все вопросы, вот ещё откуда ноги росли удивительной чуткости дамы.
— Ладно. Проехали. Пошутили и будет. А теперь давай поговорим начистоту, — будто рубанул заместитель главы экспедиции, когда мы пересекли площадь, оказавшись в отдалении от остальных членов группы.
Погода ещё сильнее испортилась, теперь дождь явно расходился, усиливаясь. Альфред же замолчал, отчего-то посмотрев в небеса, подставляя лицо под холодные дождевые капли. На секунд двадцать воцарилась тишина, а затем неожиданно тот улыбнулся. И добро так, словно вспомнил нечто светлое и хорошее. Надо же, через каменную маску тролля проступил человек. Я раньше на подобное не обращал внимание, теперь мозг автоматически вычленял, отслеживал все реакции собеседников, будто ища их слабости. Почему «будто»? Он этим и занимался. И даже понимал, для чего — нащупывал бреши в защите врагов или вероятных противников. К последней категории относились все. Абсолютно все окружающие. У меня есть только я, и никто кроме меня самого мне не поможет. Отчего-то от осознания этой банальной, простой, в общем-то истины, настроение улучшилось. Отлично. Опять одна часть сознания скулила, мол, должны быть якоря, должны! Надо людям верить, искать друзей. Зато другая хищно ощерилась — значит и мне ни на кого и оглядываться не нужно, только на свои принципы, желания, цели.
Весь мир идёт на меня войной, как у Цоя, а, значит…
— Люблю такую погоду, — прервал размышления главный, поясняя хорошее настроение, а затем неожиданно задал вопрос: — Зачем ты, кстати, отказался от ученичества?
— Не хочу плясать под чью-то дудку, становиться заложником обстоятельств, когда вынужден отвечать за кого-то, кроме себя, и выполнять не свою работу, на которую не только не подписывался, но до которой ещё даже не дорос, — неопределенно пожал плечами и завершил фразу: — Когда выживаешь благодаря только чуду.
— Теперь тебе Федору лучше на глаза не попадаться. Ты в курсе, что убил его кровника? И он может начать мстить тебе? В таком случае за твою жизнь никто не даст даже полмарки.
— Уже сообщили, — опять как можно более обтекаемо, но абсолютно честно ответил. Прибор юного искателя истины в лапище Альфреда подтвердил последнее.