Храбр успел прикрыться мечом, однако клинок вырвался из рук силача с такой лёгкостью, словно держал его малый ребёнок. Другой вершник всхрапнул и покатился, из шеи фонтаном хлестала кровь.
Курту и Ингвару тоже удалось кое-как защититься, и даже не упустить собственные мечи. Вампирша завыла, подпрыгнула, перекидываясь, и на Алисанду дю Варгас вновь ринулся крылатый зверь, выставляя острые, словно копья, суставы согнутых неимоверным и невозможным при полёте образом крыльев.
Ничего хуже этого случиться не могло – когда упырю удалось трансформироваться и он атакует в облике крылатого зверя.
Алхимик тоже выскочил из кареты со своим собственным арбалетом, выстрелил снаряжённой жидким огнём скляницей, промахнулся; брёвна завала заполыхали.
Алисанда вдруг схватилась за амулет на груди, и мастер уж было подумал, что та решила прибегнуть к последнему средству; однако чародейка, напротив, ничком бросилась наземь, швырнув в проносящуюся над ней упырицу что-то невидимое.
Это что-то вновь, как и самый первый огнешар, откинуло вампиршу к охваченной пламенем баррикаде, дало несколько мгновений отряду собраться и выставить мечи.
Пламя упырице, похоже, не слишком понравилось; она завыла, заверещала, рванулась – на спине и изломах крыльев остались лоскуты алхимического огня. Мастер почти в упор пробил ей грудь четырьмя болтами, но обычно надёжное оружие если и замедлило врага, то ненамного. Вампирша – Беата? – кинулась вновь, но на сей раз не на людей, а на тягловых варанов, в один миг оторвав головы передней их паре. Торжествующе, нечеловечески не то захохотала, не то заквакала, и бросилась к следующей.
Мастер до боли сжал рукоятки самострелов. Обоймы опустели уже больше чем наполовину, а упырицу не удалось даже хотя бы замедлить. Она принимала в себя болты с разрывными головками, начинёнными серебром и кислотой без особого вреда; грудь её покрылась пятнами густой чёрной крови, куда темнее, чем доводилось видеть старому охотнику; крылья разведены, когти блестят, нацеленные в шею несчастному варану.
Два разом выпущенных дрота угодили в голову упырице. К сожалению, не в глаза – один пробил скулу, другой вонзился в переносицу. Вампирша завопила, пронеслась мимо цели, врезалась в козлы дилижанса, разнесла их вдребезги.
Она была невероятно быстра и сильна. Мастер, когда говорил ученику, что ни один человек не способен победить упыря «в честном бою», не кривил душой; однако против этой вампирши самый лучший мечник один на один не продержался бы и мгновения.
Алисанда вновь швырнула какое-то заклятье, выбившее упырицу вбок, к обочине тракта, прежде чем мастер успел схватиться за секиру.
– Задержи её! – гаркнул он чародейке, подныривая под карету. Волшебница больше не мешкала и не экономила. Отбросив осторожность, она схватилась за висевший на груди змеиный талисман, и мастер успел заметить, как оживают и расплетаются змеи, как амулет утрачивает очертания, обращаясь в туманное облако.
Вампирша затрясла головой, захлопала крыльями – и тут чудовищный удар в спину швырнул мастера ничком на каменные плиты тракта.
Воздух вокруг крылатой бестии заполнил мириад зеленоватых вспышек. Сквозь них, как в кривом зеркале, виднелись гнущиеся, извивающиеся стволы деревьев на обочине; вампирша разом оказалась заключена словно в зелёный кокон, и мастер мог только поразиться той мощи, что выпустила на свободу Алисанда.
Да, прямо в ткани мира раскрывался провал, бездна, откуда мгновенно потянуло сильнейшим запахом серы.
Но это была не просто бездна, не просто пропасть. Мастер сам ощутил, как его начинает тянуть к зелёному искрящемуся кокону, как его собственный магический дар, как железо к магниту, начинает притягиваться к разверзшемуся провалу.
Вампирша, визжа, кинулась на зелёную завесу, отдёрнулась, словно обжёгшись; а, может, её отбросило обратно.
Кокон начал медленно погружаться, крылатое создание билось в своей клетке, выло, рвало локтевыми когтями невидимую преграду – всё напрасно.
– Что, съела?! – с торжествующей яростью выкрикнула Алисанда.
Кокон опустился на половину, на две трети, на три четверти…
Вампирша ринулась вверх, словно ракета из арсенала ярмарочных фейерверкеров. Крылья мелькали с такой быстротой, что не мог различить глаз; когти рвали и рвали магическую клетку, рвали в самой верхней её точке; обламывались, вспыхивали, крошились, очень быстро сточившись почти до основания, до коротких пеньков – но именно эти пеньки вдруг раздвинули-таки горловину искрящегося мешка, и упырица, завывая, начала протискиваться сквозь щель.
Она лезла, оставляя лохмотья кожи; обнажились тонкие кости крыльев, стали стремительно чернеть и ломаться, однако тварь было не удержать.
Мастер мельком взглянул на Алисанду – та застыла с раскрытым ртом, не веря собственным глазам.
Охотник вскинул самострел, угостил упырицу ещё одним болтом чуть пониже уха, однако та лишь слегка дёрнулась.
В следующий миг она оказалась на свободе, тяжело шлёпнулась на камни, уродливое изломанное создание, вообще ни на что не похожее, наполовину между жизнью и смертью.
Завывая, вампирша вновь перекинулась, один за другим вырвала посеребрённые дроты из собственной головы. Выносливость и нечувствительность её потрясали; тварь казалась неуязвимой.
Два чёрных пятна на кукольно-красивом, правильном личике с большими выразительными глазами.
Мастер рванул с пояса туго свёрнутую серебряную сеть с крюками.
– Не может быть, – простонала Алисанда.
Охотник размахнулся, метнул сеть навстречу вампирше. Та запуталась в ней, упала на колени, но спустя миг её когти уже начали рвать обжигавшие её нити, рвать с лёгкостью, какую мастер не видел ни у кого и никогда.
– Алисанда! – гаркнул он.
– Дай… мне… время! – Чародейка, бледная и потрясённая, сумела собраться. Упала на колени, собственной кровью из проколотого пальца на левой руке рисуя прямо на камнях какие-то руны.
Ладони вампирши шипели и дымились, обожжённые серебром. Из оставленных дротами дыр по её лицу потоком стекала чёрная жижа; для любого человека подобные раны стали бы смертельными, но не для неё.
Она прыгнула, с места, легко перемахнув через обречённо замерших варанов. Наёмники вскинули мечи, Минди и Венди – кинжалы; Алисанда не успела довершить заклятье, и упырица, приняв прямо в грудь ещё один серебряный болт от мастера и скляницу от мэтра Бонавентуры, отчего по рукам, животу и бёдрам её потёк жидкий огонь – ворвалась прямо в кучку сгрудившихся людей.
Ахнув, повалился второй вершник; упал Курт, зажав руками надвое разрубленное лицо; Ингвар яростно хакнул, выбросил меч на всю длину руки, как учили, однако удар, что должен был пробить упырице сердце, оставил лишь длинную царапину на запястье. Ответный взмах когтистой руки-лапы отбросил наёмника на дюжину шагов, он лишь каким-то чудом не выпустил меч. Грудь его раскрылась, распоротая от живота до горла.
Ещё один вершник Алисанды не выдержал. Бросил меч и, завывая от ужаса, слепо кинулся наутёк, вверх по склону, в лес.
Вампирша дико захохотала и кинулась следом. Настигла бедолагу в два прыжка, схватила за волосы, оттягивая голову назад; взмахнула свободной рукой и швырнула покатившееся обратно к тракту обезглавленное тело, извергающее фонтаны крови.
Их осталось пятеро. Мэтр Бонавентура, Минди, Венди, Алисанда и сам мастер. Алхимик всадил в спину упырице ещё одну скляницу с зажигательным составом, её длинные волосы вспыхнули; огонь вообще цеплялся к ней весьма неохотно, и вампирша почти не обращала на него внимания.
Покончив с беглецом, она развернулась. Лицо перепачкано чёрной кровью и гарью, одежда горит, прямо посреди переносицы зияет пробитая болтом дыра, по краям которой кожа обугливается и отваливается, обнажая кости черепа.
Упырица подхватила мёртвое тело вершника, играючи подняла его, прижала лицо к обрубку шеи. Послышалось громкое хлюпанье.
– С-с-с-ш-ш-ш… – вырвалось у Алисанды сквозь стиснутые зубы. Она провела пальцем последнюю алую линию, замыкая сложный контур.
Линии руны обернулись алыми, словно кровь, змеями. Рана на пальце волшебницы вдруг стала расти, раскрываться, перечеркнула ей тыльную сторону ладони, дошла до запястья; кровь хлынула потоком, и поток этот обращался в хвост змей, ринувшихся навстречу вампирше. Алисанда стояла, вытянув левую руку, рассечённую уже почти до локтя, и в глазах её билось чистое, незамутнённое безумие.
Змеи оказались так же быстры, как и сама упырица. Огонь уже охватил её с головы до пят, однако она даже не пыталась его сбить. Просто завыла яростно и кинулась навстречу новому врагу, крестя когтями направо и налево.
Змеи, однако, и не думали нападать, кусать или там душить на манер удавов, обитателей южных джунглей. Они вдруг встали на хвосты, словно кобры под дудочку рыночного заклинателя где-нибудь в Чёрных королевствах, и, словно у тех же кобр, их шеи начали раздуваться, растягиваться, сливаясь вместе.
Вампирша ринулась на них – снесла одной змее плоскую башку, та приупала было, но из обрубка змеиной шеи тотчас появилась новая голова, правда, маленькая, куда меньше изначальной.
Остальные змеи со всех сторон набросились на упырицу, рваные раны, оставленные её когтями, немедленно затягивались. Кровь из руки Алисанды хлестала потоком, мэтр Бонавентура уже поддерживал её под локоть, тревожно заглядывая в стремительно бледнеющее лицо.
Что-то со звонким щелчком сломалось в старом охотнике.
Каштановая прядка, щекочущая ему нос. Голова самой Алисанды, доверчиво устроившаяся на его плече. И карий её глаз, весело, чуточку нахально подмигнувший ему, едва открывшись.
Он сорвался с места, секира с шипением разрезала воздух. Он уже знал, чувствовал, предвидел, что даже это заклятье Алисанды не остановит упырицу, и…
– Алисанда! – грянуло над трактом.
Пылающая баррикада взорвалась, горящие брёвна воспарили, словно подброшенные пинком какого-то великана.
Из чащи вырвался одинокий всадник верхом на варане, привставший в стременах. Руки воздеты, ладони ещё дымятся.