Но произошло неожиданное – она вдруг наткнулась на Тину Крысятницу.
– Привет, Кимми! – громко поздоровалась Тина, глядя на нее мутными глазами. – Я так и думала, что это ты, дорогая. Какая ты сегодня нарядная! В честь чего это?
Она протянула к Кимми руки, словно хотела убедиться, что та не обман зрения, но Кимми вырвалась, и Тина осталась стоять с протянутыми руками.
Позади слышались торопливые шаги незнакомца.
16
В эту ночь трижды звонил телефон, но всякий раз, как Карл снимал трубку, на другом конце молчали.
За завтраком он спросил Мортена и Йеспера, не замечали ли они в доме чего-нибудь необычного, но полусонные домочадцы отвечали только недовольными взглядами.
– Может быть, вы вчера забыли запереть дверь и закрыть окна? – спросил Карл.
Господи, как же достучаться до их дремлющего сознания!
Йеспер пожал плечами: добиться от него толку в столь ранний час было не легче, чем выиграть в большой лотерее «Утопия». Но Мортен хоть что-то пробурчал себе под нос.
После завтрака Карл обошел вокруг дома, но не углядел ничего необычного. Замок входной двери не был поцарапан, окна тоже в порядке. Ему наносили визит умелые взломщики.
Потратив десять минут на обследование, он сел в служебный автомобиль, оставленный среди серых бетонных зданий, и вдруг почуял запах бензина.
– О черт! – Карл мгновенно распахнул переднюю дверцу, боком вывалился на бетон парковки и покатился по ней.
Найдя укрытие за фургоном, он замер, ожидая, что сейчас Магнолиеванген озарится вспышкой пламени и грохнет взрыв, от которого по всей улице вылетят стекла.
– Карл, что случилось? – раздался рядом спокойный голос.
Обернувшись, Карл увидел Кенна – своего соседа и партнера по частым гриль-вечеринкам. Несмотря на утреннюю прохладу, тот был в одной майке и не мерз.
– Стой и не двигайся! – приказал Карл, всматриваясь в улицу Рённехольтпарквей.
На ней не заметно было ни малейшего движения, разве что на подвижном лице Кенна удивленно шевельнулись брови. Возможно, когда Карл в следующий раз подойдет к машине, где-нибудь нажмут кнопку радиоуправления. Или будет достаточно одной искры от включенного зажигания.
– Кто-то покопался в моей машине, – сказал Карл, перестав вглядываться в крыши зданий и сотни окружающих окон.
В первую минуту он подумал вызвать полицейских техников, но отбросил эту мысль. Те, кто хотел его припугнуть, не оставляют после себя отпечатков пальцев. Надо было принять случившееся и ехать на поезде.
И кто же он теперь, охотник или жертва? Похоже, что в данном случае то и другое одновременно.
Едва Карл вошел в кабинет и снял пальто, как перед ним выросла Роза с черными как сажа ресницами.
– Механики из транспортного отдела сейчас в Аллерёде, – сообщила она, выгнув брови дугой. – Говорят, с твоей машиной ничего серьезного, немного подтекает бензиновый шланг. Спрашивают, насколько это, по-твоему, представляет интерес?
Скучающе, как в замедленной съемке, она опустила веки, но Карл сделал вид, что не заметил. За свой авторитет надо бороться с самого начала.
– Карл, мне сейчас отчитаться в поручениях или подождать, пока пары бензина выветрятся из твоей головы?
– Выкладывай, – сказал он, закурив и откинувшись в кресле. Авось механики сообразят забрать машину в управление.
– Начнем с несчастного случая в плавательном бассейне Беллахой. Здесь мало что можно добавить. Парню было девятнадцать, и его звали Коре Бруно. – Роза выразительно посмотрела на Карла с улыбкой, от которой ямочки на щеках проступили еще сильней. – Бруно! Как тебе это нравится? – Кажется, она едва удержалась от смеха. – Он был хороший пловец и вообще спортивный парень. Родители жили в Стамбуле, но дедушка с бабушкой – в Эмдрупе, неподалеку от бассейна в Беллахой. Обыкновенно он проводил у них выходные. – Роза полистала свои бумаги. – В отчете его смерть названа несчастным случаем, произошедшим по вине самого Коре Бруно. На десятиметровом трамплине надо быть внимательнее.
Роза сунула шариковую ручку в свою прическу, но вряд ли она там долго удержится.
– С утра шел дождь, так что парнишка, вероятно, поскользнулся на мокрой доске, собираясь, как я думаю, продемонстрировать перед кем-то свою ловкость. Рядом с ним никого не было, и никто не видел, как это в точности случилось, но он упал на кафельный пол, и голова его была развернута на сто восемьдесят градусов.
Карл посмотрел на Розу. На языке у него уже вертелся вопрос, но она продолжила, не дожидаясь его реплики:
– Да, еще: Коре учился в школе-пансионе вместе с Кирстен-Марией Лассен и остальными из той компании, но на год старше. Ни с кем из школы я пока не общалась, но могу это сделать.
Тут Роза умолкла так же внезапно, как останавливается пуля, попавшая в бетонную стену. Карл еще не привык к такой форме общения.
– Понемногу доделаем, что еще остается. Ну а как насчет Кимми?
– Ты действительно считаешь, что она является важным членом этой группы? Почему?
«Похоже, надо сосчитать до десяти!» – подумал Карл и задал следующий вопрос:
– Сколько за это время исчезло девушек? Только одна. К тому же этой девушке, вероятно, хотелось бы изменить свой нынешний статус. Поэтому она меня особенно интересует. Если Кимми жива, она может знать ответы на многие вопросы. Как по-твоему?
– Кто сказал, что она хочет изменить свой нынешний статус? Многих бродяг никакими силами нельзя загнать в дома.
Если она так любит болтать, он этого просто не выдержит!
– Роза, повторяю вопрос: что ты нашла относительно Кимми?
– Знаешь что, Карл! Прежде чем мы перейдем к этому пункту, хочу сказать тебе: надо позаботиться о втором стуле, чтобы нам с Асадом было куда сесть, когда мы приходим к тебе с докладом. Если расписывать все в подробностях, топчась на пороге, этого никакая поясница не выдержит.
«Ну так и топталась бы где-нибудь еще!» – мысленно ответил Карл.
– Ты же, наверное, уже присмотрела подходящий стул в каком-нибудь каталоге, – произнес он, затянувшись поглубже.
Она не ответила, но Карл понял, что завтра тут, по всей видимости, уже будет стоять второй стул.
– В регистрах населения о Кирстен-Марии Лассен не так много. Социальной помощи она, во всяком случае, никогда не получала. Ее исключили из третьего класса гимназии, и затем она продолжала образование в Швейцарии, но об этом у меня нет никаких сведений. В качестве последнего места пребывания указано, что она жила у Бьярне Тёгерсена на Арневанген в Брёнсхой. Я не знаю, когда она оттуда выехала, но мне кажется, прямо перед тем, как Тёгерсен явился в полицию с добровольным признанием. Так что, по-видимому, это произошло в мае-июле девяносто шестого года. А до этого, с девяносто второго по девяносто пятый, она проживала у мачехи, на улице Киркевей в Ордрупе.
– У тебя, конечно, есть полное имя и точный адрес этой дамы?
Не успел он договорить, как Роза протянула желтый листок.
Женщину звали Кассандра Лассен. Такого имени он никогда не встречал.
– А отец Кимми? Он жив?
– Да, его зовут Вилли К. Лассен, он пионер в сфере программного обеспечения и живет в Монте-Карло с новой женой и новенькими детками. Где-то у меня на столе лежит эта справка. Он родился в тридцатом году, так что, можно сказать, это очень крепкий мужик. А может, просто жена кулема. – Тут Роза улыбнулась во все лицо и рассмеялась тем переливчатым смехом, который, как знал Карл, рано или поздно выведет его из душевного равновесия.
– Я нигде не нашла сведений, чтобы Кирстен-Мария Лассен ночевала в каких-нибудь известных ночлежках, которые мы проверяем в первую очередь, – продолжала Роза, отсмеявшись. – Но она ведь могла снять комнату, а хозяева не сообщили об этом в налоговую службу. Моя сестра только этим и спасается, держит одновременно четверых квартирантов. Надо же на что-то кормить троих мальцов и четырех кошек, раз муж оказался подлецом и смылся из дома.
– Думаю, Роза, тебе лучше не распространяться об этом передо мной. Как-никак я все-таки страж закона!
Она замахала на него обеими руками. «Боже упаси! – говорил ее взгляд. – Только не выдавай меня, я все поняла!»
– Но есть справка о госпитализации Кирстен-Марии Лассен: летом девяносто шестого года она попала в больницу «Биспебьерг». У меня нет ее истории болезни – у них там даже ради справки о том, что было вчера, надо перерыть целый архив. Я узнала только дату госпитализации и дату, когда она исчезла.
– Исчезла из больницы? Во время лечения?
– Не знаю наверняка, но там точно есть пометка, что она покинула больницу самовольно.
– Как долго она там пробыла?
– Дней девять-десять. – Роза полистала желтые листочки. – Вот. С двадцать четвертого июля по второе августа.
– Второе августа! Это дата рёрвигских убийств. Прошло ровно девять лет.
Роза растерянно выпятила нижнюю губу: видно было, она страшно злится на себя, что не сообразила.
– В каком отделении она лежала? В психиатрии?
– Нет. В гинекологии.
– Так. – Карл побарабанил пальцами по столу. – Постарайся все же раздобыть историю болезни. Поезжай сама и предложи свою помощь, если понадобится.
Она отрывисто кивнула.
– А как у тебя с газетными архивами? Ты просмотрела сообщения?
– Да, но из них мало что вынесешь. Судебные заседания восемьдесят седьмого года были закрытыми, и в связи с задержанием Бьярне Тёгерсена Кимми ни разу не упоминается.
Он глубоко вздохнул. Только сейчас до него по-настоящему дошло: участники школьной группы ни разу не были публично упомянуты поименно. Они тихо и спокойно продолжали свое восхождение по социальной лестнице, пока не забрались на самую вершину. Формально они ни в чем не замешаны. Понятно, они хотят, чтобы все и дальше так оставалось!
Но почему они просто не обратились к нему, чтобы объясниться, зная, что он занимается этим делом? Какого черта им вздумалось тогда запугивать его таким дилетантским и никуда не годным способом, что могло только возбудить подозрения и вызвать противодействие?