На стуле возле кровати остались кое-какие вещи, но не из числа нижнего белья. По углам валялись туфли и какой-то хлам, но не было грязных носков. Она бросила то, что было ей не нужно, но не оставила никаких интимных деталей. И в этом был главный итог обыска: ничего личного.
Не было даже украшений на стенах, которые могли бы что-то сказать о ее вкусах или взглядах. В маленькой, отделанной мрамором ванной комнате не осталось зубной щетки. Никаких тампонов в шкафчике или ватных палочек в мусорном ведре возле унитаза. Унитаз был абсолютно чист, в раковине не было видно следов зубной пасты.
Покидая жилище, Кимми стерла малейшие отпечатки своей личности; существо женского пола, прежде здесь обитавшее, могло с равным успехом оказаться как южноютландской учительницей пения из Армии спасения, так и отвязной барышней с самым престижным почтовым адресом.
Карл отогнул краешек покрывала на кровати, надеясь уловить сохранившийся там запах. Приподнял бумагу на письменном столе, чтобы проверить, не осталась ли там какая-нибудь записочка. Пошарил на дне пустой корзины для бумаг, заглянул в глубину кухонных ящиков, сунулся даже в угол под наклонной стеной. Ничего!
– Скоро стемнеет, – объявила горничная Шарлотта, намекая, что пора бы ему убираться отсюда и поиграть в свои полицейские игры в каком-нибудь другом месте.
– Здесь есть чердак? – с надеждой спросил Карл. – Какая-нибудь дверца или лесенка, которых я не заметил?
– Нет, только то, что здесь.
Карл посмотрел наверх. Значит, никакого чердака над квартирой.
– Вот только еще разок обойду все напоследок.
Затем он приподнял на полу все ковры в поисках незакрепленной половицы. На кухне заглянул под все рекламные плакаты с пряностями в поисках скрытого в стене тайника. Простучал все предметы обстановки, не пропустив ни одного гардероба, ни одного кухонного шкафчика. И опять ничего!
Покачав головой, он мысленно сам над собой посмеялся: с какой стати тут что-то должно быть?
Закрыв за собой дверь квартиры, он на секунду остановился на лестничной площадке: отчасти чтобы посмотреть, нет ли здесь чего-нибудь интересного, а когда ничего не нашлось, просто для того, чтобы отогнать неприятное ощущение. Что-то ему подсказывало: он чего-то не заметил.
Тут зазвонил мобильник, и это вернуло его к действительности.
– Это Маркус, – послышалось в трубке. – Карл, почему ты не у себя в кабинете? И почему там такой разгром? Весь коридор завален деталями какой-то мебели, а у тебя повсюду лежат желтые записочки. Где ты находишься? Ты забыл, что завтра у тебя гости из Норвегии?
– Черт! – произнес он громче, чем нужно.
Ну да! Он действительно про это забыл.
– О’кей? – прозвучало с другой стороны.
Карл хорошо знал эти «о’кеи» и был сыт ими по горло.
– Я как раз на пути в управление.
Посмотрев на часы, он увидел, что уже начало пятого.
– Можешь не спешить. – По голосу начальника было слышно, что он недоволен. – Гостей приму завтра я, им незачем видеть твой беспорядок.
– И во сколько же они явятся?
– Придут в десять, но ты можешь не беспокоиться. Я беру это на себя, а к тебе обратимся, если у них будут вопросы.
Маркус Якобсен прервал разговор, а Карл еще некоторое время стоял, глядя на мобильник в своей руке. Раньше эти любители трески были ему до лампочки, но теперь все переменилось. Раз начальник отдела по расследованию убийств сам решил их принять, то черта с два Карл ему это позволит!
Выругавшись еще пару раз, он выглянул в окно на потолке, которое украшало импозантную лестницу. Солнце еще стояло высоко и ярко светило в стекла. Рабочий день уже кончался, но у Карла не было желания отправляться домой.
Мысли еще не пришли в порядок, так что плестись через поля по Хестестиен к мясным котлам Мортена казалось рано.
В глаза бросилась четкая тень от оконной рамы, и тут Карл ощутил, как помимо его воли на лбу образовалась глубокая морщина.
В домах этой постройки оконные проемы обыкновенно бывают толщиной в тридцать сантиметров. Но тут он был заметно больше – по меньшей мере сантиметров пятьдесят. Значит, если он правильно понимает, в доме усиливали теплоизоляцию.
Карл запрокинул голову и высмотрел трещину между потолком и наклонной стеной. Он проследил взглядом ход трещины по всему помещению и снова вернулся к исходной точке. Да, наклонная стена немного осела, первоначально стены дома не были так хорошо изолированы, это сразу видно. Добавлено не меньше пятнадцати сантиметров новой изоляции, и затем на нее были положены гипсовые плиты. Все аккуратно заштукатурено и покрашено, но со временем, как водится, образовались трещины.
Тогда он повернулся и снова открыл дверь квартиры. Прошел прямо к внешней стенке и обследовал все наклонные поверхности. Тут тоже на стыке с потолком тянулись трещины, а так ничего примечательного.
Щели и пустоты, разумеется, есть, но, судя по виду, туда ничего не запрячешь. Во всяком случае, изнутри.
Он мысленно повторил про себя последние слова: «Во всяком случае, изнутри!» И тут его внимание привлекла балконная дверь. Он взялся за ручку, открыл дверь и вышел на балкон, где скат черепичной крыши образовывал живописный задник.
– Не забывай, с тех пор прошло много времени, – прошептал он себе под нос и принялся ряд за рядом осматривать черепицу.
Балкон располагался на северной стороне дома, и мох, вобрав в себя все питательные вещества, какие были в дождевой воде, разросся так, что покрыл почти всю крышу, будто театральную декорацию.
Карл перевел взгляд на другую сторону от двери и тотчас же заметил отличие. Ряды черепицы лежали правильно и ровно, и с этой стороны тоже повсюду нарос мох. И только одно место выглядело иначе. Там, где перила балкона крепились к крыше, одна черепица выдавалась из общего ряда и готова была соскользнуть, будто с нее сбили крепежный шип и она держалась так, на честном слове. Карл поднял ее, и она легко подалась.
Он глубоко вдохнул сентябрьский воздух. Всем его существом овладело редко возникающее ощущение, что он держит в руках нечто особенное. Нечто подобное должен был почувствовать Говард Картер, когда, проделав маленькое отверстие в двери погребальной камеры, внезапно очутился в гробнице Тутанхамона. В ямке среди стекловаты лежал обернутый в полиэтиленовый пакет металлический ящичек размером с обувную коробку.
У Карла сильно забилось сердце.
Затем он позвал горничную:
– Посмотрите на эту коробку.
Она неохотно нагнулась и заглянула под черепицу:
– Там коробка. Что это такое?
– Не знаю. Но вы можете засвидетельствовать, что видели ее на этом месте?
– Скажете тоже! – Она бросила на него сердитый взгляд. – Что я, слепая, что ли?
Мобильником он сделал несколько снимков тайника, затем показал Шарлотте:
– Вы подтверждаете, что сейчас я заснял этот тайник?
Она уперла руки в боки: сколько можно приставать с вопросами!
– Сейчас я выну эту коробку и заберу в отделение. – Это был уже не вопрос, а констатация факта, иначе она бы бросилась будить Кассандру Лассен и они подняли бы шум.
Наконец он ее отпустил, и она ушла, качая головой. Чувствовалось, что ее вера в здравый смысл представителя власти навсегда пошатнулась.
Карл подумал было позвать техников, но отказался от этой мысли, представив себе километры пластиковой ленты и толпу людей в белом. У них и без того дел хватает, а ему сейчас некогда ждать, так что обойдемся.
Затем он надел перчатки, осторожно вынул из тайника коробку, вернул черепицу на место, прошел в комнату, поставил коробку на стол и открыл. Все это он проделал на одном дыхании, плавным бессознательным движением, и крышка подалась без всяких усилий.
Сверху лежал плюшевый медвежонок величиной чуть больше спичечного коробка, светло-желтой масти, с вытершимся на мордочке и передних лапках ворсом. В прошлом, наверное, это было величайшее сокровище Кимми и ее лучший друг. А может быть, чей-то еще. Затем Карл вынул газетный листок, который лежал под мишкой. «Берлигские тиденде» от 29 сентября 1995 года, как значилось в уголке. День ее переезда к Бьярне Тёгерсену. Больше ничего интересного в газете не было – только длинный список рабочих вакансий.
Он заглянул в коробку, надеясь обнаружить ждущие своего часа дневники или письма, способные поведать о былых мыслях и поступках, но нашел только пластиковые пакетики, в какие обычно складывают лишние марки или карточки с рецептами. Машинально достав из кармана пару белых хлопчатобумажных перчаток, Карл надел их и вынул из коробки сразу всю пачку.
Зачем так тщательно прятать подобные вещи?
Ответ пришел, когда он рассмотрел два нижних пакетика.
– Черт возьми! – воскликнул Карл.
Там лежали две карточки из игры «Тривиал персьют», каждая в отдельном пакетике.
После пяти минут сосредоточенного размышления Карл достал блокнот и тщательно записал, в каком порядке располагались пакетики.
Затем внимательно изучил каждый в отдельности.
В одном были мужские наручные часы, в другом – сережка, в третьем – что-то похожее на резиновую повязку, в последнем – носовой платок.
Четыре пакетика, кроме тех двух, в которых находились карточки.
Карл закусил губу.
Всего пакетиков было шесть.
22
Лестницу в «Каракасе» Дитлев одолел в четыре прыжка.
– Где он? – крикнул Дитлев секретарше и бегом бросился в том направлении, куда указывал ее палец.
Франк Хельмонд лежал в палате один, уже подготовленный к операции. На вошедшего Дитлева пациент взглянул без всякой почтительности.
«Странно, – подумал Дитлев, скользнув взглядом по накрытому простыней телу и забинтованному лицу. – Неужели этот идиот так ничему и не научился? Не думает, кто его побил и кто затем снова заштопал?»
По большому счету они обо всем договорились. Лечение множественных глубоких шрамов будет сопровождаться легкой подтяжкой лица и отдельных участков кожи шейного и грудного отдела. Дитлев мог предложить липосакцию, хирургию и толковые руки. А учитывая, что Дитлев в придачу отдает Хельмонду жену и целое состояние, казалось бы, он имел полное право требовать если не благодарности, то, по крайней мере, выполнения определенных договоренностей и вежливого обхождения.