опоясывавшем центральный шпиль Академии; и второе, куда более широкое, в подвалах, тоже арчатых.
Молва и городские легенды, разумеется, повествовали о «тайных подземельях», что уходили в глубину «до огненосных слоёв»; Вениамин сам отдал дань поискам «забытых дверей», что ведут на «заброшенные уровни». Однако даже вместе с Санди они так ничего и не нашли.
Замковые камни, то есть камни, находящиеся в верхней точке арочного свода, отыскать особого труда не составило. Их, собственно говоря, никто никогда и не прятал.
Академию всю пронизывала магия. Двенадцать лей-линий, такого нет нигде больше в мире. Не так-то просто отличить, не так-то просто понять, где тут что.
Тогда, в молодости, Вениамин просто законспектировал лекцию по магической истории, сдал зачёт, получил допуск к сессии, ответил и благополучно забыл.
Потом, когда жизнь его круто и необратимо изменилась, он попытался что-то почитать про эти чары – однако все без исключения авторитеты утверждали, что заложили эти заклятья отцы-основатели Академии, в том числе один из великих Первомагов, известный своим последователям как «мессир Игнациус», но секреты чар давным-давно утеряны. Несмотря на это, они – вечны, не подвержены диссоциации и эрозии и, как говорится, «надёжно охраняют покой и сон Академии».
Поднимался Вениамин долго. Самодвижущиеся платформы, лестницы, лифты… коридоры и переходы постепенно пустели.
Вот и балконная дверь. Ух, ну и ветрило!
Тянутся вниз канаты и верёвочные лестницы. Якобы для того, чтобы всегда «имелся бы путь отхода». Они с Санди пользовались всем этим хозяйством – и с успехом.
Вот и корона ничего не поддерживающих арок. Краска выгорела, из бежевой сделалась почти белой.
Вот и замковые камни. Тонкие швы – умели тогда строить! Поверхность гладкая. Тут невольно задумаешься – а не ошиблась ли Алисанда?
Арки невысоки – руку поднимешь, можно ладонь положить на центральный камень, где и должно содержаться всё чародейство.
Маг так и сделал. Пальцы коснулись шершавой поверхности – то ли не заполировывали, как всё в Академии, то ли ветра постарались.
Камень… был жив. В нём циркулировали странные, причудливые токи силы, замкнутые сами на себя и сами себя поддерживающие. По ладони к запястью и выше начинало расползаться странное, неприятное покалывание.
Вениамин оторвал ладонь, потряс, морщась. Потрогал соседние камни – нет, самые обычные, безо всяких циркуляций.
Вернул ладонь на место, и, игнорируя колющую боль, что уверенно ползла вверх, к локтю, стал вслушиваться.
Очень скоро, правда, занятие это пришлось прекратить, руку – опустить, долго трясти оной, а потом и применять кое-какие успокаивающие чары.
Да, так и поверишь, что правы были старые профессора, что секреты этих чар давно утрачены…
Вениамин вздохнул и взялся за работу.
Если эти заклинания простояли-продержались тут столько времени, значит, от дурака и от студента (что зачастую одно и то же) защищены достаточно хорошо.
Попробуем понять хотя бы принцип, раз уж толстяк Джованни выставил меня из лаборатории. Небось тискается там сейчас с Минди или Венди (а, может, и с обеими разом) и надо мной подсмеивается. Мол, простофиля Вен копается там с заклятьями, которые в принципе понять невозможно, с заклятьями, легендарными отцами-основателями заложенными!
«Перед вами чёрный ящик, – помнится, скрипел профессор Никадор Фока, читавший в Академии общую теорию маготестирования. – В него что-то входит и что-то из него выходит. Как определить процесс, идущий внутри оного ящика?»
Когда ты молод, здоров, силён и тебе нравятся ну абсолютно все до единой девушки вокруг, то многое ты, как ни странно, принимаешь на веру. Тебя донельзя волнует, как относится к тебе блондинистая Меган или жгучая брюнетка Вейнарри, однако иные вещи ты просто фиксируешь для себя как факт и чуть ли не забываешь о них. Небо синее, вода мокрая, песок сухой. Ну, в большинстве случаев. Старинные заклятья, охраняющие Цитадель от вампиров? Ну и ладно. Ножки Меган или бюст Вейнарри занимают тебя не в пример сильнее.
А потом наступает день, когда ты уже не думаешь ни о ножках, ни о бюстах, а стоишь в недоумении на страшной высоте и, почёсывая в затылке, стараешься вспомнить «принципы вскрытия чёрного ящика», о котором поскрипывал себе старый профессор Фока много-много лет назад.
Конечно, имелся огромный соблазн просто покинуть это место, отправившись если не в лабораторию (Минди и Венди, м-да, Венди и Минди), то просто в таверну, посидеть, потягивая привозимый из Чёрных королевств café, глядя на деловитую суету улиц Цитадели и, проклятье, не думая ни о каких Пророчествах Разрушения.
Но нет. Вениамин ничем не был обязан Джованни Фиданце, алхимик не мог отдавать ему приказаний, больше того, по негласному порядку вещей это бакалавр (Бонавентура) обязан почтительно выслушивать, что ему соблаговолит изложить магистр (Скорре).
И тем не менее.
Двенадцать арок, двенадцать замковых камней. По числу солярных созвездий и по числу опорных звёзд, чьи проекции необходимы для балансировки тонких заклятий. Двенадцать узлов в классической конструкции, связывающей точки восходов, зенитов, закатов в дни равноденствий и солнцеворотов… Ну и двенадцать лей-линий, сходящихся под самой Академией.
Вениамин повторял зазубренные некогда определения, просто чтобы не признавать поражения вот так уж сразу. Заклятья и впрямь были ему не по зубам. Как ни странно, дряхлые профессора на сей раз ничего не напутали.
– Н-да, приятель, совсем плох стал, – укорил себя Вениамин, с досадой встряхнул ладонями. Запястья неприятно ныли. И чего, спрашивается, полез?
Но, наверное, Вениамин Скорре не сделался бы тем, кем сделался, если бы не обладал настоящим, в должной степени нелепым упрямством.
Ладно, пусть мне не разобраться, как создаётся эта защита. Но, быть может, сумею выяснить, как она действует? Каков принцип? Кинетика (упыря просто отбрасывает), репеллирование (упырю очень не нравится «запах», и он улетает прочь), частичная экстерминация (упырь, к примеру, начинает гореть)?
Какую площадь охватывает эта защита? Можно ли её, к примеру, увидеть, как сконцентрированную лей-энергию, заставляющую светиться воздух на пути плотного пучка?
Маг вошёл в азарт. Из кармана появился плоский разметочный карандаш, на камни легли первые руны. Вениамин не пытался проникнуть в тайну «чёрного ящика», он старался выяснить, как далеко простирается его действие.
С полдюжины рун и рунных последовательностей чародею пришлось просто стереть. Они никак не отзывались на магию замковых камней; мало помалу волшебник исчерпал руны прямые, или природные; перешёл к элементальным; от них к связующим; от связующих к рунам Древних Богов; и, наконец, потерпев неудачу и с ними, к последнему, что оставалось у него в арсенале, – к рунам некромагическим.
Конечно, методика была совершенно неверной. Рунные слова – они как и обычные, их из небольшого числа знаков и символов сложить можно великое множество; в идеале надо комбинировать, подбирать руны, что, наполненные силой, вызывают ответную реакцию «чёрного ящика», составляя «управляющие слова», но…
Для этого могли потребоваться месяцы.
И первая же некромагическая руна, торопливо набросанная на поверхности замкового камня, отозвалась. Вспыхнула алым, и стала медленно затухать, словно угли, тлеющие под слоем золы.
– Вот это да… – только и прошептал маг.
Так просто? Или совсем не просто, если учесть, что все познания в некрообласти дерзкий студиозус Вениамин Скорре добыл из учебников, уворованных в заколоченных аудиториях?
Некромагии в Академии не обучали. Точка. Некромагических книг не было в каталогах. Совсем. Даже когда случился некроэпизоотический прорыв, волшебники Академии шли в сражение с обычными боевыми чарами, с верными как смерть огнешарами. Никто не начертал рунного слова, что заставило бы мертвяков попросту разваливаться на куски, падая наземь малоаппетитными грудами костей и не до конца истлевшей плоти.
Никто не знал подобных чар.
Некромагические руны чертить следовало осторожно и с оглядкой. Но теперь Вениамин по крайней мере знал, куда двигаться.
Некая компонента отпорных чар в чём-то оказалась подобна его собственным некроконструктам, единственным, кому оказалось по силам убивать упырей одного за одним.
Вениамин забыл о лаборатории, забыл о нахальном толстяке Джованни Фиданце, мэтре Бонавентуре. Да что там о мэтре! Он забыл даже об Алисанде – спустившись со шпиля, маг носился туда-сюда по улицам Цитадели, украдкой рисуя то здесь, то там запретные символы. Себе он в этот миг казался кем-то вроде мальчишки, старательно выписывающего на стене только что выученное ругательство.
Защита отзывалась послушно, старинные чары работали – но как, каким именно образом, Вениамин понять не мог.
Правда, постепенно стали выясняться странные вещи. Додревние заклинания (или заклинание) резко прекращали действовать по периметру Академии, почти не прикрывая городские кварталы самой Цитадели.
Хм, странно. Цитадель была, помимо всего прочего, притягательна тем, что здесь вампиры не нападали. Совсем. Ни в городе, ни в пригородах. И ближайшие их атаки случались самое меньшее в полудне пути от её стен.
Раньше Вениамин не сомневался – так работает та самая «древняя волшба».
Но некромагические руны, единственные, что взаимодействовали с отпорным заклинанием, оставались холодны и мертвы, едва маг отдалялся от шпилей Академии на два полёта стрелы.
Конечно, могло действовать и что-то ещё, он ведь не доказал, что некромагия была единственным principium activum. Но, во всяком случае, её тут использовали.
Итак, кольцо защиты на самом деле очень, очень узко. Маги же… всегда относились к проблеме вампиров более чем легкомысленно. «Нас это не касается», «с нами этого не случится». И он сам, магистр Вениамин Скорре, пока учился, об этом совершенно не задумывался!
Вампиры как-то по особому боятся магов? Да нет, едва ли, если вспомнить ту же Беату. И… мастер рассказывал, ещё в ту пору, когда они ходили втроём – он, Вениамин и Дара, – что нет для вампира дела большей «чести, доблести и геройства», чем обратить мага.