Охотники. Мегалиты Империи — страница 54 из 61

По старой имперской дороге.

От Шепчущих Холмов.

От старого капища хаоситов.

Они наступают, не оставляя за собой ничего.

Трещат под их напором вековые чащи.

Они запруживают реки, заполняют собой озёра.

Позади остаётся только мёртвая отравленная земля.

Пророчества Разрушения.

Время сорвалось с места – он видел достаточно.

Алая Упырица отбросила от себя ле Вефревеля, когти пробороздили горло старого упыря; три здоровенных демона выли и рвались, лиловые щупальца вцепились в них и уже не выпускали; три чародейки продолжали удерживать бьющий в лиловую бездну столп света, лица покрыты пóтом, искажены, словно от боли. Марион смертельно напугана, Корделия – растеряна, поражена, потрясена; в глазах Алисанды – свирепая решимость идти до конца.

Застыл, покачиваясь на обманичиво-тонких, складывающихся, как у кузнечика, задних ногах, Вениаминов некроконструкт. Костяные острия все покрыты тёмной кровью, как и веерное воротниковое лезвие. Останки пяти вампиров застыли на камне бесформенными грудами.

И всё это уже не имеет никакого значения.

Потому что оттуда, из демонических планов, двинулась слепая и тупая сила, столь же неотвратимая, как землетрясение или ураган – ну, если не встретят на своём пути толкового мага.

Ле Вефревель поднялся – лицо страшно разбито, когти Красной Упырицы пробороздили ему лоб, щёку, сорвали кусок мяса с подбородка.

Лорд Гримменсхольм сумел развернуть Алую Леди спиной к своему самому верному подручному. Тот прыгнул, взмахнул рукой, ударил – Венкевильяна крутнулась, но всё-таки недостаточно быстро. Её отшвырнуло почти под ноги воющему демону, у которого из-под копыт летели искры, так он упирался, пытаясь не быть втянутым лиловой воронкой.

Гримменсхольм и ле Вефревель теперь глядели прямо на Вениамина. И на мастера с юношей, на мэтра Бонавентуру.

Двое вампиров и четверо людей; и распадающийся мир вокруг.

– Госпожа-а!

Топот не то лап, не то копыт. Из тоннеля вырвался неведомый зверь – то ли волк, то ли вепрь, на спине которого, пригнувшись, сжалась комком молоденькая девушка с очень-очень светлыми волосами.

Мастер узнал её тотчас. Как и Алисанда, как и Вениамин, как и мэтр Бонавентура.

Беата вихрем налетела на ле Вефревеля, её «конь» – такой же гуун, Хомка, вспомнил Вениамин – сшиб упыря, прошёлся копытами по груди; Беата соскочила, и вновь маг не смог различить её движения. Но, похоже, она оказалась быстрее, чем её противник. Вампир глухо вскрикнул, схватившись за лицо, вновь проборождённое когтями.

– Отступница! – завопил лорд Гримменсхольм. – Извергнуты будете вы с проклятой Венкой из нации Ночны…

Беата двигалась очень быстро, но всё-таки не настолько стремительно, как в тот раз, когда напала на караван. Она бросилась на старого упыря, но тот встретил её в воздухе.

Мастер кивнул ученику.

Свистнули дроты, поражая равно и Гримменсхольма, и Беату.

На зов своего вожака из верхних тоннелей показалось ещё с полдюжины упырей, взмахнули крыльями, но атаковать почему-то не спешили – верно, следили за расползающимся лиловым облаком, медленно, но верно втягивавшем в себя демонов.

Перемазанная тёмной кровью, Венкевильяна поднялась.

– Держись! – крикнула Беате.

Выглядела она жутко. Ходячий труп, живот и грудь превратилась в сплошное месиво, чёрная кровь стекала по бёдрам и рукам, однако ступала Красная Упырица твёрдо, и когти блестели убийственной синевой.

– Ты проиграл, Гримм!

– За мной! На неё! Убейте предательницу! – взвыл Гримменсхольм. – Гийом! Вы, все! Ко мне! На неё! Вместе!

Послушался его, однако, один-единственный ле Вефревель. Истекая, как и Алая Леди, тёмной кровью, вновь, с неистовым и гибельным упрямством он попытался вцепиться той в шею – но за спиной у него возник некроконструкт Вениамина, костяные лезвия с жутким хрустом и треском пропороли вампира, выйдя у того из груди.

Ле Вефревель страшно захрипел, изо рта у него хлынул поток тёмной крови – анатомия, видать, совсем-таки другая, меняющаяся – и рухнул.

– Нет! Гийом! – застонала Марион.

И вырвалась из пылающего круга.

– Стой, прибью! – рявкнула Алисанда, но было уже поздно.

Марион одним прыжком оказалась возле распростёртого ле Вефревеля; Венкевильяна и Беата вдвоём теснили Гримменсхольма к лиловому облаку, в котором уже скрылся первый из троицы демонов; полдюжины вампиров на крыле кружили над головами, благоразумно не приближаясь ни к оставшимся ещё демонам, ни к схватившимся упырям. И даже мастер с учеником и Вениамином их почему-то не привлекали.

Конструкт не обратил на всхлипывающую чародейку никакого внимания. Его создали уничтожать упырей, и, пока оставалась сила в кинетических кристаллах его нутра, он делал именно это. Да и мастерил его Вениамин наскоро, наспех – и творение его не остановило волшебницу.

– Гийом! – Марион почти упала тому на грудь. – Сейчас, я сейчас…

Вампир зарычал. И Вениамин, обмирая, услыхал такой знакомый хруст сомкнувшихся упырьих челюстей.

Марион взвизгнула, дёрнулась, забилась было и в тот же миг обмякла.

Маг, алхимик, мастер с учеником – все ринулись к ней.

Завизжала и Корделия.

Алисанда выругалась так, что небу жарко стало.

– Держи чары, Корди! – и влепила подруге затрещину.

Марион, словно кукла, замерла на груди вампира, из шеи её бил настоящий фонтан крови, какого тоже никогда не бывает, даже если рассечь шейные артерии.

Ле Вефревель жутко урчал, хлюпал, всасывал с присвистом – и на глазах наливался силой.

Он успел вскочить, таща на себе так и не извлекшего костяные острия конструкта.

Успел сделать несколько шагов, успел ударить в спину Беате, одной рукой удерживая смертельно бледную Марион, с лица которой уже сбежал цвет жизни.

Юная упырица рухнула, точно сломанная игрушка. Ле Вефревель словно дотянулся наконец до той единственной жилки, что поддерживала ее жизнь.

В дело вступил мэтр Бонавентура со своей кислотой. Обливающийся собственной и человеческой кровью ле Вефревель отмахнулся свободной рукой – тоже с когтями, но далеко не такими же длинными или устрашающими, как у Венкевильяны.

Склянка с кислотой лопнула прямо в руках Джованни Фиданцы. Алхимик захрипел, зарычал, однако успел швырнуть груду стекла и вязкой смеси кислоты с истолчённым серебром в лицо вампиру.

Вениамин махнул клинком.

Пара чёрно-серебристых лезвий дождалась своего часа.

Второй раз довелось им попробовать плоти Гийома ле Вефревеля, и на сей раз им дали довести дело до конца.

Голова вампира, кувыркаясь, покатилась по камню.

– Гийом! – хрипло возопил Гримменсхольм.

И он, и Венкевильяна уже едва держались на ногах. То ли вепрь, то ли волк, гуун Хомка ткнулся рылом в белые волосы хозяйки Беаты и оглушительно завыл в смертной тоске. Завыл – и ринулся на Гримменсхольма, оттолкнув пошатнувшуюся Красную Упырицу.

– Куда, тварь?! – зарычал тот. Размахнулся и…

Гуун оказался недостаточно быстр. Удар верховного вампира попросту оторвал ему голову. Тело Хомки подбросило в воздух, развернуло – и оно рухнуло прямо в лиловое пламя провала.

Сглотнув ещё живую, ещё тёплую плоть, пусть и не человека, а гууна – бездна жадно зафырчала, зашипела, словно живое существо.

Алисанда что-то с отчаянием выкрикнула, но Корделия уже не держалась на ногах, да и сама Санди шаталась, словно пьяная. Лиловое пламя, проглотив тело несчастного Хомки, начало стремительно распухать, расти, тяжело шлёпнулось брюхом на поверхность камня, полностью погрузив в себя по-прежнему пылающие алым мегалиты.

Какие весы сбил ещё, наверное, не успевший умереть Хомка? Какие чары вывел из равновесия своей невеликой, но переданной с ихором магией?

Лиловое пламя расползалось, набухало с каждым мгновением.

– Твоя работа, Гримм! – взвизгнула Венкевильяна. Верховный упырь теснил её, шаг за шагом; Беата лежала, не подавая признаков жизни, как и Марион. Мэтр Бонавентура сунул обе обожжённые руки в суму с каким-то порошком, глаза его лезли из орбит от боли, но он держался.

– Которого? – вдруг спокойно спросил мастер. – Или которую? Или обоих?

Ему ответил некроконструкт – молча, быстро перебирая многосуставчатыми лапами, стал заходить за спину Гримменсхольму.

Но всех опередила лиловая бездна. Лиловый провал, растекавшийся по камню подземной каверны, вобравший в себя всю магию таинственных мегалитов.

Он втянул в себя демонов. Он раздувался, распухал на глазах, рос вверх и вширь, чем-то напоминая ежа, пыхающего во все стороны белыми иглами молний.

Словно задутый ветром огонёк свечи, затрепетал и исчез ведущий к спасению портал. Никто даже не успел ни удивиться, ни испугаться, потому что через истончившуюся лиловую завесу сплошным потоком пошли алые твари.

Они были в точности как в кратком видении мага – большие и помельче, похожие на людей и совершенно на них не похожие, о четырёх ногах, о двух, о шести, восьми и так далее; с крыльями, лапами; ползли, бежали, летели, шагали, извивались.

И вместе с ними вынесло обратно трёх громадных демонов, с таким трудом вытянутых Гримменсхольмом с их родного плана.

Точнее, вынесло пылающие полуобглоданные костяки. Пылающие – потому что горела их кровь. Полуобглоданные – потому что там дружно работало зубами и когтями множество красных же существ, чем-то напоминавших крыс, только куда крупнее.

Трудилось это множество деловито, сосредоточенно, ничего не упуская. Горящая, словно земляное масло, кровь демонов им ничуть, похоже, не мешала.

Лорд Гримменсхольм захохотал, словно враз лишившись рассудка.

– Вот! Вот оно! Пророчества Разрушения! Я не этого хотел, безумная Венка, но приму и это! Потому что эти твари пройдут, а мир останется! Останется нам! Пустой, но нам!

Венкевильяна замахнулась, но старый упырь уклонился, отшвырнул Алую Леди. Обернулся, заметив клацающий костями конструкт, оскалился.

– Ага! Вот в чём дело-то!